Коллекционер - Фаулз Джон Роберт. Страница 62
Чем больше я про это думал, тем хуже мне становилось.
Наступила полночь, а я не мог спать. Пришлось зажечь всюду свет, я не верю в привидения, но со светом было как-то легче.
Я все думал о ней, даже подумал, может, и моя вина была в том, что она сделала, из-за чего потеряла мое к ней уважение, а потом подумал, нет, она сама во всем виновата, сама напросилась и получила по заслугам. Потом совсем уж не знал, что и думать, в голове звенело – дон-дон-дон, и я понял, что не смогу больше жить в этом доме. Мне хотелось уехать и больше никогда не возвращаться.
Я подумал, можно все продать и уехать в Австралию. Но ведь сначала надо все следы уничтожить. Это было слишком тяжело. Тут мне в голову полезли всякие мысли про полицию. Я решил, лучше всего прямо пойти в полицию и про все там рассказать. Даже за пальто уже взялся, чтоб ехать в Луис.
Потом подумал, схожу с ума, даже в зеркало стал смотреться, видно это по моему лицу или нет. Испугался ужасно, думал, я ненормальный, все это видят, кроме меня. Стал вспоминать, как на меня люди в Луисе смотрели, в приемной у врача например. Все понимали, что я ненормальный.
Время подошло к двум. Не знаю почему, только я вдруг подумал, это все ошибка, она не умерла, она просто спит. Так что пришлось спуститься в подвал, чтоб убедиться. Это было ужасно. Только я спустился в наружный подвал, в голову полезло всякое такое. Вроде как она выйдет из темного угла с топором. Или – что ее там нет, хоть все засовы были на месте и дверь на замке, а она все-таки исчезла. Ну, прямо как в фильме ужасов.
Она была там. Лежала в этой страшной тишине. Я дотронулся, она была холодная, холодная как лед, я даже вздрогнул. Все не мог поверить, что это правда, как всего несколько часов назад она была живая и теплая, а несколько дней назад ходила здесь, рисовала, вязала. А теперь – вот это.
Потом вдруг что-то в подвале зашевелилось, в другом конце, у самой двери. Наверно, просто сквозняк. Что-то во мне сломалось, я прямо голову потерял, бросился прочь, поскользнулся и упал на ступеньках в наружном подвале, вскочил и давай бог ноги. Двери запер вдвое быстрей, чем обычно, и вбежал в дом и закрылся на все замки и засовы.
Дрожать перестал не скоро, но все-таки постепенно успокоился. Только все, о чем мог думать, это – что всему конец. Что не могу жить, когда она там внизу такая лежит.
Как раз тогда мне в голову пришла одна мысль. И все возвращалась и возвращалась. Я чувствовал, что это даже хорошо, повезло ей, что она со всем этим покончила, никаких больше волнений и тревог и прятаться больше не надо, и не надо думать о том, чем ты хочешь и никогда не сможешь стать. Со всем этим покончено раз и навсегда.
Все, что мне надо было сделать, это – убить себя, и пусть другие думают что хотят. Эти люди в приемной, в Ратуше, тетушка Энни и Мейбл, все. А я уже буду ни при чем.
Начал думать, как это сделаю, как поеду рано утром в Луис, как только откроются магазины, и куплю много-много аспирина и цветов, хризантем, она их очень любила. Потом приму весь этот аспирин, возьму цветы и пойду вниз и лягу рядом с ней. Сначала отправлю письмо в полицию. И они найдут нас в подвале с ней вместе. Вместе за Великим Пределом. И похоронят вместе. Как Ромео и Джульетту. И это будет великая трагедия. Ничего грязного.
И я заслужу уважение, если так поступлю. Если уничтожу все эти фотографии, никто не узнает, что я с ней нехорошо поступил, и все это будет выглядеть настоящей трагедией.
Ну, я все это продумал, пошел и приготовил снимки и негативы, чтоб первым делом их утром сжечь.
Чувство было такое, что надо иметь определенный план, и все будет хорошо. Какой угодно, только определенный.
Оставались деньги, но мне было все равно. Их получат тетушка Энни и Мейбл. Миранда говорила про Фонд спасения детей, но у нее тогда уже половины винтиков в голове не хватало. Все эти попечительские фонды наполовину из жуликов состоят. Лучше бы назвали его Фонд спасения попечителей.
Что мне нужно было, это то, что за деньги нельзя купить. Если б я и вправду был испорченный, я бы не стал делать всего, что для нее сделал, я просто бы ходил к женщинам, про которых на обложках в Пэддингтоне и Сохо можно прочитать, и делал бы с ними что угодно. А счастье не купишь. Я это чуть не тыщу раз от тетушки Энни слышал. Ну, только тогда я думал, ха-ха, дайте сперва попробовать. Ну, я попробовал.
Потому что все дело в чем, все дело в везении. Как на тотализаторе, только еще хуже, тут не узнаешь, какая хорошая упряжка, какая плохая и как жеребьевка пройдет. Не можешь угадать, как все обернется. Просто А против В, С против D, и никто не знает, кто такие А, В, С и D, какие они. Поэтому я никогда не верил в Бога. Я думаю, все мы просто насекомые, живем какое-то время, потом умираем, вот и все. Нет в жизни никакого милосердия. Нет никакого Великого Предела. И за ним – ничего.
Около трех я начал задремывать, так что решил пойти и выспаться напоследок, лежал в постели и все это себе представлял, как отправлюсь в Луис, когда проснусь, потом возвращусь, сожгу все, что надо, все везде запру (бросив последний взгляд на мою коллекцию) и спущусь вниз. Она меня ждет там, внизу. В письме в полицию я напишу, что мы любили друг друга. Совместное самоубийство. И это будет «КОНЕЦ».
IV
Но так случилось, что все вышло по-другому.
Я проснулся только в одиннадцатом часу, и опять день был прекрасный. Позавтракал и отправился в Луис, купил аспирин и цветы и спустился вниз и вдруг подумал, просмотрю в последний раз ее вещички. Ну, должен сказать, тут мне здорово повезло. Я нашел ее дневник, а из него ясно видно, она меня никогда не любила, всю дорогу думала только о себе и об этом мужчине.
Ну, как бывает, когда проснешься, мысли уже совсем другие, во всяком случае, утром я уже рассуждал более здраво, у меня всегда так, ночью вижу все в мрачном свете, а утром все совсем другое.
Мысли эти пришли мне в голову, когда я завтракал, я не нарочно так стал думать, они пришли сами по себе. Про то, как избавиться от трупа. Я подумал, если не умру в ближайшие часы, то можно будет сделать то-то и то-то. Много всяких мыслей. Подумал, хорошо бы доказать, что это возможно. Чтобы никто не узнал.
Утро было прекрасное. Окрестности Луиса очень красивые.
Еще я подумал, веду себя вроде это я ее убил, а она ведь сама умерла, в конце-то концов. И доктор, по моему мнению, мало что мог бы сделать, болезнь зашла слишком далеко.
И еще одна вещь случилась в то утро, вот уж настоящее совпадение, в Луисе, я как раз ехал к цветочному магазину и остановился, чтоб дать пешеходам дорогу, а по переходу через улицу прошла девушка в униформе. На минуту мне показалось, я вижу привидение, я даже вздрогнул, у нее были точно такие же волосы, только покороче; я хочу сказать, у нее и размер, и рост, и походка – все было как у Миранды. Я прямо глаз от нее оторвать не мог, и прямо против воли, как на аркане потянуло припарковать фургон и вернуться туда, где я ее заметил, и мне здорово повезло, я увидел, как она зашла к Вулворту. Я пошел за ней и увидел, она работает в кондитерском отделе.
Ну, я вернулся с покупками и спустился к Миранде, пошел разложить цветы; я уже понял, настроение сделать то, другое, что я раньше наметил, прошло, и я подумал, надо как следует все еще раз продумать, ну, и тут-то я нашел ее дневник.
Уже много дней прошло, четвертая неделя идет, как это все случилось.
Конечно, у меня никогда уже не будет такой гостьи, хотя теперь, когда тетушка Энни и Мейбл решили остаться Там Внизу (в Австралии), сделать это было бы вовсе не трудно.
Но все-таки, просто из интереса, я занимался всякими проблемами в связи с той девушкой у Вулворта. Она живет в деревне, если ехать отсюда, то по ту сторону Луиса, и дом ее довольно далеко от автобусной остановки, около четверти мили примерно. И пройти к нему можно только по глухому деревенскому переулку. Так что, я бы сказал, возможности есть (если б я не был уже хорошо научен). Конечно, она не такая красивая, как Миранда, самая обыкновенная продавщица из магазина, но в том и была моя ошибка, что я слишком высокие цели себе ставил, я еще раньше должен был понять, что от такой, как Миранда, никогда не получу того, что мне надо, со всеми ее идеалами, прямо фу-ты ну-ты какими высокими, и всякими хитроумными штучками. Мне надо было заполучить кого-нибудь, кто меня мог бы больше уважать. Кого-нибудь попроще, чем она, пообыкновенней, кого я сам мог бы кое-чему научить.