Тайна Замка грифов - Фарр Каролина. Страница 2

Но в любом случае в то время у гестаповских офицеров на авеню Фош были и другие поводы для беспокойства, кроме дяди Мориса: войска союзников уже быстро продвигались в сторону Парижа. Дядю Мориса вместе с остальными маки спешным порядком перевезли в тюрьму, находившуюся где-то в окрестностях Берлина. Его ждала смертная казнь – немцы систематически избавлялись от заключенных, которых пытали в гестапо, чтобы они позднее не дали никакой информации о своих палачах.

Мой дедушка думал, что Морис погиб, и был очень удивлен, когда в 1946 году от него пришло первое письмо, написанное неразборчивыми каракулями. Тогда мы жили вдвоем в Новом Орлеане, я была еще ребенком, и дед очень обрадовался, что во Франции есть еще один представитель рода Жераров. Когда я стала старше, он часто вспоминал в разговорах со мной то первое письмо дяди Мориса.

Но я еще больше полюбила дядю Мориса за его письмо ко мне, так как в нем он совсем не показался мне таким озлобленным на весь мир человеком, каким я его представляла себе. Он казался добрым, великодушным и очень, очень одиноким. Любая девушка на моем месте была бы только рада, что у нее есть такой богатый дядюшка. И к тому же мне понравилось упоминание о том, что я являюсь его единственной родственницей.

Я вполне серьезно начала размышлять о Замке грифов. Что за название! Но его вполне можно заменить. Интересно, каково чувствовать себя хозяйкой замка в Оверни? Конечно, мне не верилось, что дядя действительно владел им, но... Мне нравилось думать об этом.

Je suis comme ca! [2] Мне это нравится! Потому что я – внучка своего деда. Он научил меня, помимо всего прочего, ценить франк. Он довольно часто говорил мне, что во Франции каждый человек имеет право быть самим собой. Это хорошо. Это могло сделать Францию землей обетованной, легендарной и мифической страной, где каждый делает то, что ему по душе. А я – наполовину француженка...

Зазвонил телефон, и я от неожиданности подпрыгнула, затем лениво поднялась с уютного кресла, села на подлокотник и взяла трубку:

– Oui? [3]

– Это Ашар, мадемуазель Жерар. Вас спрашивает какой-то мужчина, говорит, что он шофер месье Жерара. Вы ждали этого человека? Я хочу сказать, что всегда благоразумно проверить, если...

– Все в порядке, месье Ашар. За мной должны были прислать машину. Шофер отвезет меня в замок моего дяди в Оверни.

– А! Не пожелает ли мадемуазель, чтобы я прислал шофера наверх?

– Если это вас не затруднит, месье. И еще кого-нибудь ему в помощь, пожалуйста. Я целый день ходила по магазинам, и у меня масса свертков.

– Непременно, мадемуазель!

Я положила трубку и поспешно проверила свой макияж. Мое отражение смотрело на меня из зеркала с тревогой. Волосы гладкие, черные, с синеватым отливом, высокие скулы, глаза карие, большие и ясные – дар моих французских предков. Стройная фигура, высокая грудь и тонкая талия, а плечи чудесно смотрятся в платьях с низким, открытым вырезом. Ноги длинные. Не красавица, знаю, но совсем даже недурна, правда.

Je suis comme са!

Я позволила звонку протрещать дважды, прежде чем откликнулась. Вошедший мужчина заслонил весь дверной проем, и мне потребовалось время, чтобы прийти в себя, особенно после того, как я взглянула в его глаза. Они были янтарные и холодные, похожие на глаза мертвой пумы, которую я когда-то давно видела в болотах под Новым Орлеаном. Лишенный выразительности взгляд на мгновение изучающе остановился на мне, а потом быстро скользнул прочь. Безжалостные глаза на зверском, обезображенном лице с перебитым носом. Этот нос странно гармонировал с мясистыми, выпяченными и неожиданно по-женски очерченными красными губами и искривленными, как у борцов, ушами.

– Вы – шофер дяди Мориса? – нервно спросила я.

Он кивнул:

– Месье Жерар приказал мне поприветствовать вас во Франции, мадемуазель. Я доставлю вас в Шатеньере и в замок так быстро, как только смогу, не забывая, естественно, о вашей безопасности. Ваш дядя страстно желает поскорее увидеть вас.

Голос у него был гнусавый и очень тонкий, совершенно не гармонировавший с грубым лицом, широкими плечами и огромными ручищами, в которых он неловко крутил шоферскую фуражку, как будто не привык ломать шапку перед кем бы то ни было. Он имел тело атлета и, очевидно, был очень силен.

Я что-то пробормотала о том, что мой дядя очень любезен, ощущая на себе изумленный взгляд посыльного, пришедшего за моими вещами.

– Ваш дядя – один из героев Сопротивления, мадемуазель, – ответил шофер, как будто война, которая закончилась до того, как я родилась, все еще продолжалась. – Месье Жерар – великий человек. Великий. Служить ему одно удовольствие, мадемуазель. Он приказал мне хорошенько охранять вас по дороге в замок. Я Альбер Бернар, ваш слуга.

Я кивнула:

– Спасибо, Альбер, Вот мои вещи.

Он что-то прорычал посыльному, надел фуражку, подхватил четыре моих чемодана, по два в каждую руку, и остановился в почтительном ожидании.

Посыльный собрал свертки, и я в последний раз оглядела номер, который был моим домом целую восхитительную неделю в Париже. В сравнении с замком, решила я, это место, должно быть, покажется ничтожным, и можно покинуть его без особого сожаления. Я еще загляну сюда на обратном пути в Новый Орлеан. Я подхватила блок американских сигарет, который чуть не забыла, и пошла впереди моего колосса и его помощника к выходу.

Прощание было довольно официальным. Месье Ашар, посыльный и швейцар, суетившиеся, как будто я была графиней, проводили меня до дверей. Я смущенно подумала: какова будет их реакция, если машина дяди Мориса окажется древней развалюхой или одним из тех крошечных европейских "жучков", которые стадами паркуются вдоль авеню Этуаль?

Я с тревогой выглянула на улицу. Альбер укладывал мои чемоданы в багажник сверкающего лимузина, который не опозорил бы и самого де Голля. Это был черный "Мерседес-Бенц". Такая машина стоила бы моему бедному дедушке всех его сбережений. Видимо, решила я, дед заключил невыгодную для себя сделку, позволив Жан-Полю забрать ферму.

Альбер открыл передо мной заднюю дверцу автомобиля, и я с комфортом устроилась на мягком сиденье. Швейцар, посыльный и месье Ашар поклонились, и я Помахала им рукой.

– Там есть подушка и плед, – прогнусавил Альбер. – Позднее, если мадемуазель устанет, она может вполне комфортно поспать. Дорога длинная, но я постараюсь сделать ее плавной.

– Уверена, что вам это удастся, Альбер, – ответила я. – Спасибо.

Пока я устраивалась в салоне, мотор тихо, но мощно заурчал. Определенно этот лимузин вполне мог быть изготовлен специально для де Голля.

– В салопе есть радио, если мадемуазель любит музыку, – проинформировал меня Альбер. Его странные глаза искоса смотрели на меня в зеркало заднего обзора. – Если нажать на ту зеленую кнопку, откроется небольшой бар, его дверцу можно использовать как столик. На полке внутри вы найдете вино из поместья и бренди. В термосе – горячий кофе, а в пластиковом контейнере – еда, которую месье Жерар выбрал для мадемуазель.

– Мой дядя меня балует, – пробормотала я.

– Это доставило ему удовольствие, мадемуазель, как и мне, на самом деле. А теперь, извините меня – я должен сосредоточить внимание на дороге.

С ностальгией я смотрела на мелькавшие за окном бульвары Парижа. Изредка прохожие поворачивали головы, изумленно глядя нам вслед и пытаясь рассмотреть, что за важная персона едет на заднем сиденье шикарного автомобиля. Вскоре Париж остался позади, превратившись в сверкающий неоном сказочный замок на фоне темнеющего неба. Мы уже ехали по южным предместьям.

– Теперь мы на автостраде, мадемуазель. Она приведет нас через Этамп к окраинам Фонтенбло. Ужасно жаль, что сейчас стемнело, – как раз впереди находится Л'Э-Ле-Роз, прекраснейший розовый сад в мире. Тем более, что сейчас май – время цветения.

вернуться

2

Я такая! (фр.)

вернуться

3

Да? (фр.)