Радуга лабиринты разума (СИ) - груа карла "карла груа". Страница 10

 Мое внимание снова привлек к себе замок. В этом сыром и холодном мареве, его очертания как то изменились, вызвав в моей душе легкую опаску. Рассудок мне шептал, сверни с дороги пока не поздно, но, если слева от дороги шел дождь, то справа от нее, была пустота. Свернуть было некуда. Зияющая пустота, была наполнена притаившимся в ней безумием, и липкая тьма заполняла ее так плотно, что сквозь нее не смог бы пробиться даже луч света.

 Наконец мне удалось добраться до замка, который так привлекал мое внимание. Мне доводилось видеть старинные замки, но этот, превосходил все, когда либо мною виденное. Черный глянец его стен, застывший вне времени, мрачным исполином возвышался передо мной, растворяясь в высоте окружающей меня реальности. Я взглянул вверх на высокие металлические двери, и это меня потрясло. Огромная высота дверей поражала воображение. Каким же нужно быть существом, чтобы входить в них? Я прошелся взглядом вверх и вниз по странному узору на плоскости дверей, ища ручку или что то подобное. Черный глянец сверкал бесчисленным количеством матовых вкраплений, поглощая окружающую меня мглу. Ручки не было, я попытался постучать в дверь. Тщетно. От моего стука по дверям, совсем не было звука. В поисках разумного объяснения, я начал лихорадочно мыслить и в этот самый момент, двери сами стали открываться. Полоса яркого света из приоткрытых дверей заставила меня на какое-то время зажмуриться. Я весь напрягся, и почувствовал как сокращаются мышцы моего живота, вздрагивая с каждым вдохом. Я открыл глаза, яркий свет больше не причинял мне беспокойства и внезапно, прямо перед собой, я увидел человека. Я не мог отвести глаз от этого лица. Он стоял в проеме открывшихся дверей в белоснежной одежде и улыбался, его жизнерадостные глаза излучали какую то неземную чистоту. Мне показалось, что каждая деталь связанная с ним, была всесторонне законченной. Это лицо. Наблюдение за ним, настолько меня увлекло, что я не сразу узнал в нем свое собственное. По моему позвоночнику вверх пробежал холодок, я молча стоял, а потом неожиданно услышал голос. Я слышал голос у самого уха, чувствуя его спокойное дыхание в промежутках между словами. Он говорил что-то совершенно потрясающее, что-то такое, о чем не знает никто. Мнимая реальность ушла на второй план, оставляя только этот бархатный голос. Он разлился по всему моему телу, теплотой и осознанием. Я открыл глаза.

 Первые лучи восходящего солнца, уже осветили комнату. Я смотрел перед собой, наблюдая, как в них, наслаждаясь свободой, вальсируют пылинки, нарушая законы гравитации. Было тихо, и стук часов по прежнему нарушал тишину. Мокрый, я лежал на сырой простыне, каждая клеточка моего тела словно ожила и была готова к действию. Но, встать с постели, оказалось труднее обычного, будто на мне сказалась усталость минувшей ночи. Поднявшись, я направился к письменному столу, где лежал красный, бархатный альбом. Там, для меня стало очевидным, прозвучавшие в моем сновидении слова, следует записать, ведь только в этом случае я их не забуду. Уже позже, мне стало понятно, что именно голос из моего сна, посеял во мне зерно, которое в будущем проросло в Радужный текст.

 Окно моей комнаты выходит на одну из центральных улиц города. Прохожих еще не было, и машины не стояли в пробке перед светофором, как это случается в обычный рабочий день. Улица была безлюдна и мертва, как и всегда по воскресеньям. Один за другим, начали гаснуть фонари, передавая свою смену солнечному свету. На противоположной стороне дороги, в окне бакалейной лавки, между стеклом и решеткой умудрилась застрять кошка, и теперь истошно орала, нарушая утреннюю тишину.

 Я отвернулся от окна, снова оказавшись в своем уютном мире. На улицу теперь я выхожу редко, и живу только в этой комнате. Ведь там, за окном, в последнее время, я чувствую себя неуютно. Люди вокруг меня, пытаются поймать очередного призрака удачи, протягивая руки в плотном житейском тумане, жертвуя во имя своих амбиций, последним чем обладают. Мир чистого разума сменился империей железобетонного материализма, империей, где миллиарды созданий суетятся в отчаянных попытках приблизить свой неизвестный конец. Наука стала зависима и иллюзорна, религия материальна, философия прозаична. Господа умники наделили себя правом судить время и провозгласили бога — суеверием, духа — вымыслом, а личную индивидуальность — набором хромосом. Эти люди, никогда не смогут отделить причину от следствия и единственная надежда такого мира — это окно, за которым уют и свобода.

 У меня было достаточно свободного времени, чтобы задуматься над тем, что для меня значит такое окно. Геометрия моего личного пространства, где я был главным архитектором, заканчивалась этим самым окном, за которым начиналась геометрия хаоса. Я никогда не смогу понять человека, который решил распрощаться со своей жизнью выпрыгнув из окна. Он не понимает, что переступая границу между своим личным пространством и миром внешним, он навсегда окажется в геометрии хаоса, где у него уже никогда не будет возможности воссоздать свое личное пространство. Такой прыгун, уже никогда не сможет освободиться от вечного падения в бездну, он обречен на небытие.

 День тянулся медленно. Солнце уже склонилось за красноватый горизонт и вечерняя прохлада опустилась на оживленные улицы моего родного города. Музыка из открытых окон, проезжавших мимо машин, стала доноситься все чаще и чаще. Я закрыл окно и задвинув жалюзи, решил сходить на кухню выпить кофе. Проходя мимо стола, мне в глаза бросился, красный бархатный альбом рядом с которым лежала открытая тетрадь с записанным мною ночным происшествием. Наверно кофе  попью позже, подумал я, присаживаясь за стол.

Часть 3. Разумные сомнения.

 Глоток ледяной водки, и мои непослушные пальцы поднесли ко рту сигарету. Глаза слезились и чесались, словно в них насыпали песка. На экране монитора, перед глазами мельтешили уже с трудом различимые буквы.

 Я смотрел на раскрытый дневник Филиппа, и всеми силами пытался понять, с чего он мог начать перевод доисторической Торы. Как он мыслил?

 Незначительная информация из его дневника, не позволяла перевоплотиться в этого человека. Нужно было подумать: Немецкий офицер, который привык работать на свой страх и риск. Военный, делающий карьеру на изучении необъяснимого. Человек, обладающий блестящим предвиденьем и крепким лбом, чтобы пробиться через закрытые веками, двери тайных доктрин.

 Теперь, я возможно догадался в чем дело. Я снова стал перечитывать дневник, когда жена принесла бутерброды. Уверенная, что ей не удастся меня отговорить от этой затеи, она делала вид, что принимает и одобряет мое занятие. Выпив еще водки, я принялся за бутерброды.

 Потом открыл страницу с текстом Библии на церковнославянском языке. Елизаветинское издание 1900 года. И стал переводить, через слово заглядывая в толковый словарь Даля.

 Любопытство, причастность и скептицизм, поочередно управляли моим настроением. Помимо всего прочего, оставляя в стороне вопрос о Филиппе, я утвердился во мнении, что сам смогу найти ключ к потерянной книге Моисеевских мистерий.

По части написанного в дневнике Филиппа, у меня особых надежд не было, зато сказанное во сне, действовало на меня как многолетний опыт.

 Погруженный в эти мысли, я не заметил как уснул. Было часа два ночи, когда я открыл глаза и увидел, что все спят. Поясница затекла и жутко болела. После операции по удалению грыжи, не было и дня, когда, она мне о себе не напоминала. Экран погас. Все буквы исчезли и вместе с ними пропал и свет. Я пошевелил мышкой и разбудил, уснувший компьютер.

К моему удивлению, вскоре появилась Ольга.

- Заканчивай, - сказала она, и поставила передо мной чашку, наполовину наполненную ароматным кофе. - Пойдем ложиться, хоть эту ночь поспи немного.

Я улыбнулся. Ее забота обо мне, доставляла мне неподдельное удовольствие.

 За день до этого мы собрались в гостях у Ростислава на квартире, которую он снимал у старого еврея Драгомана и которого мы между собой называли Изя. Изя занимался антиквариатом еще тогда, когда Россия была Союзом Независимых Государств. Однажды Изя, в миру Александр Иосифович Драгоман, не стесняясь дамы, которая была в гостях у Ростислава зашел к ним в спальню и просидел там до тех пор, пока Ростик не расплатился с ним за месяц вперед.