Звезды Шамана. Философия Шамана - Серкин Владимир Павлович. Страница 12

– А более высокочастотный?

– Сам знаешь.

– Книги, фильмы, творчество, духовная деятельность?

Шаман не ответил.

– Бубен – танцы?

– (Шаман отшутился с серьезным видом). Ага, рок-кислота. А если всерьез, бубен – очень универсальный инструмент. Только нужно уметь.

– Получается, что преподаватель за учебный год устает душой, а в Турции-Эмиритах отдыхает телом?

– Ну, не только. Там и новые впечатления. Пере- загрузка.

– Поэтому я и заскучал через десять дней?

– Задающий вопрос…

Попалось больше лисичек, чем других грибов. «Прислушиваюсь» к специфическому вкусу. Говорят, что лисички растворяют яйца паразитов и вообще всех. Действительно, червивых лисичек не встречал, даже не проверяю. Но вкус… Без других грибов уха бы мне не понравилась. Да и откуда в этой кристальной прохладной чистоте паразиты? Не город все-таки. Ладно, все равно чуть новый опыт телесных «низких» частот.

– А еще более высокочастотные?

– Организованные духовные практики [60].

– То есть, сидя здесь в медитации, я мог лучше отдохнуть, чем купаясь в Греции?

– Телом вряд ли. У тебя нет пока столько мастерства медитации. А психологически – конечно.

Этот сон рассказал мне ученик или союзник (?) Шамана, очень спокойный, собранный, сильный, немножко похожий на живущего в плазменном теле охотника.

То чувствую, то вижу себя как бы со стороны идущим сквозь лес в звездную ночь с копьем на плече. Наконечник копья холодно блестит. Ветерок и звездный свет овевают кожу, ветки скользят по плечам и бедрам, волосы чуть развеваются.

Волки и медведи заранее уступают дорогу. Они не будут связываться со мной, когда я в этом походе, разве что кто-то сойдет с ума.

Могут встретиться враги. Ни стрелы, ни кучка вооруженных воинов сейчас не смогут навредить мне. Я прохожу по их территории, как и по своей. Возможно, кто-то видит меня, но понимает, что сейчас лучше шума не поднимать.

Постепенно мир вокруг начинает мерцать, делаться призрачным и сливаться в мелькающие полосы. Это не затрудняет и не замедляет ходьбы, наоборот, я двигаюсь все быстрее и быстрее и скоро перехожу в другой лес. Он гораздо выше, и гуще, и звери здесь другие. Огромные ночные кошки с круглыми, горящими желтым глазами, зубастые птицы и ящерицы, дикие всклокоченные люди… Но и здесь никто не трогает меня, только провожают взглядами, задумываются и стараются побыстрее забыть. Я продолжаю движение и потом опять иду по своему лесу.

Не важно, куда и зачем я иду. Никуда и низачем. Из уважения к соплеменникам, имеющим мужество жить, я не опровергаю их догадки о поисках новых мест охоты, мести врагам или чего-то еще. Я просто иду сквозь миры, потому что в это время именно так я живу.

Именно в этих ночных походах я захожу в свой мир, в котором бываю самим собой. Все растраченная за год энергия души и тела собирается вновь за несколько ночей. Не ем и почти не пью, но к концу звездных ночей кожа и волосы начинают лосниться, мышцы проступают и играют на теле, голова поднимается, а взгляд становится таким, что друзья смотрят в глаза с восхищением. Они с радостью думают о моих встречах с врагами или о том, что враги видят меня, проходящим мимо.

Я проходил так по этому побережью, этим горам и лесам всегда и буду проходить всегда. Дух ведет меня. Всего несколько летних ночей – и я опять готов бесконечно преодолевать бесконечные препятствия этого мира.

Я помнил это, когда был маленьким, и помню сейчас, когда не помню сколько мне лет. Зимой я иногда думаю, что это повторяющийся сон, но летом отправляюсь в ночные походы. И тогда все остальное – сон между походами. В этом сне люди думают, что я живу вместе с ними, а я же только вижу их во сне. Нужно проснуться и отправиться в свой поход.

Конечно, жизнь на побережье требует физической работы. Дрова, вода, камни и прочее. Но летом в обустроенном месте работы не особенно много. А если еще принес из города крупы-сахара-растительного масла, то вообще для пропитания нужно лишь часа полтора в день рыбу половить-обработать или пособирать что-то. Короче, полсветового дня полностью твои. Броди по отливу, лежи-спи на больших гладких, нагретых дневным солнцем камнях, танцуй в ритме дерева, растворяйся в пространстве… Три-пять таких дней – и ты бодр, как древний чукча-охотник. А в «all inclusive» [61] за такое же время, наоборот, можешь начать превращаться в медузу.

– Как, по-твоему, лучше всего гармонично отдохнуть и душой, и телом?

– Позанимайся новым делом.

– Ну, это скучно и трудно.

– Не торопясь, в приятном, даже чуть замедленном темпе. И дело выбери по душе.

– А старым по душе нельзя позаниматься?

– Можно. Только увеличивай мастерство.

– Это обязательно?

– Старое дело или уровень помогут что-то восстановить. А для изменения сознания обязательно новое [62].

Несколько раз, слушая выступления докладчиков на международных научных конференциях, ловил се- бя на том, что, закрыв глаза, вижу странный образ: вместо выступающего на трибуне стоит не уверенный (ая) в себе шаман (ка). Бормочет-мямлит по бумажке какие-то заклинания, не зная их точно, не зная – подействует ли. А вдруг повезет, все получится правильно и по- действует.

Таких много, но не все. Стал присматриваться к другим, более уверенным. Они, как правило, в годах и (вот это да!) уверенность черпают не в этом мире, а в трансцендентном. Как бы знают что-то еще. Хотя доклады выглядят вполне материалистически и позитивистски. Понятно, что мы обычно видим лишь малую дугу круговорота событий, но видит ли кто-то больше?

Шаман – самый уверенный из моих знакомых. И точно больше меня знает о трансцендентном.

– Почему, как думаешь, многие, даже признанные ученые приходят с возрастом к религиозности?

– Немного другая религиозность.

– Какая другая?

– Ученый приучил себя искать причины всех явлений.

– Конечно, принцип детерминизма [63].

– Не только. Когда ученый перестает просто доверять авторитетам из учебников, перед ним открывается поле недоказанного.

– И он не находит настоящих причин в этом мире?

– Естественно, потому что многие причины не здесь.

– Он идет в поисках причин в трансцендентное?

– Далеко не все. Многим страшно туда. Но я иду, ты идешь, он идет. (Шаман как-то грустно усмехнулся.)

– Мы идем, вы идете, они идут.

– Вот-вот. И когда ты начинаешь немного разбираться в этом и перестаешь пугаться…

– Получаешь новую точку опоры?

– Как бы. Просто понимаешь, что социальное – не все на свете [64].

– Дополнительная точка опоры?

– Не только. И дополнительное усложнение.

– Неужели они находят свое настоящее имя в трансцендентном?

– Настоящее – это вряд ли. Но второе ближе к настоящему, некоторые находят.

Спал или не спал?

«И на старуху бывает проруха». Сижу с карабином, запахом пороха после выстрела в землянке и смотрю (вернее, смотрим молча друг на друга) с каким-то явно не отсюда существом. Страшновато, но себя контролирую. Вообще, кажется, с годами человек все больше становится фаталистом. От судьбы не уйдешь и т. д.

Существо смотрит не очень враждебно, наверное. Но что-то такое заинтересованно – испытующее в глазах. Выстрел, похоже, ему не повредил, и теперь его ход. Не нравится мне это.

К счастью, послышались шаги бегущего на выстрел Шамана. Давненько я не видел Шамана бегущим. И выглядит он в открытую дверь несущимся, размахивая пучком редиски как-то слишком дачно-бытово.