Ошо: Будда-хулиган, который «никогда не рождался и никогда не умирал» - Гофман Оксана. Страница 7
Именно в этой связи он утверждал, что природа не знает имен существительных и что она слыхом о них не слыхивала. Природе известны одни глаголы. Потому что все вокруг — это процесс. И даже Бог — не что-то определенное, а процесс.
И человек, по Ошо, тоже процесс. Если мы умеем быть текучими, подобно реке, в нас рождается великая сила обновления, которая способна полностью преобразить нас. Мастер посвятил все свои усилия, чтобы это знание о свободе преображения сделать нашим.
Завершая главу о мятежном духе «нового ребенка», для себя мы лишний раз понимаем, что именно детство дарит нам те возможности, которых во взрослом существовании может уже и не представиться. Что в детстве у каждого из нас есть крылья. И только мы решаем: летать или не летать… Ошо выбрал летать. И все истории из его детства — уже Путь. Выбор за выбором, мгновение за мгновением, нигде не останавливаясь. В бесконечном потоке, в бесконечном поиске ответа. А это и есть, по сути, начало ошовской духовности.
И в этом смысле детство Мистика стало первой ступенью к его Просветлению.
Глава вторая
Алмазные россыпи неба, или Просветление
Алмазные дни с Ошо
На Пути
В 1951 году Ошо, несмотря на явное нежелание отца, поступил учиться в Джайнский колледж, а после его окончания в Джабалпурский университет на философский факультет.
Разумеется, преподавателей Ошо часто удивлял и ставил в тупик. Начиная с выбора изучаемых предметов. Они решительно не могли взять в толк, зачем будущему философу посещать лекции по физике, химии и биологии. На это удивление Ошо отвечал, что хочет понять, чего добились в этих науках, поскольку истинному философу, постигающему взаимосвязи жизни, «знать главное совершенно необходимо».
Его считали тронутым. А Ошо знал, что безумие ему не грозит, потому что разум уже оставлен далеко позади. Нечему «тронуться», потому что, как говорил Ошо, он стал просто наблюдателем. Люди этого не понимали…
Ошо неоднократно становился победителем Всеиндийского конкурса дебатов и получал золотую медаль. Он всегда достигал успеха в полемике, потому что, будучи «просто наблюдателем», мог легко выигрывать в спорах.
Его доказательства отличались безупречной логикой, точка зрения на вопрос — оригинальностью и абсолютной независимостью. Для окружающих она часто была откровенно шокирующей.
Так, например, Ошо отказался ходить на уроки поэтики. И сделал это из собственной убежденности в том, что посредством бесчисленных комментариев ученые наловчились губить все прекрасное. Он утверждал, что своей так называемой наукой они умерщвляют любую красоту, делая все вокруг настолько тяжеловесным, что из стихов после их «анализа» напрочь уходит поэтичность.
Ошо видел, что профессора совершенно непоэтичны и, хотя всю жизнь изучали поэзию, решительно ничего в ней не смыслят. Занимаясь методичным препарированием поэзии, они утратили способность чувствовать поэзию в самой жизни. И совершенно очевидно, что преподаватель поэтики, который не восхищается сущим — не смотрит на деревья, не слушает пение птиц, не любуется восходом солнца, — не мог впечатлить студента, влюбленного в красоту жизни.
При этом места, где учился будущий Мистик, славились загадочными, невероятно прекрасными рассветами и закатами. Университет располагался на пригорке в окружении невысоких холмов, и здесь на рассвете и в сумерки по какой-то непонятной и таинственной причине непременно скапливались разноцветные облака. Для Ошо было удивительно, как всей этой красоты умудряется не замечать человек, всю жизнь посвятивший преподаванию поэтики. Бессмысленно рассуждать о красоте, не будучи наполненным ею. Вообще бессмысленно рассуждать о красоте. Невозможно. Ее возможно лишь воспринимать, чувствовать, переживать…
Ошо всегда считал, что любые университеты лишают человека интереса и любви к поэзии, потому что не дают представления о том, какой полной может быть жизнь.
Никто ничего не говорит о красоте жизни, все только и твердят о ее всевозможных «толкованиях». А между тем только сама жизнь таит в себе «проблески просветления».
Вероятно, именно поэтому на лекции Ошо ходил редко и предпочитал все дни напролет просиживать в библиотеке. При этом философскими трудами его интерес не ограничивался. Ему было интересно все. Он с увлечением рылся на всех полках, во всех секциях и непременно находил для себя что-нибудь стоящее. Так, Ошо изучил все самые странные, нетрадиционные священные писания, какие только существовали и существуют в мире и какие сумел найти. Он читал не ради учебы. Штудируя книги, он оставался «просто наблюдателем». Ошо хотел сделать свое будущее провозвестие всеобщим, свободным от любых локальных ограничений. И ему это замечательно удалось.
Получив степень бакалавра, Ошо уехал из Джабалпура. Профессор Рой из Саугарского университета высоко оценил способности Ошо и пригласил его к себе в университет, пообещав полную свободу действий. При встрече он скажет новоиспеченному бакалавру: «Не нужно пугать меня несносностью. Здесь ты сможешь делать все, что захочешь».
Саугарский университет по-своему уникален. По сравнению с вузами Бенареса или Алигарха, где во времена Ошо училось десять-двенадцать тысяч студентов, Саугарский университет был очень невелик. В то время в этом университете была всего тысяча студентов и сотни три преподавателей. Основателем его был доктор Харисингх Гаур, всемирное светило в области права. В основание университета он вложил все свои сбережения, миллионы долларов. Его университет действительно стал одним из лучших. Еще при жизни Гаур успел собрать там самых блистательных преподавателей. Он питал огромную страсть к книгам и передал своему детищу роскошную личную библиотеку, хранящую книги со всех уголков земного шара.
Ошо навсегда запомнил первую лекцию профессора Роя, пригласившего его в университет. Она была посвящена принципу Абсолюта. Речь шла о Брэдли и Шанкаре, которые оба верили в Абсолют — так они именовали Бога.
И естественно, Ошо не был бы Ошо, если бы не начал задавать провокационные вопросы. Но именно эта провокация послужила началом тесной дружбы между мыслящими личностями. Ошо просто спросил ученого: «Ваш Абсолют совершенен?.. Если развитие продолжается, это не Абсолют, потому что он не совершенен… Но если он завершен, исполнен до конца… то у него нет возможности развития и, значит, он мертв». И профессор, защитивший когда-то в Оксфорде докторскую, посвященную философии Брэдли, а вторую докторскую по трудам Шанкары в Бенаресе, попросил у Ошо времени на размышления. И только спустя пять или шесть дней профессор Рой скажет: «Простите, но я не нашел решения… Я не могу утверждать, что Бог несовершенен, но в то же время не могу говорить, что он мертв… вы навсегда завоевали мое уважение».
Ошо питал подлинную любовь и уважение только к нескольким преподавателям, самыми любимыми из которых были уже упомянутый профессор Рой и доктор Саксена.
Спустя годы Ошо вспоминал, как он впервые появился на лекции доктора Саксены, громыхая деревянными сандалиями. Тот с удивлением посмотрел на обувь студента и спросил, почему юноша носит эти жутко гремящие деревяшки? И Ошо ответил: «Чтобы сознание не уснуло». Угадайте, что сделал доктор? Он распустил всех остальных студентов и провел Ошо в свой кабинет. Там Саксена снял с полки докторскую диссертацию, написанную им за тридцать лет до этого. Диссертация как раз была посвящена сознанию. Диссертация была написана на английском, и многие хотели бы перевести ее на хинди. Но Саксена никому не позволял сделать этого. Для него вопрос был не в знании языка. Он искал человека, который понимал бы, что такое сознание. И случайно нашел: студента в деревянных сандалиях. Ошо согласился сделать перевод, но с одним условием: он попросил разрешения делать редакторские сноски.
Будущий Мистик перевел работу доктора за время двухмесячных каникул. И не только перевел — он добавил редакторскую правку! Когда Ошо принес перевод Саксене, у того на глаза навернулись слезы. Ученый пролистал перевод, заметил правку и сказал студенту: «Если бы ты был в ученом совете, я никогда не защитил бы диссертацию! Ты заметил именно те места, где у меня возникали сомнения, но те идиоты, которые присудили мне ученую степень, ничего даже не заподозрили. Наоборот, они меня страшно хвалили!»