Возвращенный оккультизм, или Повесть о тонкой семерке - Подводный Авессалом. Страница 24

Чем выше уровень обучения, тем менее допустимо вмешательство черного и вообще низшей энергии любого рода, направленной от человека в обучающий эгрегор: высокий эгрегор учит тогда, тому и так, как считает необходимым, и единственное, что в этой ситуации требуется от человека, это внимание и низкий внутренний ритм: любые сильные эмоции и энергичные мыслительные процессы являются здесь отчетливыми препятствиями — человек должен научиться переживать и думать до или после сеанса высокого обучения, но не во время этого сеанса. Поэтому чем выше энергетика человека, тем сильнее его черный по сравнению с черными окружающих, тем труднее ему получать действенные уроки.

С другой стороны, чем выше уровень человека, тем чаще в его жизни возникают высокие учебные ситуации, тем они для него существеннее — и тоньше; внутренний голос связи с высшим кармическим эгрегором звучит почти постоянно, во внешнем мире то и дело встречаются звучащие символы, мир кажется единым и связанным в такой степени, что трудно вздохнуть так, чтобы не потревожить на яйцах антарктического пингвина — и тем не менее индивидуальная драхма (локальная этика) такова, что сидеть на месте нельзя, нужно держать равновесие, стоя на спине скакуна, несущегося по горным тропам.

Змей всегда чрезвычайно интересуется процессом обучения. Можно смело утверждать, что он считает его своей епархией, а себя — отцом игуменом.

Первый прием, который змей совершенно обожает, это самовыражение на энергии обучающего потока; при этом точка сборки сдвигается так, что от поступающей информации берется лишь ее развлекательная часть (остальное игнорируется), после чего разыгрывается этюд "я (т. е. змей) в обучении", наподобие классической темы мемуаров стареющих любимцев публики: "Моя жизнь в искусстве". Позицию змея в таком случае можно описать примерно так: "Чего учиться, и так все ясно; а лучше попробую-ка я изобразить то, о чем так занудно талдычит этот пустой мешок, в лицах!" И змей тут же изображает: дерюжный мешок с рукавами — учителя истории, затем Александра Македонского, его коня Буцефала (женского полу), любимую гетеру Таис… словом, ничего не останется без внимания, а в конце возникнет некоторое недоумение по поводу самого предмета изучения: зачем, собственно говоря, нужен?

Вообще идея самовыражения человека, особенно художника, на постороннем материале (историческом или другом), безусловно, принадлежит змею, но человечество к этой сатанинской идее относится более чем терпимо, хотя напрасно: искажение любой реальности путем наложения на нее своего низшего "я" всегда омрачает тонкий мир, особенно будучи растиражированно во многих экземплярах. Исторические, как и производственные, а также "этнографические" романы (из жизни заключенных) ставят, и очень остро, перед писателем следующую дилемму: или подключаться к соответствующему эгрегору, тщательно его изучать и становиться проводником его воли, или, наоборот, тщательно от него заблокироваться и искусственно создать свой фальшивый двойник этого эгрегора, наполнив его своими фантазиями об истинном или "должном" положении вещей; понятно, кто является главным исполнителем при выборе автором второго пути, и чей хвост неожиданно, но явственно проступает в самых патетических местах произведения.

Другой любимый прием змея при обучении это передергивание, намеренное изменение акцентов так, что смысл потока обучения полностью искажается; при этом точка сборки смещается вроде бы не сильно, но вполне достаточно для того, чтобы прервать связь с обучающим эгрегором (он заменяется совсем другим, из ведомства Урпарпа). Здесь распространено (в зависимости от характера учебного материала) как ментальное, так и эмоциональное передергивание: человек еще плохо ощущает материал, и демагогия часто достигает цели. Например, ставятся под сомнение или представляются полной нелепостью очевидные вещи; но при этом змей никогда не договаривает до конца, вплотную подводя человека ко вполне определенным выводам, но предоставляя последний шаг ему самому.

При обучении высшим материям змей часто принимает саркастическое выражение морды и тела, говоря что-нибудь в таком роде: "Все эти хохмы уже давно и хорошо известны, а впрочем, попробуем, может быть, это и есть та самая высокая духовность, которой удастся меня пронять, и я, пристыженный и уничтоженный, испущу последний шип и издохну в страшных мучениях", после чего все это изображается в натуре. С другой стороны, обучение у высокого эгрегора требует от человека сдвига точки сборки в области возвышенного восприятия мира, когда все знаки, в том числе и обыденно-сниженные (например, перемещение таракана по кухне) воспринимаются как кармические или духовные указания, причем интерпретация знака может быть очень далека от его прямого смысла, и змей, сколько у него достанет сил, постарается продемонстрировать человеку всю нелепость подобного толкования, как в принципе, так и в данном случае; и здесь привычка самозащитной самопрофанации, характерная для многих людей, может оказаться серьезным тормозом высокого обучения, фактически непреодолимым для него препятствием.

С точки зрения серого, нет занятия более унылого, тягостного и в принципе безнадежного, нежели любое обучение. Во-первых, все и так давно и хорошо известно (позиция "сколько ни думай, лучше хлеба не выдумаешь"), а во-вторых, безнадежен в смысле любого обучения и сам человек: туп, уныл, бездарен и, очевидно, никогда не научится ничему, кроме того, что и так умеет, в частности, ничему хорошему.

Сверхзадача серого — подключиться к обучающему потоку и поглотить его целиком, и, окружив человека плотными серыми клубами, объявить в заключение: "Ну вот, я же говорил, какая скука это обучение и как ты к нему не способен".

(В последней фразе звучит еле уловимое торжество — серый-таки хорошо поужинал обучающим потоком и заметно увеличился в размерах). Если человек делает очевидные успехи в обучении, серый ему обязательно скажет: "Ну и что? Эти случайные квазиуспехи, во-первых, иллюзорны, а во-вторых, больше у тебя уже точно ничего не получится".

Особенно активным бывает серый в начале процесса обучения, а энергетическая связь с обучающим эгрегором слаба. Тогда серый в изобилии сеет сомнения: "А своим ли делом ты занимаешься? А кто сказал, что тебе нужно именно это? А уверен ли ты, что искомое тобой знание вообще существует…?" Здесь нужно ясно различать два вида сомнений: сомнения человека знающего, т. е. подключенного к эгрегору и в пределах своей компетенции, и сомнения человека невежественного. Первый имеет право на сомнения: они наделены вполне определенным смыслом и основаны на хорошем знакомстве с предметом; критерием может служить способность человека в случае необходимости за короткое время разрешить свои сомнения и высказать конкретное мнение. Совсем другой смысл имеют сомнения человека невежественного, т. е. не подключенного к эгрегору, когда первый высказывается о делах или обстоятельствах последнего, не имея к ним никакого отношения. Прежде всего, по законам тонкого мира это неэтично, т. к. является прямым несанкционированным вмешательством во внутренние дела эгрегора; именно, человек подключается как вампир к одному из его энергетических каналов и пытается, кроме того, поставить на нем заглушку, в результате чего в эгрегоре вокруг этого места начинает идти серый дым.

Аналогичное положение имеется и во внутреннем мире человека: как правило, интенсивное сомнение в себе и своих возможностях неэтично и вызывает сильное отравление в подсознании — недаром говорят о яде сомнения. Наиболее последовательная точка зрения заключается в том, что Бог создал человека таким, каким он является миру и себе и поставил в те условия (внешние и внутренние), в которых человек находится, а потому и сил, и способностей, и талантов, в том числе к самому трудному занятию — обучению, у него достаточно для того, чтобы выполнить задачи, поставленные перед ним Богом — на "троечку", т. е. удовлетворительно с Божественной точки зрения, ну, а если хочется получить более высокую отметку, нужно немножко постараться. Всякий другой взгляд (в том числе и позиция серого, который считает, что и человек и мир никуда не годятся) отдает атеизмом или прямым богоборчеством, и нужно отдавать себе в этом отчет (кстати говоря, библейский эпизод богоборчества Иакова наводит на мысль о сильной инвольтации его серого Серый Королем, из единоборства с которым праотец вышел победителем).