Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Риттельмайер Фридрих. Страница 19

Итак, мы предлагаем под водительством высшего «Я» Христа вечером возвращаться к минувшему дню и искать тех истин и жизненных приобретений, которые открылись нам за этот минувший день, и сносить все это домой. «И услышали Бога, ходящего в раю во время прохлады дня» (Быт., 3: 8). Можно исполнять эту медитацию при помощи образа: со Христом мы, преображаясь, ходим по райскому саду и вкушаем от древа познания и жизни. Этого указания вполне достаточно, чтобы затем каждый оформил медитацию применительно к себе лично.

Мы увидим, как невероятно возвышает жизнь такой вечерний обход прошедшего дня вместе с Христом — даже когда ничего определенного мы не узнаём и ничего нового не испытываем. Нам приходят на ум все новые догадки о том, что человек может и должен извлечь из своей жизни и какой будет «ретроспектива» после смерти. Именно все темное и тяжкое в нашей жизни вспыхивает сияющим золотом, если будет поднято в наполненное светом царство «истины» и «жизни».

Мы очень продвинемся вперед, если этим же способом научимся ходить по саду исторического прошлого человечества («Я есмь путь»), и видеть там божественные истины («Я есмь истина»), и обретать божественную жизнь («Я есмь жизнь»). Это последняя летопись человечества, поскольку человечеству откроется, что вся его история — путь ко Христу, а тем самым, в высочайшем смысле, также и путь со Христом. Он по Своей воле открылся людям как истина и принес им Себя в дар как жизнь. Евангелия и все, что Христос открывает в них как истину и жизнь, — это как бы светильник, назначенный освещать путь сквозь историю человечества.

Земля есть место — так говорит антропософская духовная наука, — где «Я» развивается к свободе, чтобы завершиться в любви. «Я есмь путь» — говорит Христос об этом «развитии». «И истина» — отсюда произрастает «свобода». «И жизнь» — в этом состоит «любовь».

Этим опять‑таки упраздняется раздвоенность христианства. Не может быть такого христианства, которое смотрит на личностное прошлое лишь как на что‑то такое, что должно прощать, — ведь из этого прошлого следует извлечь истину и жизнь. И не может быть такого христианства, которое смотрит лишь на прошлое «Священной истории» в Палестине, ведь Христос есть путь, каким должно идти к истине и жизни теперь. Точно так же преодолевается воззрение, преобладавшее на Востоке, где в мире видели исключительно одну «преходящность», но никак не становление и пребывание, и воззрение, к которому склоняется Запад, где «прошлое» исследуют и почитают, как будто оно само по себе есть непреходящая драгоценность для человечества, а не путь к истине и жизни.

Теперь нам недостает только настоящего.

Люди порой говорят: «Благословенно настоящее!» Говорят во всех возможных тональностях. Но редко когда указывается подходящий путь к внутреннему освящению настоящего. В этом смысле мы не найдем ничего более плодотворного и жизненного, чем последнее «Я есмь» Евангелия от Иоанна: «Я есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой — Виноградарь… а вы ветви» (Ин., 15: 1, 5).

Эти слова предполагают взгляд на мир, в корне отличный от нашего обыденного взгляда. История человечества не протекает таким образом, что от начала до конца имеет место одно только поступательное развитие. Это главное заблуждение язычников нашего времени в их попытках осознать мир. Земля была предуготованной пашней. «Мой Отец — земледелец», именно так сказано в греческом тексте этой великой притчи мировой истории. И однажды в обработанную пашню упало сверху зерно света. С тех пор земле назначено помогать развитию этого светового семени. Когда же оно разовьется, тогда старая, черная земля может отпасть от него. Цель ее существования будет достигнута. В этой имагинации мы видим мировую историю в ее истине. Христос и есть то зерно света, что желает превратиться в древо жизни на земной пашне.

Так мы понимаем слова: «без Меня не можете делать ничего» (Ин., 15: 5). Приобретаем чутье к тому, что все, что мы делаем вне Христа и без Него, в глубочайшей сути своей есть «ничто»: для истинного развития человечества оно не в счет.

Мы приобретаем чутье к тому, что развитие человечества приносит верные плоды там, где течет Его животворящая кровь: «Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода, и будете Моими учениками» (Ин., 15: 8).

Мы приобретаем ощущение, что всякая лоза должна быть очищена, чтобы стать более плодоносной (так мы постигаем смысл всякой нашей боли), и что всякая лоза, не приносящая плода, когда‑нибудь должна быть как бы отсечена от истинного развития мира (Ин., 15: 2).

Мы приобретаем чутье и к тому, что сам ток жизни в лозе, ток жизни Христовой, есть радость (Ин., 15: 11). В этой радости есть сила, приносящая истинные плоды. Ницше прав: люди слишком мало радовались, — если понимать слова Заратустры в этой связи. Воистину из самой глубины единения с Христом струится истинная сила и радость в каждое мгновение настоящего. А с другой стороны, там, где есть эта радость и сила, непременно появятся драгоценные плоды. Ветви надобно лишь стать проницаемой для сока лозы. Этот сок сам собой под воздействием солнца жизни вызреет в плод. Ветвь — самое невзрачное, что только может быть. Но в то же время и превосходная мастерская, где сок лозы обращается в плод. Плод может быть намного больше и намного лучше, чем ветвь, если создан целиком и полностью самою лозой. Все зависит от лозы и от плода. Давайте как следует вживемся в это христианское чувство жизни. И тогда станет ясно, сколько в нем здоровья, свежести и бодрости. То, что получено от лозы в виде плода, однажды станет истинным плодом земного развития.

Если бы человек почаще в течение дня вспоминал о своем существовании ветви, если бы видел свою частную работу в мировой взаимосвязи — как зерно света, которое вырастет в древо жизни, — если бы нашел для своей работы место в этой великой мировой взаимосвязи, если бы везде и всюду стремился делать свое дело и приносить плоды исходя из этого жизненного единения, если бы думал о живом Христе именно в этом духе, если бы открылся жизненному соку, который втекает в него благодаря Христу, если бы позволил Христову «Я есмь» действительно влиться в себя подобно новому соку жизни, — тогда он смог бы в каждое мгновение жить правильно и его настоящее освятилосъ бы. И все более он будет постигать, что Христово «Я» есть чудеснейший и лучший сок жизни, сок жизни нового мира.

Так человек приобретет и совершенно иной взгляд на настоящее состояние мира вокруг. Он не будет думать, что плоды Христовы лишь там, где поминают Его Имя, но там, где струится Его жизненный сок. И он обретет правильное чутье к этому жизненному соку. И тогда распознает многое из того, о чем люди не знают, что оно связано с Христом. С другой же стороны, он будет все более остро ощущать, где возрастают плоды, которые безвозвратно обречены тлену.

Нам представляется, что человек не только время от времени имеет подобные мысли, но что он исполняет эту медитацию, по крайней мере иногда, в самом прямом смысле: возле новой лозы, посаженной земледельцем, чувствует себя невзрачной ветвью, пьет от. лозы и думает о плодах, в которых, собственно, согласно этой притче, и заключен смысл его пребывания здесь.

Ложное христианство осуждает настоящее и живет либо в прошлом, либо в будущем. Мы свободны от обеих крайностей. Как от восточного образа жизни, для которого настоящее есть ничто, так и от западного, для которого оно — все.

Будущее — это воскрешение из гроба! Прошлое — прогулка в райском саду! Настоящее — питье от побегов лозы! Такими образами мы освящаем время, как прежде освятили пространство. Темная река времени станет священным потоком, если мы засветим над нею эти огни. Мы можем духовно совершить то, что индус совершал во внешнем культовом действе, омываясь в священном Ганге и тем самым очищаясь. Мы постигнем на опыте, что таким образом приносим времени избавление.