Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Риттельмайер Фридрих. Страница 27

Чем естественнее все это произойдет из самого духа и чем меньше жесткости потребуется против нас самих и против других, тем лучше. Если уж бороться, то лишь за чистый божественный дух — и в борьбе этой не может быть предела усилиям и серьезности.

Вернемся, однако, к содержанию нашей медитации. Христос на кресте — самый сильный медитативный образ из всех существующих на земле. Если сегодня мы хотим пережить его по–новому, полезно для начала взглянуть на историю христианства.

Здесь обнаруживаются два противоположных заблуждения, которые постоянно где‑нибудь да повторяются. Одно заблуждение состояло в том, что в страдания Христовы вдумывались, скорее, личностно и чувственно. Другое — в том, что люди хотя и смотрели на объективное событие, но помещали его только в прошедшем. Первая ошибка достигла своей высшей точки в средневековой мистике. Вторая живет в протестантской религиозности. В первом случае, выражаясь языком духовной науки, перед нами уклонение в сторону люциферизма. в сторону себялюбия. Во втором случае — уклонение в сторону ариманизма, в сторону помрачения духа.

Следует хотя бы раз представить себе историческое распятие Христа во всех его ужасных подробностях, хотя бы ради того, чтобы понять, как все было на самом деле. Как Его повалили на землю, растянули и пронзили гвоздями руки и ноги, с какою болью Он воздвиг крест, как мучительно висел на воспаленных ранах и вывихнутых суставах, на солнцепеке, в туче насекомых, какая изнурительная жажда терзала Его, как пытка парализовала тело страхом, вызывая застой кровообращения. Впечатление такое, что христиане не осознавали до конца ужасающего воздействия этого образа и что рядом с такой реальностью почти все без исключения их распятия с тонкой резьбой на перекладинах и крестные песнопения (Kreuzeslieder) с сентиментальными душевными излияниями отнюдь не являют потрясенного благоговения, какого заслуживает это событие.

Тот, кто испытает на себе воздействие распятия в его исторической реальности, не сможет в будущем жить так, как раньше. В его жизни как бы произойдет решающее событие, которое вытолкнет его из прежней жизни. Им овладеет чувство, которое можно выразить таю «На этой земле, где с Христом случилось такое, я не могу более искать наивной радости! К человечеству, которое уготовило Христу эту судьбу, у меня может быть только одно отношение стать на Его сторону против человечества! В мире, где возможно столь противное божественности, я могу лишь всеми моими силами трудиться ради нового мира!» Это живое чувство — если мы однажды воистину увидим крестную смерть Христа — будет оживать в нас всякий раз, когда мы подумаем о кресте. Сын Божий, до смерти замученный людьми, — с того дня, когда мы это увидим, мир станет другим!

Иной полагает, что в этом переживании содержится все необходимое и воздействия этого образа уже будет вполне достаточно. Но тогда переживание останется в душевной области, а полного духовного усвоения и прорыва к тому, что некогда случилось, не произойдет. Вот почему такое переживание будет обращено к ощущению нетленной души, что, конечно, сродни христианству, но мало что прибавляет к духовному пониманию мира, и в конечном счете мы окажемся недостаточно крепки перед лицом сил, действующих в наше время. Образ распятого Христа не должен ныне оставаться просто душевным впечатлением, пусть даже и очень глубоким, он должен стать всеохватным мировым переживанием, последним просветлением мира. Лишь это по–настоящему опровергнет и гётевскую эстетическую неприязнь к распятию.

Здесь важно указать, что крест был не просто случайным орудием пытки; в мистериальных воззрениях он был символом материального бытия вообще. Мы поймем это, если вспомним известное место из платоновского «Тимея», где еще проглядывают остатки таких мистериальных представлений. Там говорится о космической душе, крестом облекающей тело космоса. До начала всего современного земного развития, пока существовал один лишь духовный мир, дело обстояло иначе: божественное могло непосредственно присутствовать всюду — как и поныне оно присутствует в духе. Когда же мир был распростерт в четырех пространственных направлениях, для божества это одновременно означало решение распростереться во всем чувственном мире. Мы нарочито говорим здесь о четырех пространственных направлениях, т. е. о двумерном мире, и пока не рассматриваем третье измерение — направление вверх, ибо материя сама по себе склонна срываться с вертикали всякий раз, когда есть возможность растечься по плоскости.

Все это звучит холодно и абстрактно, когда мы говорим об этом нашим рассудочным языком. Но может стать и живейшим мироощущением. Тогда действительно ощущаешь материальный мир в форме креста, на котором растянут Бог. В древние времена подобное образное переживание истин было очень сильно. Так, в ведах говорится, что, если достичь сердцевины мира, там обнаруживается образ человека, пригвожденного к кресту, и по одну его сторону солнце, по другую — луна. Если Богу человек угоден таким, каким он может стать на земле, то Он должен по собственному решению дать пригвоздить Себя к кресту. Общепринятым ныне христианским рассуждениям свойственно слишком много «случайных исторических событий», как сказал однажды Лессинг и как по сей день говорят индийские критики. Отец мира некогда принял решение — представляется это примерно так — спасти мир и предать Своего Сына смерти. Тем Он показал Свою великую любовь. Если проследить историю церкви, мы будем постоянно обнаруживать людей, чувства которых вдохновлялись изображенным деянием Отца мира. Таким людям можно помочь, только если они увидят, как Христос сделал явью саму глубочайшую мировую реальность. В нашем земном мире на кресте живет Отец. Он принял немыслимое решение — простереть Свою жизнь над раздробленным бытием. На этом жертвенном факте основана вся наша жизнь. Христос же воздвиг крест на земле как божественное откровение для всех людей. Он его действительно воздвиг. Придал ему направление ввысь. У Платона мировой крест распростерт. Во Христе он стоит. Здесь образно выражено, что материальное бытие вновь обретает свой путь наверх. Со времен Христа крест мира стоит на земле вертикально!

Исходя из этого посмотрим на человека. Фигура его имеет форму креста. Разумеется, эта телесная форма внешним образом возникла исторически, поскольку человек начал действовать руками на расстоянии и потому мог стоять на земле только ногами. Закон материальной формы в нем присутствует, но направлен он уже вверх. Так мы с особым благоговением рассматриваем выпрямленное положение человеческого тела. Оно как бы предполагает, что человеку назначено вновь вознести земное чувственное существование к духу. Выпрямляющая сила, переведшая человека из горизонтального положения в вертикальное, есть та самая божественная власть, которая, когда исполнилось время, воздвигла крест, чтобы вновь повести вверх.

Здесь также необходимо перейти от смутной мысли к полнокровному жизнеощущению. Если мы выполним основную медитацию «Я есмь любовь!» со Христом, предельно напрягая все силы, а затем оглянемся на новое тело, в особенности на костную его систему, то мало–помалу у нас возникнет вполне конкретное впечатление, что и в нас Христос пригвожден к кресту. Слово «крестец», применяемое к форме наших поясничных костей, приобретает новый смысл. Нас поистине охватывает живое ощущение, что в нас распят Христос. Наше высшее «Я», в котором живет Христос, несет в нас крест, пока мы живем на земле.

Разумеется, каждый из нас «несет свой крест» также и в том смысле, что должен сносить удары судьбы. Но это еще не Христов крест. Опять‑таки почти каждый должен «нести свой крест», если намерен следовать Христу, в том смысле, что, выступая за Христа, за свою Христову совесть, за свое Христово «Я», напрашивается на страдания, каких мог бы избежать. Это уже ближе к кресту Христову. Но в полном смысле слова мы «сораспяты Христу», только когда Христос живет в нас так интенсивно, что каждое утро, когда мы возвращаемся в свое тело и в свою земную жизнь, означает новое решение «нести свой крест», позволить распять себя вместе с Христом. В этом главном решении заключены все частности, какие может принести нам судьба. Оно всеохватно. Наша личная судьба становится второстепенной.