Ведьмы и Ведовство - Сперанский (Велимир) Николай Николаевич. Страница 38

Над этим показанием «мудрым и ученым мужам» действительно приходилось задуматься. Рассказ тулузских колдуний об их полетах на шабаш, где они пожирали младенцев, очень напоминал народное поверье о стригах-людоедках, а эти бредни были давно уже осуждены церковью, и предписание сажать за них на хлеб и на воду с тех пор неоднократно церковью подтверждалось. Так относились к делу руководства по церковной дисциплине, так относились и люди науки.

Иные утверждают, что некая царица ночи, или Иродиада, устраивает ночные сборища для пира и для службы, где по заслугам она одних наказывает, другим же расточает похвалы. Туда же, говорят они, ламиями приносятся младенцы, и одних сборище немедленно рвет на куски и пожирает, других же председательница милует и возвращает в колыбели. Кто может быть, однако, так слеп, чтобы не видеть, что это злостное издевательство демонов над человеческими чувствами? Недаром это случается лишь с бедными женщинами да с глупыми, слабыми в вере мужчинами. Если же с человеком, страдающим подобным ослеплением, потолковать покрепче и раскрыть ему глаза, то злой дух с легкостью побеждается и отгоняется. Лучшее лекарство против подобной болезни – иметь твердую веру, не слушать такой лжи и не обращать никакого внимания на все эти прискорбные глупости.

Против такого рассуждения, представленного в свое время Иоанном Солсберийским, никто из образованных людей с тех пор не считал возможным спорить, и сама инквизиция неукоснительно предлагала нетвердым в вере людям вопрос, не прегрешали ли они также и против Canon Episcopi. Но, с другой стороны, колдуньи не поминали никакой царицы ночи. То, что они описывали, почти во всем сходилось с обыкновенной картиной шабаша еретиков. А еретические шабаши самой же инквизицией были доказаны документально. Пьер Гюи и его консультанты решили вопрос в том смысле, что показаниям колдуний надо дать веру. Но дело по существу во всяком случае оставалось темным. Народное воображение сильно занято было теперь картиной шабаша, и инквизиторы имели в руках факты, что некоторые негодяи готовы были отречься от Христа только затем, чтобы попасть на сатанинские вакханалии. Так, в Каркассоне в 1352 году семь человек признались инквизитору, что они в духе обожали козла, надеясь быть взятыми на шабаш, но по маловерию не могли этого достигнуть. Но кого брал действительно сатана на шабаши, как туда можно было попадать и, в частности, насколько усердно шабаши посещались «еретическими колдунами», – насчет всего этого инквизиция не делала еще никаких заключений, не обладая в достаточном количестве нужным судебным материалом.

Та медленность, с которой разъяснялись эти вопросы, та медленность, с которой инквизиция доходила до представления о ведунах и ведьмах, как особой «секте», в значительной мере обусловливалась тем, что инквизиционным трибуналам долгое время приходилось работать в крайне неблагоприятных условиях. Нам теперь ясно, как выросли позднейшие сказания о ведьмах. Мы видим, что тут слились три различных элемента – вера в колдовство, вера в ужасные еретические шабаши и вера в летающих по ночам то кровожадных, то распутных, то просто падких до угощения женщин. Вера в летающих по воздуху людей играла при этом первостепенно важную роль Стоило выдернуть из ткани эту нить, и от учения о «секте ведьм» ничего не оставалось. Разбросанных по свету «еретических колдунов» возможно было слить в одно сообщество наподобие катаров и вальденсов лишь при одном условии, что для них открыты не только земные, но и воздушные пути. Иначе все оговоры со стороны сообщников – главный источник питания для процессов ведьм – неизменно бы разбивались о доказательства материальной невозможности для указанных лиц находиться в данное время на данном месте. Но если в Европе XIV-XV веков было немало местностей, где «стриги» занимали народную фантазию с такой же силой, как при Буркарде Ворм-ском или при Иоанне Солсберийском, то в общем местности эти совсем не совпадали с теми, где приходилось вести свою работу инквизиции. Те области Европы, где живо было первобытное миросозерцание, не ведали у себя и язвы ересей и не нуждались в заботах инквизиционных трибуналов. Ереси были порождением передовых стран с сильно развитой городской культурой, как южная Франция и северная Италия. Из горожан главным образом состояли ряды катаров, которых современники нередко обозначали просто названием ткачи. Города составляли точно так же и главную арену деятельности вальденсов и ломбардских бедных. Но, разрушая наивность веры, толкая людей на путь рационализма, городская атмосфера, естественно, разрушала вместе с тем и наивность суеверий. Как это было в Римской империи, так это было и в средние века. Стригам и оборотням в городских стенах не находилось нужного простора.

В Европе XIV-XV веков были, однако, две страны, которые совмещали в себе не совмещавшиеся в других местах условия – крайнюю умственную отсталость населения и изобилие в его среде еретиков. Странами этими являлись Альпы и Пиринеи. Центрально расположенным Альпам и принадлежит печальная честь считаться истинной колыбелью «процессов ведьм».

Разбросанные по недоступым горным высям и долинам, почти оторванные от прочего мира, среди грозной природы, могуче действовавшей на фантазию, альпийские охотники и пастухи являлись в ту эпоху, быть может, самыми верными хранителями запаса первобытных общеевропейских поверий. «Альпы кишат суеверием», – писал в начале XV века доминиканец Нидер, и современник его тирольский судья Винтлер в своей поэме «Цветы добродетели» при описании альпийских суеверий нашел материала почти на тысячу стихов. С особенною силой держалась в Альпах вера в домовых, которые по ночам вступают в любовные сношения с людьми, и в ночные полеты, причем для этого нетрудно указать и физиологические причины. Так называемое Alpdrucken и яркий до галлюцинаций бред летаньем до сих пор остаются, наравне с кретинизмом, особенно характерными для Альп болезнями. К вере в полеты Винтлер возвращается неоднократно. «Многие мажут салом кадушки, чтобы летать по воздуху». «Многие так проворны, что в одну минуту пролетают сотни миль». «Иные ездят по воздуху на телятах и на козлах, на камнях и на палках». Для правильного освещения вопроса заметим здесь, что образованный судья-поэт сам все это относил в область болезненного бреда. Он был неважный богослов: он, например, не верил, чтобы колдуньи были способны накликать бури. Но тут он толковал строго согласно с Canon Episcopi. «Ни один человек не летает, но иным грезится, будто они летают. Это мы знаем по злым, нечистым людям: они летают, а сами остаются дома, как это подтверждается несомненными свидетельствами. Их тело не трогается с места, они уносятся только душой, грезя, будто они и в самом деле улетали. Так их опутывает сатана, чтобы они ему тем крепче верили. Ибо кто предается сатане, тому грезится, будто он все время летает».

Но эти Альпы, столь густо населенные всякими призраками, лежали в непосредственном соседстве с Ломбардией и Провансом, главными центрами ранней средневековой культуры, главными очагами ересей, главным театром подвигов инквизиции. Через Альпы перекочевывали еретики из южной Франции в северную Италию, и та же недоступность, которая так пагубно отзывалась на умственности коренного населения, делала из альпийских долин естественное убежище для катаров и вальденсов, когда на родине гонение вспыхивало с особой силой. Сюда они спасались, чтобы переждать, пока церковные громы стихнут, здесь они оставались нередко и на прочное жительство. В Альпах до сих пор еще существуют общины вальденсов. Само собою разумеется, однако, что инквизиция неспособна была глядеть на это сложа руки. Ее французские и итальянские деятели вслед за еретиками тоже узнали дороги в Швейцарию и Савойю. В XV веке с одной стороны Альп Турин и Комо, с другой Женева и Лозанна снабжаются постоянными инквизиционными трибуналами, которые по твердо установившемуся к тому времени порядку за сыском о еретиках не забывают осведомляться у населения и про людей, замеченных в преступных занятиях волшебством. Те и другие представлены были на этом новом поприще инквизиционной деятельности очень богато и разнообразно, и здесь наконец инквизиции удалось довести до полной ясности то, что только чуялось ей в самой Италии и Франции. Здесь для нее впервые стало несомненным, что некоторые из «еретических колдунов», подобно настоящим еретикам, образовали особое сообщество, держащее свои шабаши и занимающееся преступной пропагандой.