Тибетская книга мертвых - Турман Роберт. Страница 8

Вот почему ученые-материалисты столь догматично отвергают свидетельства существования сознания после смерти. Они даже случайно не рассматривают подобные показания, поскольку это поставило бы вопрос об их собственной жизни. Подобно любому религиозному догматизму, поскольку это логически слабый довод, часто по общему признанию иррациональный, не основанный на заслуживающем доверия свидетельстве, он не может позволить даже простейший вопрос из-за опасения, что возникшее сомнение не сможет быть отвергнуто.

На деле же значительный массив заслуживающих доверия свидетельств поддерживает возможность существования сознания после смерти и его продолжения в будущей жизни. Во-первых, это естественно предположить, поскольку все остальное в природе продолжает существовать, изменяясь. Во-вторых, имеется много надежных сообщений свидетелей о пережитых ими приключениях после смерти. Некоторые пережили клиническую смерть и были реанимированы. Другие в детстве помнят детали и обстоятельства прошлой жизни, и некоторые подобные воспоминания обрабатывались другими людьми и передавались для изучения уважаемым исследователям. Собранные данные систематизировались и представлялись в виде руководств в традициях умирания, используемых во многих культурах. И множество людей в различных цивилизациях чувствуют, что у них должно быть некоторое представление о состоянии их сознания в будущей жизни, с которой им придется столкнуться.

Никакой здравомыслящий человек не боится «ничто». Должно быть, оно скучно и безрадостно. Но, по крайней мере, оно спокойно и безболезненно, и безразлично ко всем трудностям бодрствования, оно приятно и каждый из нас ищет его. Чего мы боимся, и боимся осознанно, – это боли и страдания. Мы всячески пытаемся избежать боли и страдания для себя и тех, кто нам дорог. Мы боимся смерти не потому, что она «ничто», а потому, что интуитивно знаем: она автоматически не приносит «ничто». Мы сильно боимся чего-либо, что она может дать. Поэтому с присущей человеку осторожностью хотим знать, что она принесет, как приготовиться, чтобы избежать дурного и достичь хорошего, чего ждать и как встретить это. Мы знаем, что уснув сегодня вечером, не избежим завтрашнего дня с его вызовом. Поэтому мы наилучшим образом готовимся к нему. Чем лучше мы подготовились, тем более счастливыми засыпаем. Мы знаем, что смертельный сон не устранит автоматически новые ситуации для сознания. Поэтому мы готовимся к ним, и чем лучше мы приготовились, тем легче нам будет, когда придется умирать.

Даже для самого твердолобого материалиста знаменитое «пари» Паскаля по-прежнему неотразимо. Если после смерти мы превратимся в ничто, то нам не придется пожалеть о том, что мы к чему-то готовились. Но если, умерев, нам придется стать чем-то, к чему мы вовсе не готовы или готовы очень плохо, то мы будем долго испытывать горькое и болезненное сожаление. Поэтому, не подготовившись, мы все теряем и ничего не приобретаем, а позаботившись о подготовке, все получаем и ничего не теряем. Если мы готовились понапрасну, то в вечности не придется жалеть о малой толике времени, потраченного на это, а если нет, то время, отданное делам и удовольствиям в ущерб подобной подготовке, в вечности покажется напрасной тратой жизненного ресурса.

Итак, те из нас, кто либо уверен, либо отважится рассматривать жизненную ситуацию как полностью относительную в пространстве и времени, могут благополучно выйти из нее. Нет границ нашей взаимосвязанности с бесчисленными измерениями и вселенными. И нет пределов нашему развитию, дурному или хорошему. Очень сильное обязательство – улучшать ситуацию, в которой мы оказались вместе с другими, – возникает из понимания неизбежности бытия в бесконечной относительности и длительности. Отказ от любой неопределенности небытия оставляет нас с абсолютной озабоченностью качества относительных ситуаций. Эта озабоченность требует, чтобы мы использовали любое имеющееся в нашем распоряжении средство для их улучшения.

Возвращаясь к отдельным религиозным верованиям, не опирающимся на рациональные доказательства или правдоподобные выводы, находим, что наш выбор действий может иметь неограниченные последствия. Избавляясь от искушения определить небытие, почему бы нам не представить четче некоторые невероятные душевные состояния, воспроизводящие характеристики приятного небытия – блаженной анестезии, отчужденности от связи с условиями, постоянной изоляции от переживаний, и все это гарантированное абсолютной, неотносительной силой, контролирующей относительное, но не обусловленное им? Здесь, однако, нам следует применить «пари» Паскаля наоборот. Если благодаря неизбежному предназначению души Всемогущее Существо спасет нас вне зависимости от того, что мы делаем, то мы не пожалеем, что потратили немного времени напрасно, сами готовясь спасти себя. Но если такого Существа нет или есть более могущественные чем мы божественные Существа, которые могут спасти нас, если мы приготовились принять их помощь, то тогда мы будем очень долго глубоко сожалеть, что не подготовились должным образом.

Не существует причины для глубокой веры в иррациональное. Полезная вера не должна быть слепа, ей следует осознавать свои основы. Глубокая вера должна быть способна использовать научные исследования для своего углубления. Ей следует быть достаточно открытой духу, а не замыкаться на букве. В полезной, здоровой, приносящей удовлетворение вере не должно быть препятствий для развития науки о смерти. Разрабатывая подобную науку, исследователю надлежит учитывать все прежние попытки ее создания, особенно традиции, имеющие долгую историю и обширную литературу, а из них наука о смерти, сохранившаяся в индо-тибетской традиции, вероятно, наиболее плодотворная.

Принимая во внимание бесконечную взаимосвязанность живых форм, безначальность, бесконечность и распространенность их в безграничности пространства, материалистическая картина эволюции как естественного отбора бесполезна, однако, учитывая активно развивающиеся через редкие мутации жизненные формы, обитающие с определенного начального момента в ограниченной сфере планетарной окружающей среды, эта картина нуждается в пересмотре. Прежде всего, постулирование определенных начал и конечных параметров всегда подозрительно. Материалистическое представление разумно описывает материальный, причинно зависимый процесс развития, но почему тогда ум не мутирует и не развивается, как тело?

Буддийская точка зрения на все это – очерк психобиологической эволюции, известный как «теория кармы» – очень похожа на дарвиновскую идею эволюции. Теория кармы описывает «великую цепь живых существ», постулируя родственную связь между всеми наблюдаемыми видами существ и схему развития одной жизненной формы в другую. В прошлом люди были обезьянами, и вообще все животные были когда-то одноклеточными. Отличие теории кармы в том, что согласно ей живое существо проходит разные жизненные формы, переходя от одной жизни к другой. Тонкий, ментальный уровень жизни переносит паттерны, развитые в одной жизни, в последующие. Виды развиваются и мутируют во взаимодействии с окружающей средой, а индивид также переходит из одного вида в другой. Кармическая эволюция может быть случайной, и существа вовлекаются в низшие формы также, как и в высшие. Как только существо осознает этот процесс, оно может целенаправленно влиять на свою эволюцию, выбирая действия и мысли. Хотя здесь и имеются несомненные различия, теория кармы дает эволюционное объяснение того, почему живые существа таковы, какие они есть. Поэтому я переводил «карма» как «эволюция» или «эволюционное действие».

Карма означает действие, вызывающее развитие и изменение, и поэтому это понятие близко к тому, что мы разумеем под эволюцией. Нет необходимости сохранять индийское слово «карма». Некоторые переводчики поступают так из любви к мистификации, им кажется, что западные языки не могут передать уникального значения изначального термина. Некоторые европейцы, углубившиеся в восточную мысль, тоже сохраняют этот термин, потому что рассматривают карму мистически, как разновидность судьбы. Но в буддийской науке нет места судьбе, карма – это безличный, естественный процесс причин и следствий. Наша «карма», в данный момент жизни, смерти или промежутка, – это полный набор причинных импульсов, исходящий от прошлых действий, связанных с нашим потоком жизни. Эти импульсы образуют комплекс, воздействующий на наши тела, действия и мысли. В свою очередь, наши текущие действия тела, речи и мысли формируют новые причинные импульсы, определяющие характер и качество нашей жизни в будущем. Этот комплекс можно назвать нашей эволюционной движущей силой. Есть старая тибетская поговорка: «Не думай о будущих жизнях, следи за своими мыслями сейчас, не заботься о прошлых жизнях, позаботься о своем нынешнем теле!» Она выражает мысль, что наше тело – результат долгой эволюции, обусловленной былыми поступками, а наши будущие воплощения формируются тем, что мы думаем и решаем делать в настоящее время.