Закон негодяев - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 44

– И кроме того, – Багиров почесал голову мизинцем, пригладил волосы, – нельзя воевать с русскими в русском городе. Это как-то даже неприлично.

– При чем тут это? – не выдержал Саркисян. – Какое отношение имеет к русскому городу татарин Мансуров? Или азиатская рожа Лазарева?

– Артур Ашотович, – покачал головой Багиров, – от вас я такого не ожидал. Мне морда Лазарева тоже не особенно симпатична, но согласитесь, именно он контролирует большую часть московских славянских групп. Это же факт.

– Правильно, но только не надо говорить, что они все русские. Рябой вообще, по-моему, мордвин или чуваш! – кипятился Саркисян.

– Это не имеет значения, – возразил, улыбаясь, Багиров, – они местные, а мы гости.

– Они местные?! – буквально взвился Саркисян. – Кто там местный? Хоть один человек? Мансуров, Лазарев, убитый Зыков, сам Рябой? Кто? А мои предки имели в Москве лавку еще сто пятьдесят лет назад. Пять поколений моих родных лежит в московской земле. Значит, я, Артур Саркисян, не местный, а эти ублюдки, появившиеся в городе несколько лет назад, – местные. Так?

– Я не хотел вас обидеть, – Багиров, кажется, никогда не злился, – просто констатировал факты. Для них вы армянин, а те русские. Значит, ближе. Вот и все. Ничего обидного я вам не сказал.

– Все правильно, – снова раздался голос Давида, – но мира не будет. До тех пор, пока они не выдадут убийцу Арчила. Я поклялся найти его убийцу, и я не уеду отсюда, пока не сдержу свое слово.

Багиров и Саркисян переглянулись.

– А вы еще спорите? – укорил Саркисяна Багиров.

– Подождите. – Саркисян, которого действительно задели слова Багирова, тем не менее сознавал, что он прав. – Батоно Давид, убийцу мы действительно должны найти. Но это и может стать предметом переговоров. Они выдают нам убийцу, и мы прекращаем войну. Так?

– Нет, не так. – Упрямство старика уже начинало злить всех сидящих. – Они его не должны нам выдавать. Мы его сами должны найти и убить. Это вопрос чести. А пленного противника не убивают. Для этого есть мясники.

– Когда Гурам захватил людей Рябого, вы, кажется, не возражали против их убийства, – очень мягко заметил Саркисян.

– Там другое дело было. Там «шестерки» были. Их проучить нужно было и напугать Лазарева. А здесь – совсем другое. Моего брата мужчина убил, смелый и хитрый. Он его застрелил в таком месте, на глазах у тысячи человек. А я, значит, его тайком убивать буду. Нет, мы доказать должны, что хитрее. Умнее. Что мы тоже думать можем, а не только стрелять.

– Вашу логику трудно понять, – раздраженно заметил Саркисян.

– Мы держим под контролем расследование преступления с убийством Михо, – вмешался Гурам Хотивари. – Как только сумеем установить, где именно этот неизвестный убийца Михо и Арчила, сразу заберем его, не дожидаясь, пока милиция приедет.

– А до этого времени нам нужно убивать друг друга? – уточнил Багиров.

Гурам развел руками.

– Послушайте, дорогие мои друзья, – Багиров, как всегда, говорил спокойно, но явно волновался, – вам все равно, сколько будет идти война – год или два. Ваши люди, Гурам, занимаются рэкетом, угоняют автомобили, грабят квартиры. У них нет постоянного места жительства, они не платят налоги государству. Другое дело наши люди. Они стоят на базарах. Там каждый знает азербайджанца в лицо. Вы хотите, чтобы их начали бить? Достаточно Лазареву, если он не последний дурак, послать на базар пять-шесть человек, желательно женщин. Все, конец коммерции. Они начнут кричать, что «черные» их грабят, что захватили все базары. И тогда моих людей начнут просто выгонять. Помните, как в Москве улицу Горького перекрыли таксисты – не хотели работать, говорили: «азеры» убили таксиста. Потом выяснилось, что вообще азербайджанцы ни при чем. Но ведь слух пустили. Все станут сваливать на нас. Как только в Москве какая-то напряженность, я знаю: другие группы тут же пользуются моментом и все валят на нас. А для московского обывателя нет разницы, чеченец или азербайджанец. Все одно – черные. Вы хотите, чтобы они начали громить наши киоски? Да и у вас, уважаемый Артур Ашотович, будут крупные неприятности. Помните, как десантники ломали магазин «Армения»? Вы же тогда точно установили, что это была провокация. Нарочно привели десантников к этому месту. Вы хотите, чтобы на этот раз толпу привели к вашему банку?

Довод был убийственный. Саркисян побагровел, но смолчал. Вмешался его приятель Погосов, не любивший азербайджанцев.

– Не надо так утрировать, – у него был неприятный, резкий акцент, – мы сумеем сделать так, чтобы Лазарев был нейтрализован. Для этого отберем лицензию у его банка.

– А вы сможете это сделать? – быстро спросил Багиров.

– Постараемся, через московское правительство.

– Рафаэль Мамедович прав, – вздохнул Гурам, – война невыгодна. Нет, Давид, – сказал он, обращаясь к старику, – вы не беспокойтесь. Пока не будет убит человек, стрелявший в Арчила, я не успокоюсь. Но нужно думать и о завтрашнем дне. Лазарев кто такой? Мошка, козявка. Мы его раздавить в два счета сумеем. Но вот Рябой – дело другое. Тот может таких людей против нас поднять, такую войну начать! А нам это действительно не нужно. Найдем убийцу Михо, уберем его, и должны начинать переговоры.

– Так Лазарев и пойдет с вами на переговоры, – иронически произнес Зураб. Ему было приятно вставлять шпильки в адрес Хотивари. В душе он считал, что Гурам просто узурпировал власть, уже почти принадлежавшую ему.

– Это верно, – кивнул Погосов, – теперь на переговоры Лазарев, может, и не пойдет. Зыков был его лучшим другом.

– Значит, нужно задействовать наших «жрецов», – сказал вдруг Багиров.

Саркисян и Погосов испуганно переглянулись. Они не ослышались?

– Что вы сказали? – спросил Саркисян.

– Вы правильно слышали. Только они могут стать посредниками на переговорах и настоящими гарантами. Рябой не захочет ссориться с ними. Это слишком опасно, к тому же проживая в Америке.

– Не понимаю, – нахмурился Гурам, его раньше не пускали на такие заседания. – Какие «жрецы»? Про кого вы говорите?

– Еврейская мафия, – пояснил Погосов, – у нас есть с ними контакты.

По традиции эта мафия контролировала международные каналы передачи информации, шоу-бизнес, газеты, журналы, телевидение. Все кавказские группировки старались поддерживать очень хорошие отношения со «жрецами», как их называли в своей среде, понимая, что средства массовой информации в условиях России – страшная, почти неуправляемая сила. Достаточно было появиться на телевидении трем-четырем репортажам, и любая группа могла считать свою деятельность законченной. Поэтому все остерегались и не вмешивались в деятельность «жрецов». К тому же у тех были очень сильные позиции и за рубежом.

– С кем вы хотите поговорить? – спросил Саркисян.

– Это нужно обсудить. Думаю, с Филей Рубинчиком, – осторожно произнес Багиров.

– Вы с ума сошли, – снова вскипел Саркисян, – он заберет пятую часть наших доходов!

– А вы хотите потерять все? – спросил Багиров.

Традиционно у азербайджанских групп были очень хорошие связи с еврейскими группировками и вообще налажены очень хорошие связи с Израилем. Живущая в Баку огромная еврейская община, насчитывавшая в шестидесятые годы до восьмидесяти тысяч человек, всегда находила понимание и дружелюбное отношение к себе. Баку был, пожалуй, одним из немногих крупных центров царской России, где никогда не случалось еврейских погромов. Более того, здесь вообще не было признаков антисемитизма, столь отвратительного явления, распространенного в некоторых других местах великой империи. Кровавые столкновения армян и азербайджанцев, организуемые провокаторами царской охранки, не приводили, несмотря на многочисленные усилия, к еврейским погромам. После двадцатого года все общины в Баку прекрасно уживались, и не было ни одного случая межэтнических столкновений. Лишь с приходом к власти «миротворца» и «перестроечника» Михаила Горбачева в Баку начались волнения, выплеснувшиеся позже в ужасную трагедию столкновений на межэтнической почве. В январе девяностого года в результате кровавых столкновений погибло пятьдесят шесть армян, около ста азербайджанцев, татары, русские, лезгины, евреи. Введенные по приказу Михаила Горбачева войска безжалостно расстреливали даже случайных прохожих. И слезы матерей – русских, азербайджанских, армянских – взывали к небесам, проклиная человека, взвалившего на себя бремя ответственности и не справившегося с этим тяжким грузом.