Дом там, где сердце - Фаррел Шеннон. Страница 2
Довольно высокая для женщины, хоть и крошечная по сравнению с ним, Мюйрин Грехем Колдвелл спустилась на причал, как королева, с высоко поднятой головой, ясными глазами, устремленными прямо на него. Казалось, этот взгляд проникает в самую душу. Она приветствовала его рукопожатием, и, потрясенный, он ощутил дрожь в руке, которую ему удалось унять, когда он с трудом обрел над собой контроль, проклиная себя за это странное ощущение.
И вот теперь перед ним лежит прекрасная вдова, прямая наследница поместья Колдвеллов, не подозревающая, вероятно, о плачевном финансовом состоянии, в котором оказался перед смертью ее муж.
Однако Мюйрин наверняка вышла за него по любви! В конце концов, как могла она не знать о всех его неудачах? Возможно, она была такой же недалекой, самовлюбленной и азартной, как и Августин. Если так, да поможет им всем Господь, подумал Локлейн, тряхнув головой, и посмотрел на чудесное лицо с некоторой долей досады.
Если Мюйрин глупа настолько, чтобы любить Августина, она заслуживала всего, что с ней произошло. Его кольнуло чувство вины, когда он поймал себя на этой злорадной мысли. По натуре он не был злым человеком, но горький опыт – хороший учитель.
Он нетерпеливо вскочил с кресла и принялся вышагивать взад-вперед перед окном, пока наконец не остановился посмотреть, как солнце садится за крыши Дублина.
Черт возьми, как могла такая милая, великодушная девушка, как Мюйрин, выйти за такого бездельника и пьяницу, как Августин Колдвелл?
И что она сделает теперь с его родной Барнакиллой?
Глава 2
Мюйрин проснулась спустя несколько часов и осторожно потерла ноющую скулу. Завернувшись в одеяло, чтобы унять дрожь, она посмотрела в окно и увидела волшебные снежные хлопья, кружащие в тусклом свете лампы, которая горела на улице.
Медленно окинув взглядом незнакомую комнату, стараясь не шевелить ноющей головой, она увидела Локлейна, который сидел в низком кресле у ее кровати, а рядом с ним на ночном столике – небольшой открытый дипломат с документами. Взгляд его необычных серо-стальных глаз был сосредоточенным – он сводил столбцы чисел, и скрип его пера отдавался эхом в комнате с высоким потолком.
Эта комната была меньше ее прежних покоев, но казалась ей гораздо уютнее – здесь была великолепная кровать с пологом на четырех резных ножках и парчовые, голубые с малиновым, шторы в цветах. Здесь же, по обе стороны кровати, стояли маленькие столики, а у камина – низенький столик с двумя стульями. В углу у большого окна находилась отгороженная ширмой уборная.
Наиболее интересным и приятным элементом комнаты был великолепный камин с прекрасной дубовой отделкой. В камине мерцал огонь, и впервые с тех пор, как Мюйрин покинула родной дом в шотландском городке Финтри, она почувствовала тепло и защищенность. Все закончилось, с облегчением подумала она, и тут же, опомнившись, прогнала эту мысль.
Пытаясь отвлечься от кошмарных воспоминаний, она обернулась к гостю.
Мюйрин незаметно рассматривала его и в который раз восхитилась его поразительной мужской красотой. Как ни старалась, она не смогла найти в загадочном Локлейне Роше ни одного изъяна, кроме самоуверенности. Его иссиня-черные волосы с золотисто-каштановым отливом, густые и волнистые, почти касались воротника. Он был не по моде чисто выбрит. Бакенбарды скрадывали его высокие скулы и крепкую челюсть, придававшие лицу несколько угрюмое выражение. Прямой узкий нос с изящно изогнутыми ноздрями делал его лицо надменным. Что-то привлекательное и интригующее было в глубоком шраме на его щеке и в небольшой ямочке, появлявшейся при каждом движении рта.
Мюйрин поймала себя на мысли, что ей бы хотелось увидеть, как он улыбается. Конечно, он стал бы чуть более похож на человека и чуть менее – на крадущегося тигра, готового вот-вот схватить добычу. Казалось, у Локлейна постоянно был недовольный вид, а темные брови сердито нахмурены все это время, с момента ее прибытия в Дублин вчера утром. Он выглядел крайне угрюмым для такого привлекательного мужчины. Наверное, у него есть на это причины, размышляла она, видя, как он складывает бесконечные колонки чисел снова и снова, расстроено теребя пальцами свои черные как смоль волосы. Она невольно вспомнила, как то же самое из года в год проделывали и ее отец, и ее зять Нил Бьюкенен, когда она приезжала навестить свою сестру Элис (сейчас она уже на третьем месяце беременности) в ее новый дом в Дануне.
Ее отец никогда не был силен в математике. Мюйрин всегда помогала ему вести учет, хотя ее усилия никто из семьи никогда не воспринимал всерьез, поскольку это занятие считалось «не женским». По крайней мере, именно так ей часто говорили мать и сестра, применяя это прилагательное ко всему, чем ей когда-либо нравилось заниматься.
Мюйрин слегка улыбнулась, вспомнив о критике со стороны своих родных, и как раз в этот момент Локлейн закончил свои подсчеты. Он отбросил в сторону ручку и встал, чтобы размять ноющую спину. Прошествовав к камину и энергично разворошив угли, он направился к окну, чтобы посмотреть на город, укрытый снежным покрывалом цвета слоновой кости.
Мюйрин восхищалась его фигурой, с интересом глядя на рельефные мышцы, просвечивающие сквозь тонкую ткань рубашки. Без сомнения, это был самый высокий и широкоплечий мужчина, какого она когда-либо видела. Судя по тому, как он приветствовал ее вчера утром у причала Дан Лаогер, его твердая, тяжелая рука была такой большой, что обе ее ладошки поместились в ней, когда они поздоровались и он помог ей сойти на берег. Она заметила некоторую его угрюмость, но это ее нисколько не смутило. Это был человек неиспорченный и неизбалованный, который не боялся тяжелой работы. И в то же время в его поведении четко прослеживалось достоинство и знатное происхождение, из-за чего его нельзя было принять за обычного работника фермы.
Итак, Локлейн был управляющим поместья. Значит, ему присуща сообразительность и он умеет обращаться с числами, не так ли? Но если судить по его рукам, и одежде, и загорелому лицу, свидетельствовавшему о том, что многие годы он был занят другим делом, то, похоже, этот человек не из тех, кто перекладывает тяжелую работу на других. Ее восхищало это качество. Ее отец и зять были такими же. Она и сама не чуралась тяжелой работы, хотя мать всегда стремилась сделать из нее избалованную, изнеженную принцессу, ведь Мюйрин была младщей из двух ее дочерей и она родила ее в довольно зрелом возрасте.
Локлейн глубоко вздохнул и отошел от кровати, увидев с облегчением, что Мюйрин наконец-то пришла в себя.
– Вы давно очнулись? – мягко спросил он.
– Не очень, – соврала Мюйрин. – Я пыталась понять, где я.
– Вы все еще в «Гресхеме», только в другом номере. Как я и опасался, началась метель. Боюсь, нам придется остаться еще по крайней мере на одну ночь, – сказал он, стараясь не упоминать о событиях этого дня.
– Это хорошо. У меня голова раскалывается. Сомневаюсь, что я смогу доехать до Эннискиллена после ужасного морского путешествия, – заметила она, потирая виски.
Локлейн протянул руку, чтобы потрогать ее лоб, и отметил, что температура у нее чуть повышена.
– У вас явно жар, Мюйрин. Позвольте, я укрою вас получше. Потом надо будет узнать, есть ли у них внизу какой-нибудь суп или бульон. А еще я дам вам порошок от головной боли, – предложил он и пошел за своей сумкой, которую оставил внизу вместе с другими вещами.
Она попыталась поднять голову с подушки, но не смогла.
– Лежите смирно, дорогая!
– Я… Мне нужно в туалет, но я не уверена, что смогу встать, – робко промолвила она.
– Сейчас, обхватите мою шею руками, и я отнесу вас. Он стащил одеяло с ее оголенных плеч. Мюйрин смущало, что из одежды на ней только фланелевая сорочка и нижнее белье, но молодой человек, казалось, ничего не замечал. Она знала, что просто должна принять предложенную помощь. Теперь она осталась в Ирландии совсем одна. И совершенно не представляла, что будет делать дальше.