Перевоплощение и карма их значение для культуры современности (ЛП) - Штайнер Рудольф. Страница 15
Подумайте, как изменяются все представления о жизни, если обратить взгляд от того, что переживается непосредственно в настоящем, к тому, что пережила человеческая индивидуальность, проходя через разные инкарнации!
Странным начинает выглядеть многое, чем гордится человек в нынешней инкарнации, если привести его в связь с тем, как он приобрел все это в предыдущей инкарнации. Если посмотреть на это с точки зрения перевоплощения, то многое покажется не таким уж невероятным. Нужно только увидеть в человеке то, как он развивается в пределах одной инкарнации под влиянием этих внутренних душевных сил. Нужно только наблюдать душевную силу веры, душевную силу, которую человек может являть в своей вере в то, что в качестве сверхчувственного возвышается над обыкновенными чувственными явлениями. Пусть современный материалистический монист как угодно упорствует, пусть он говорит: имеет значение только знание, а у веры нет надежного фундамента, — но его слова противоречат другому факту, тому, что именно душевная вера живительно воздействует на наше астральное тело, в то время как неверие, неумение верить иссушает астральное тело. Как пища действует на физическое тело, так действует вера на астральное. И разве не важно понимать, что творит вера для человека, для его блага, для его душевного здоровья и — поскольку душевное здоровье имеет значение для телесного — для его тела? И разве не странно, что с одной стороны хотят устранить веру и освободить место для знания, а с другой стороны происходит так, что у человека, не умеющего верить, высыхает, чахнет его астральное тело? Тот, кто хочет убедиться в этом, должен рассмотреть только одну жизнь. Ибо для того, чтобы увидеть, что лишенный веры человек получает иссохшее астральное тело, не нужно рассматривать череду инкарнаций, достаточно посмотреть на человека в одном его воплощении. Итак, мы можем сказать: безверие иссушает наше астральное тело, безверием мы обедняем себя; мы иссушаем нашу индивидуальность в последующей инкарнации. Безверие делает нас в следующей инкарнации тупыми и неспособными получать знания. Противопоставление знания и веры — это пустая, сухая, скучная логика. Для того, кто видит эти вещи, все пошлости, которые говорятся о вере и знании, имеют примерно такое значение, как спор двух людей, из которых один утверждал бы, что до сих пор для развития человечества большее значение имели мужчины, а другой возражал бы, что женщины. В эпоху детства человечества имел большее значение один пол, сейчас — другой. Для знатока духовных фактов ясно: как со-относятся во внешней жизни два пола, так же соотносятся вера и знание. Мы должны увидеть в этом четкий и значительный факт, и наш взгляд будет верен. Параллелизм тут идет настолько далеко, что мы можем сказать: как человек — мы не раз отмечали это — меняет в следующих друг за другом воплощениях свой пол, ста-новясь, как правило, попеременно то мужчиной, то женщиной, так же за более склонным к вере воплощением следует, как правило, более склонное к разуму, затем идет опять более склонное к вере и так далее. Есть и исключения, подобно тому как бывает, что несколько мужских или женских инкарнаций следуют подряд. Но, как правило, эти вещи обоюдно дополняют и оплодотворяют друг друга.
Однако существуют и другие силы в человеке, которые подобным же образом взаимно дополняют друг друга, к примеру, две душевные способности, одну из которых назовем способностью к любви, а другую — внутренней силой, дающей человеку чувство собственного достоинства, внутреннюю гармонию, внутреннюю опору на себя самого и знание того, что мы должны делать в жизни. И в этом отношении человеческая карма оказывает в разных инкарнациях попеременное влияние, так что в одном воплощении у человека бывает сильнее выражена самоотверженная любовь к тем, кто его окружает, некая самозабвенность, некое подобие растворения в своем окружении; на смену такой инкарнации приходит иная, где человек вновь чувствует себя призванным не терять себя, уходя во внешний мир, но внутренне крепнуть, употребляя силы на то, чтобы самостоятельно продвинуться вперед. Конечно, это последнее не должно вырождаться в черствость, так же как первое не может и не должно вырождаться в полную потерю собственного "я". Эти две вещи тоже взаимосвязаны. И следует постоянно подчеркивать, что недостаточно желания антропософа принести жертву. Многие люди очень хотят жертвовать весьма многим, но для того, чтобы принести миру такие жертвы, которые бы на что-то годились, человеку нужно сначала иметь для этого силы. Прежде чем жертвовать собою, человек должен стать чем-то, иначе пожертвование им своего "я" не будет иметь особой цены. В каком-то смысле это есть некий род — пусть и скрытого — эгоизма и лености, когда человек не стремится к совершенству, к дальнейшим стремлениям, чтобы то, что он может совершить, обрело ценность.
Может показаться — но прошу не понять меня ложно, — будто мы проповедуем черствость, нелюбовь. Внешний мир с легкостью может упрекать сейчас антропософов: вы стремитесь к тому, чтобы совершенствовать ваши души, развиваться в душевном отношении! Вы же становитесь эгоистами! Тут нужно признать, что в этом стремлении человека к полноценности его может поджидать множество нелепых вещей, множество изъянов и ошибок. Совсем не всегда нужно симпатизировать тому, что очень часто проявляется у антропософов под видом принципа развития. За этим стремлением нередко стоит слишком много непозволительного эгоизма.
С другой же стороны, нужно подчеркнуть, что мы живем в такое время, в такую культурную эпоху, когда люди бывают невероятно расточительны в готовности жертвовать собой. Хотя повсеместно присутствует и черствость, но все же налицо и невероятная расточительность в отношении любви и готовности к самопожертвованию. Не следует понимать это неверно, но нужно уяснить, что любовь, если она лишена мудрого руководства жизни, мудрого понимания соответствующих обстоятельств, может быть весьма неуместной и приносить людям больше вреда, чем пользы.
Мы живем в эпоху, когда великому множеству людей необходимо, чтобы в душу снова проникало нечто такое, что может вести душу вперед, нечто такое, что дает антропософия, которая делает их души богаче и содержательнее. Ради следующей инкарнации, да уже и для деятельности между смертью и новым рождением человечество должно стремиться к делам, которые основываются не просто на старом достоянии, а к новым делам. Надо рассматривать эти вещи чрезвычайно серьезно и в истинном их значении, ибо должно быть понято как факт, что антропософия наделена миссией некоего культурного зерна, которое должно прорасти и взойти в будущем. Но то, как это происходит в жизни, мы сможем понять лучше всего, если иметь в виду такие кармические взаимосвязи, как вера и разум, любовь и чувство собственного достоинства. Человек, который в духе нашего современного развития придерживается убеждения, что, пройдя сквозь врата смерти, он сразу сделается частью внеземной вечности, пребывая где-то вне этого мира, — такой человек никогда не сможет по достоинству оценить прогресс души, ибо скажет себе: если и существует прогресс, ты все же не сможешь вполне принять участие в формировании его как такового, ведь ты здесь только мимоходом, лишь на краткий миг в этом мире и должен только готовить себя для иного мира.
Между тем дело обстоит так, что мы обретаем наибольшую жизненную мудрость благодаря тому, что нам не удалось. Мы учимся на наших неудачах и становимся всего мудрее благодаря им. А теперь спросите себя всерьез, часто ли случается так, что у вас бывает возможность повторить то, что у вас один раз не вышло, еще раз в точно такой же ситуации? Такое бывает редко. А разве не была бы жизнь чем-то совершенно бессмысленным, если бы премудрость, которую мы можем усваивать благодаря своим ошибкам, пропадала для этого земного человечества? Только если мы можем вновь вернуться, если мы можем вновь применить в совершенно новой жизни то, что мы усвоили как жизненный опыт в жизнях предыдущих, только в этом случае жизнь имеет смысл. Поэтому бессмысленно вообще стремиться к совершенству души для этого земного бытия, если оно рассматривается как единственное, а также и для той внеземной вечности.