В поисках чудесного. Динамическая медитация. Шактипат - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 16

Жажда познания Бога не покидает нас никогда. Но с раннего детства нам прививаются ложные представления о Боге, а это наносит непоправимый вред. До того как мы познаем Его истинно, нас не покидает иллюзия, что мы уже все знаем. Поэтому каждый уверен в своем знании о Боге. Мы испили воды до того, как жажда проснулась, а это создало скуку и страх. Вследствие неправильного обучения развивается отвращение к познанию Бога; мы теряем к Нему интерес. Наши головы забиты Гитой, Кораном и Библией, ум напичкан изречениями святых и махатм настолько, что возникает желание отделаться от всего этого. И чем раньше, тем лучше. Поэтому вопрос об исканиях Бога даже не возникает.

Вся система нашего общества антибожественна, поэтому жажде познания Господа так трудно пробиться. Но, даже если она все-таки пробуждается, такого человека объявляют сумасшедшим, ведь теперь он отличается от большинства. Он начинает жить иначе, изменяется даже его манера дышать. Это изменения океанского масштаба. Такой человек перестает быть одним из нас; он превращается в чужака.

Мир, который мы построили, антибожествен. Это сплошной заговор против Бога. Мы преуспели в нем и продолжаем преуспевать. Мы отшвырнули Бога, полностью вычеркнули Его из своих жизней. Ирония заключается в том, что мы изгнали Бога из Его же мира. Мы соорудили баррикады без единого просвета, чтобы Он не мог войти к нам вновь. Так откуда же возникнуть жажде?

Хотя жажда не возникает, и мы даже не подозреваем о ней, неясное беспокойство, а вернее глубинная агония преследует нас в течение многих жизней. Один достигает славы и все же ощущает внутри пустоту. Другой добивается богатства, но и ему чего-то не хватает. Человек встречает любовь, но чувствует, что нечто внутри так и остается открытым, не реализованным. Так что же это за Нечто, которого так недостает, когда мы добиваемся успеха в жизни?

Это та внутренняя жажда, которую мы подавляем, не позволяя ей расцвести. Жажда эта время от времени поднимает голову, знаком вопроса она стоит на любом нашем пути. Она как бы говорит. «Ты добился славы и все же ничего не достиг, ты добился всего, но остался пуст». Эта жажда приносит боль и тоску, эта жажда тревожит и томит, не давая покоя. Но мы отрицаем ее, занимаем себя то тем, то другим с невероятным усердием, лишь бы не слышать и без того тонкий голосок

Именно поэтому человек, делающий деньги, пускается в рискованные биржевые операции, а стремящийся к славе мчит к ней галопом. Они слепы и глухи — главное для них не слышать, что, удовлетворив амбиции, они ничего не обретут. Мы делаем все для того, чтобы не дать проснуться жажде. Иначе может наступить день, когда дети станут рождаться с жаждой познания Бога, как рождаются они с инстинктивной потребностью в еде, питье и сексе. Такой мир может быть сотворен, и он стоит затраченных усилий. Но кто сможет воплотить подобное в реальность?

Лишь небольшому количеству людей, ищущих Бога, это под силу. Но для такого изменения необходимо, чтобы заговор против Бога был раскрыт.

Жажда действительно есть, но человек изобрел искусственные средства для ее подавления. В Китае тысячелетиями женщин с детства заставляли носить железные башмаки, чтобы стопа не росла. Маленькая ножка считалась верхом изящества. Чем меньше нога, тем выше семейный статус девушки. Иногда стопа оставалась настолько маленькой, что женщины и передвигались-то с большим трудом. Тело росло, ноги не развивались, и женщины не могли ходить. Обычно такие женщины принадлежали к знатным семьям. Жена бедняка не могла позволить себе подобной роскоши, ей нужны были нормальные ноги, чтобы работать. Только аристократки могли обойтись без способности ходить; им помогали слуги. Хотя они были калеками — а кем же еще, — их считали красавицами. Современная китаянка не позволит по отношению к себе подобного издевательства. Она скажет, что только безумцы могли придумать подобное. Но обычай был в обиходе тысячи лет.

Когда нечто входит в моду, трудно за ореолом популярности разглядеть глупость. Когда обычаю следуют тысячи людей, вы волей-неволей не способны судить здраво. Когда общество заставляло женщин носить железные башмаки, те подчинялись. Если женщина не соглашалась, отступая от общепринятых норм, ее провозглашали сумасшедшей, считали падшей. Она уже не могла рассчитывать на хорошую партию; не могла войти в зажиточную семью. Женщина с нормальными ступнями считалась вульгарной, невежественной. Полагалось, что только у крестьянок большие ноги; ножки же знатных дам должны быть крохотными. Подобная концепция уродовала китаянок тысячи лет, они даже не задумывались, какое это безумие — носить железные башмаки. И только когда обычай вышел из употребления, они смогли осознать его нелепость.

Таким же образом ум всего человечества извращен до уродства во всем, что касается Бога. Жажда познать Бога, достичь Его разрушалась любыми способами, а чаще ей вообще не позволяли зарождаться. Когда же она просыпается, фальшивые боги не дремлют, и нам твердят, что, коль уж мы хотим постичь Господа, нам следует отправиться в храм, читать Бхагавад-Гиту, Коран или Библию, и тогда мы сможем обрести Его. Но в реальности в писаниях можно найти только слова, а в храмах — иконы и каменных идолов. В результате человек начинает считать, что сама его жажда была фальшивой.

По природе вещей жажда может появляться и затухать. К тому времени, когда вы доберетесь до дверей храма, она исчезнет. Когда вы дочитаете Гиту, жажда испарится. Мало-помалу она изживается, обесточивается, и в конце концов так и умирает неудовлетворенной. Это как физический голод. Если вы начинаете голодание, то в первый день приступы голода будут острыми, на второй ощущение голода усилится, но особенно сильным покажется в третий день. На четвертые сутки, если вам хватит решимости продолжать, голод начнет отступать, на пятые же он значительно уменьшится. После пятнадцати дней ощущение голода прекращается вовсе. А если вы проголодаете месяц, то больше не будете знать, что такое голод. Вы начнете слабеть, истощаться, теряя вес день за днем, так как для выживания станете поедать собственную плоть, но чувство голода исчезнет полностью. Если голод не удовлетворять в течение целого месяца, он неизбежно умрет.

В одном их своих рассказов Франц Кафка написал о цирке, в котором выступала акробатическая группа, показывали необычные аттракционы. Но вот хозяин цирка взял в свою труппу человека, специализировавшегося на голодании. Этот мужчина, начав голодание, устроился в отдельном вагончике. Люди посещали цирк, чтобы увидеть необычные вещи — дрессированных хищников, например, — но точно так же они приходили поглазеть на голодающего. Месяцами он мог обходиться без пищи. Как-то он ничего не ел целых три месяца. Не удивительно, что он вызывал такой интерес. Но всему наступает предел.

Случилось так, что в одном из местечек цирк остановился на целых полгода. Недели две-три отбою не было от зрителей, приходивших посмотреть на голодающего, но затем их интерес стал ослабевать. Поэтому и говорят, что фигляр и святой не должны долго задерживаться на одном месте. Сколько времени окружающие смогут выносить их? Поэтому им лучше переходить от селения к селению, нигде не задерживаясь более трех дней.

В рассказе Кафки цирк слишком долго задержался на одном месте, и в результате голодающий перестал интересовать зевак. А он между тем настолько изнурил себя, что не мог даже подать голос, чтобы попросить о помощи. Невероятно ослабевший, он все лежал и лежал, а поскольку цирк—хозяйство хлопотное, о голодающем забыли

И вот через четыре или пять месяцев кто-то вспомнил о нем. Хозяин всполошился, подумав, что голодающий умер. Он побежал к вагончику, но не нашел там ничего, кроме охапки соломы на топчане, и никаких следов самого человека. Хозяин стал звать его по имени, но ответом было молчание. В отчаянии владелец цирка начал разбрасывать солому и пришел в ужас, увидев, наконец, иссохший скелет. Но глаза мужчины были живы.

Хозяин воскликнул: «Горе мне, забывшему о тебе, но разве сам ты не безумен? Если люди перестали смотреть на тебя, почему ты не начал есть?» А мужчина ответил: «Потому, что привычка есть умерла; я не ощущаю голода. Какой из меня трюкач, если я сам попался в западню своего трюка и стал его узником? Ведь теперь я не знаю, что такое голод, потому что больше его не чувствую».