Всегда вчерашнее завтра - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 25

Опять звонить Владимиру Владимировичу? Нет, это не выход. Они могут проследить и выйти на него раньше, чем он сумеет сделать запрос. «Легче работать в Америке», – подумал Дронго. Там любой желающий может войти в компьютер со своим запросом, и, если ответ на поставленный вопрос не является секретным, он получит его почти сразу. А если ответ по какой-либо причине не может быть дан, то компьютер просто составляет соответствующую справку и при попытке обойти запреты блокирует всю информацию. Но подобного стиля общения еще не существовало ни в России, ни на всем постсоветском пространстве, не говоря уж о том, что во многих министерствах обороны новых национальных государств вообще не было единой компьютерной системы.

Оставалось использовать связи самого Потапчука. Когда на следующее утро они встретились у книжного магазина, Дронго спросил у «ликвидатора»:

– У вас не осталось старых знакомых среди военных?

– Нет, – удивился Потапчук, – а почему вы спрашиваете?

– Нужно сделать запрос через их компьютерную сеть, чтобы получить быстрый ответ. Если бы у вас были знакомые…

– Есть один, – сразу вспомнил Потапчук, – как раз то, что вам требуется. Он работает в пресс-службе Министерства обороны. Майор Стымский Леонид Алексеевич.

– Откуда вы его знаете? – уточнил Дронго. – Надеюсь, он не из бывших «ликвидаторов»?

– Когда КГБ ликвидировали, он еще даже не работал, – ухмыльнулся Потапчук, – это племянник моей жены. Он иногда к нам приходил, очень толковый парень, всегда компьютерами увлекался. Ему еще тридцати нет, а уже майор. Он далеко пойдет с такими знаниями.

– Вы можете с ним связаться? – Дронго боялся поверить в такую удачу.

– Попробую. Но у меня нет его рабочего телефона. Никогда ему не звонил.

– Это я быстро узнаю, – кивнул Дронго, – поехали ко мне в гостиницу, позвоним оттуда. Заодно и пообедаем.

– Вы думаете, он сумеет добыть для нас какие-нибудь сведения о «кузене» Игнатия Савельева? – удивился Потапчук. – У него может просто не получиться. Столько лет прошло, войска из Германии давно вывели. Какая разница, кто и когда там служил. У них давно нет таких данных.

– У них есть данные даже по офицерам и солдатам, погибшим во время войны, – прервал его Дронго. – Если не хотите звонить, лучше признайтесь честно. Только не нужно меня обманывать.

– Почему не хочу? – обиделся Потапчук. – Поехали, я ему сам позвоню.

Уже в гостинице, когда они наконец смогли дозвониться в газету «Красная звезда» и через ее сотрудников узнать телефон пресс-службы министерства, Дронго набрал номер и передал трубку Потапчуку.

– Леонида Алексеевича позовите, – пророкотал Потапчук басом.

– А кто говорит?

– Скажите, Потапчук, его родственник, он знает.

Через минуту трубку взял Стымский.

– Добрый день, Виктор Николаевич, – удивился майор столь неожиданному звонку своего родственника, – что случилось?

– Ничего страшного, Леонид, просто помощь твоя нужна, – сказал Потапчук.

– Какая помощь? Откуда вы говорите?

– Да ты успокойся, ничего страшного не случилось. Мне твоя помощь нужна по личному вопросу, понимаешь, по личному.

– Слава богу, – услышал он голос майора, – а я думал, с мамой плохо. Она болеет в последнее время.

– Нет, с ней все в порядке.

– А какое у вас личное дело?

– Мы с друзьями собрались и былое вспоминаем, – сказал Потапчук, как его научил Дронго, – хотели узнать, где один наш товарищ теперь находится. Он военным был. Ты не мог бы узнать, где он сейчас и что с ним случилось?

– Конечно, могу. Назовите его фамилию, имя, отчество и место службы. Я отправлю запрос, и через полчаса вы получите на него полную информацию.

– В том-то все и дело, – уныло сказал Потапчук, – фамилию мы помним и место, где служил, знаем. А имя, отчество, хоть убей, забыл, из головы вылетело. Главное – он был братом одного нашего сотрудника. Вот мы теперь его и ищем.

– И вы не знаете его имени, отчества? – удивился майор, но ничего не заподозрил. В конце концов, его спрашивали не об офицере в действующей группе войск. Речь шла всего-навсего о бывшем офицере из уже ликвидированной группы войск. – Где он хотя бы служил? – уточнил Стымский.

– Летом девяносто первого служил в Германии, – ответил Потапчук, – его фамилия Савельев.

– Вы бы еще сказали – Иванов, – засмеялся Стымский, – там было столько Савельевых. Это же распространенная фамилия. Как я могу найти, кто именно вам нужен?

– Дай мне список всех, а мы своего сразу найдем, – попросил Потапчук. – Тогда ему было лет сорок – сорок пять.

– Ладно, Виктор Николаевич, сделаем, – пообещал молодой офицер, – раз надо, значит, надо. Вообще-то можно и так узнать. Эти сведения уже не закрытые, ничего секретного нет.

– Поэтому я тебе и позвонил, – нашелся Потапчук. – Уважь старика, узнай, служил ли там Савельев.

– Какой вы старик. Вы здоровее всех нас, – засмеялся Стымский. – В общем, вечером я вам позвоню. Скажите только, куда.

– Я сам тебе позвоню, – начал Потапчук, но, заметив укоризненный взгляд Дронго и его жест в сторону телефона, быстро поправился: – А впрочем, запиши номер. Я продиктую.

Он продиктовал гостиничный номер телефона Дронго.

– Обещал узнать к вечеру, – произнес Потапчук, недовольно глядя на Дронго. – Зачем вы дали свой телефон?

– Он и так уже начал подозревать, что это не ваш сослуживец и вообще не ваш знакомый. Вы не знаете ни его части, ни его имени, ни отчества. И не хотели давать телефон. Он может решить, что в таком случае не стоит и искать, – резонно заметил Дронго. – Ничего, теперь мы будем дежурить с вами в этой комнате. Привыкайте к моему обществу, Потапчук, нам еще предстоит вместе совершить путешествие в Германию.

– Только этого мне и не хватало, – буркнул напарник.

В этот день они обедали и ужинали в номере, Дронго сам ходил в буфет за продуктами. Он еще помнил времена, когда в буфетах не торговали ничем, кроме старой сметаны и плохо нарезанной и дурно пахнущей колбасы. «Россия» всегда снабжалась очень неплохо, и в семидесятые годы считалась одной из самых престижных гостиниц Советского Союза. Но после перестройки, как и во всем государстве в целом, ситуация начала стремительно ухудшаться, и к концу восьмидесятых здесь создалось отчаянное положение. Если и раньше в гостинице не соблюдалось особой нравственности и официанты могли послать в номер любую понравившуюся девочку, то с ослаблением бдительности КГБ, когда-то имевшего здесь свою службу, и МВД, откровенно махнувшего на все рукой, в коридорах гостиницы начали работать «поточным» методом специальные девушки-проститутки. Они просто обходили номер за номером, не задерживаясь больше чем на десять-пятнадцать минут, во время которых умудрялись доставить удовольствие постояльцу и заработать до ста рублей. Разумеется, инфляция постоянно корректировала цены, а сама гостиница продолжала стремительно разрушаться. По коридорам уже бегали крысы, мебель «сыпалась», полки ломались, в ванных комнатах отваливалась плитка. А буфеты напоминали худшие времена «военного коммунизма».

После реформ девяностых буфеты разом наполнились продуктами, в том числе и самыми дефицитными. Правда, цены теперь стали заоблачными, но это уже никого особенно не волновало. С крысами вели малоуспешную борьбу, а на проституток просто махнули рукой. Кто из клиентов хотел, все равно приводил с собой хоть целый легион, заплатив соответствующую мзду швейцарам. «Россия» середины девяностых была уже другой гостиницей.

В семидесятых она напоминала солидного советского служащего, уверенного в своем будущем и имеющего хорошую крепкую семью, а по вечерам посещающего любовницу и откровенно берущего взятки, понимая, что прожить на зарплату при его расходах довольно трудно. В восьмидесятых она стала похожа на беспутную женщину, потерявшую ориентиры и представление о возрасте, когда все равно с кем и зачем, но в душе еще остались какие-то светлые позывы, впрочем, не до конца реализованные. В девяностых гостиница больше походила на молодящегося сорокалетнего бизнесмена, вечно озабоченного своим имиджем, не имеющего еще денег на покупку хорошей квартиры, но уже обзаведшегося непременным «Мерседесом» и сотовым телефоном.