Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Риттельмайер Фридрих. Страница 12

Ныне люди много говорят о «мировоззрении». Однако они не знают, что истинное мировоззрение нельзя просто вычитать или выдумать, его необходимо выработать из человека в его целостности. В будущем это обнаружится еще явственнее. Люди по–детски пристально глядят на мир. Но они не знают, что и обыденный взгляд нужно воспитывать и после этого мир «видится» совсем иначе. С другой стороны, эта работа над собственной духовностью заступит место давнего принятия догматов на веру. Активнее станут и мировоззрение, и вера. Христианство уже нельзя будет просто перенять как систематический организм мыслей, нужно будет сугубо индивидуально, шаг за шагом вырабатывать его во внутренней работе как новый мир, как совершенно новую духовность в Духе Святом, который приходит к нам через Христа.

Христианская «картина мира» есть великое причастие. Во всех вещах, окружающих нас, мы все более живо слышим божественное слово. И в этом божественном слове узнаем то самое Слово, которое во Христе стало плотию. Это слово не только говорит с нами, но и питает нас. Повсюду в глубине мы слышим тот же голос: «Я есмь хлеб жизни». Мы — за «трапезой Господней». Христос и Иуда — друг против друга. Все это совершенно недостижимо без нашей собственной работы. Христос говорит в ст. 27 гл. 6 Евангелия от Иоанна: «Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий». Как же понять, что мы должны сначала «стараться» о пище, чтобы потом ею питаться?

Посредством этой медитации надо исподволь прийти к тому, чтобы проникнуть в Христа вплоть до той точки, где Он только лишь хлеб, а в хлеб — до той точки, где он только лишь Христос. Тогда эта медитация полностью раскроет свое значение — как для нашего мировоззрения, так и для нашей повседневной жизни.

Важно, однако, как можно выше поднять поставленную перед нами задачу над узколичным и увидеть ее как часть великого мирового целого. На Западе человечество все более и более ориентируется на «хлеб». Люди «зарабатывают на хлеб насущный». «Борются за хлеб насущный». Но это — не «хлеб жизни». Да и внешне хлеб мало–помалу теряет свою питательную ценность из‑за искусственных удобрений, призванных повышать урожайность. Он умирает. На Востоке, напротив, человечество ориентировано на жизнь над землею, жизнь, теряющую связь с хлебом насущным и его задачами, жизнь, достичь которой нередко стремятся и посредством поста, тогда как по земле, которую воспринимают недостаточно серьезно, распространяется голод, о каком мы часто читаем в сообщениях из Индии и других стран Дальнего Востока. Христос ведет нас к жизни, каковая есть хлеб, и к хлебу, каковой есть жизнь. Он зовет нас к «царской трапезе». Мы все живее понимаем, что истинно Христово богослужение не то, где выслушивают слова Христа, как происходит в протестантском богослужении–проповеди, но то, где Христос есть трапеза, причем много более непосредственным образом, нежели словесно. Поскольку Христос есть хлеб, постольку Он благовествуется посредством трапезы. И человекоосвящение не должно просто слушать или просто праздновать, его должно во всех подробностях принимать как пищу души.

Если существует потребность сопрячь медитацию о хлебе жизни с неким образом, то можно представить себе Христа на Леонардовой «Вечере», как Он продолжается и претворяется в хлеб и как, с другой стороны, хлеб вновь возвращается в Него. Этот образ можно затем постоянно обогащать и оживлять другими высказанными здесь мыслями.

Если в словах «Я есмь хлеб жизни» мы смотрим вниз, то вверх мы смотрим во втором «Я семь»: Я есмь свет миру» (Ин., 8: 12). Эти слова тоже «преобразят» наш привычный мир. Именно такая духовная работа над миром необходима, если человеку должно обновиться.

Именно эти слова Христовы о свете могут стать для нас истинным храмом, в котором мы пребудем с великой радостью. Чтобы от чересчур личного христианства вновь прийти к христианству вселенскому, можно вспомнить в духе всех тех, кто когда‑либо молился в храмах света. В ходе канувших тысячелетий наши братья в человечестве молитвенно возносили свои души к свету. Вспомним древних святых риши, которые столетиями учили своих учеников молиться: «Свет великого Солнечного существа, пробуждающий любовь, дарующий жизнь, да воспримем мы в себя, чтобы он помог нашему духу двигаться вперед!» Вспомним царственного Заратустру, привившего персам благоговение перед духовластительным величием златого Солнца. Мы слышим ликующие гимны Солнцу, звучащие в египетских храмах Фив, Мемфиса, Гелиополя.

Можно вспомнить и более поздние эпохи — как в средневековье под сияющим солнцем Италии пришел к тому же настроению Франциск:

Слава тебе, Господи, со всеми твореньями купно,
А прежде с сестрой благородною нашей — Солнцем;
День сотворяет она, и Ты в ней нам сияешь.
Прекрасна она, лучезарна во блеске великом,
Облик явленный Твой, знаменье Твое, о Всевышний!

В туманной Голландии тоскующий по свету Рембрандт разумел свое искусство как поиски чуда света, как жреческое служение свету. На вершине немецкой истории Гете, благоговейно вглядываясь в деяния и страсти света, увидел в цвете откровения элохимов, а в своем последнем исповедании почтил солнце вместе со Христом как самое могучее божественное откровение, какое только дано узреть земному человеку.

Пусть все это пребывает в нас. А затем можно помыслить о первых божественных словах Библии. — «Да будет свет». И о последних словах о новом, грядущем мире: «И не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их!» (Откр., 22: 5).

Поместим меж этими двумя изречениями слова Христовы: «Я свет миру!» Новое «Да будет свет!». Только совсем изнутри, дабы просветить и все внешнее.

Ныне дается и выполняется много медитаций, обращенных к свету. В глубочайшем смысле слова целительно и спасительно вновь обрести себя в существе Христа там, где Он только лишь свет, и в свет проникнуть до той точки, где он есть

Христос. Это — главная мысль, объемлющая все частности. Если кто‑либо захочет оживить ее при помощи образа, то можно предложить картины Рембрандта, на которых, и прежде всего в изображении явления в Эммаусе, Рембрандтов Христос все более претворяется в свет. Обогатить этот образ можно, руководясь семью великими чудесами, совершенными Христом на земле согласно Евангелию от Иоанна. Они суть как бы высшие действия света.

Представим себе сначала внешний свет как море струящейся жизни и погрузимся в свет как в целительный источник. Мы ощутим, как все наше существо черпает в свете здоровье. Ощутим, как целительные силы истекают из света. И вот так же мы пытаемся затем пережить и прочувствовать Христа. Мы думаем не только о Его словах, но и о том, что от слов Его исходит исцеляющая мощь, такая же, как тогда, когда выздоровела женщина, прикоснувшаяся к Его одежде, или когда излечился на расстоянии сын царедворца (Ин., 4: 51). Затем мы пытаемся пережить, как свет дает нашей душе еще более сокровенное содержание — она должна быть чиста, чтобы жить в свете, и чистота эта струится из миров света. С неслыханной полнотой живет в Христе эта очищающая сила. «Вы уже очищены чрез слово, которое Я проповедал вам», — говорит Христос своим ученикам. Это — исцеление от грехов в свете Христовом (Ин., 5: 14). Затем мы постараемся услышать божественные гармонии света, глубокую успокоенность и умиротворение, что включают нас в божественный строй. И оттуда посмотрим на Христа, говорящего: «Мир вам». В Его словах распахиваются врата рая, и небесная гармония простирается вокруг нас. Так, наверное, было на душе у учеников, когда Он повстречался им на воде: «Это Я, не бойтесь» (Ин., 6: 20). Затем посредством этого света мы попытаемся сами целиком претвориться в свет. Подобно тому как мы, соединяясь с солнечным светом, все более и более просветляемся и словно бы думаем солнечными лучами, мы пытаемся наполнить свое существо вплоть до самых отдаленных уголков божественным светом, идущим от Христа. Пытаемся осветить этим светом — Христом — собственное свое существо, затем — окружение, в котором мы живем, затем — весь широкий мир. Мы с Ним — единый свет. Мы пытаемся познавать в этом свете — даже если пока способны лишь на догадки. Христос делает слепых зрячими (Ин., 9: 39). Но и тончайшая пища исходит от солнечного света. Словно некто убогий в нас ждал этой световой пищи, словно только и желал насытиться трапезою света. Так для нашего сокровеннейшего светового существа свет во Христе есть «хлеб… Тот, Который сходит с небес и дает жизнь миру» (Ин., 6: 33). И еще: огромная сила, преобразующая мир, живет в свете. Вместе со светом все мирозданье как бы стремится войти в нас, и мы никак не сумеем поспеть за ним, если отступимся от этой власти света. Таково и существо Христа. Всякое Его слово переплавляет нас. Во всяком Его слове есть «всемогущество», как в первоначале мира. Во всяком Его слове дремлет новый человек — образ Божий, в коем нам должно пробудиться. Так «являет» Христос «славу Свою», как на браке в Кане (Ин., 2: 11). Теперь мы подошли к последнему и величайшему. В свете свершается Пасха. Утреннее ликование всех духов. «День Господень», который стремится наступить и в нас. В словах Христовых готовится и воскресение. Всегда Он стоит перед нами и отваливает для нас камень от входа в гроб: «Лазарь! иди вон» (Ин., 1143). Настал сияющий день, и зовется он Христос!