Ведьмы и Ведовство - Сперанский (Велимир) Николай Николаевич. Страница 44

VI

Оккультистская литература XV века, сводом которой являлся «Молот ведьм», могла гордиться высоким покровительством. Наряду с мотивированной «апробацией» Кельнекого богословского факультета, который держал в своих руках только что зародившуюся тогда в Германии книжную цензуру, ко всякому изданию «Молота» обычно прилагался текст буллы Summis desiderantes affectibus, данной в 1484-м году Шпренгеру и Инститорису папою Иннокентием VIII.

«Иннокентий, епископ, раб рабов Божиих, желая всеми силами души, чтобы при нем вера католическая процветала и возрастала более, нежели когда-либо, и чтобы всякое еретическое нечестие было далеко изгнано из пределов верных», обращался в этой булле к Германии с такого рода пастырским увещанием.

К великому прискорбию нашему, дошел до нас неложный слух, что в некоторых частях Верхней Германии, как-то: в провинциях, городах, землях, местностях и епархиях Майнцской, Кельнской, Трирской, Зальцбургской и Бременской округи, множество лиц обоего пола, забывая о собственном спасении и уклоняясь от католической веры, распутничают с демонами incubus'aми и succubus'aми и своими нашептываниями, чарова-ниями, заклинаниями и другими безбожными, суеверными, порочными, преступными деяниями губят и изводят младенцев во чреве матери, зачатие животных, урожай на полях, виноград на лозах и плоды на деревьях, равно как самих мужчин и женщин, домашнюю скотину и вообще всяких животных, а также виноградники, сады, луга, пастбища, нивы, хлеба и все земные произрастания; что они нещадно терзают как внутренними, так и наружными жестокими болезнями мужчин и женщин, домашнюю скотину и других животных; что они тем же мужчинам не позволяют производить, а женщинам зачинать детей и лишают мужей и жен способности исполнять свой супружеский долг; что, сверх того, они кощунственными устами отрекаются от самой веры, полученной при св. крещении, и что они по подстрекательству врага рода человеческого дерзают совершать и еще бесчисленное множество всякого рода несказанных злодейств и преступлений, вводя в опасность погибнуть свои души, оскорбляя Божеское величие и служа пагубным примером и соблазном для многого множества людей. И хотя возлюбленные сыны наши, Генрих Инститорис и Яков Шпренгер из ордена братьев проповедников, профессора богословия, были назначены и состоят в силу нашей апостольской грамоты следователями по делам о еретическом нечестии, первый – в вышесказанных частях Верхней Германии, обнимающих, как надо понимать, и провинции, и города, и земли, и епархии и другие такого рода местности, а второй – в некоторых областях вдоль Рейна, однако иные клирики и миряне в этих странах, не в меру высоко ставя свое разумение, нагло и упорно утверждают, что так как в наказной грамоте не поименованы точно и в отдельности ни такого рода вышесказанные провинции, города, земли, епархии и другие местности, ни лица в них, ни преступления такого рода, то все это сюда и не подходит и что поэтому вышепоименованным инквизиторам в вышесказанных провинциях, городах, епархиях, землях и местностях нельзя заниматься сыском и что их не должно допускать к наказанию, заключению в тюрьму и исправление помянутых лиц за вышесказанные злодейства и преступления. Благодаря этому в вышесказанных провинциях, городах, епархиях, землях и местностях подобные провинности и преступления и остаются безнаказанными, за что душам тех людей грозит очевидная опасность потерять вечное спасение.

Ввиду такого положения дел папа именем апостольского своего авторитета строжайше повелевал, чтобы посланным им инквизиторам никто не смел впредь чинить никаких помех. Он подтверждал, что инквизиторы по всем делам такого рода имеют право привлекать к себе на суд и подвергать заслуженной каре лиц всякого общественного положения, как бы оно ни было высоко; что они могут проповедовать народу во всех и каждой из приходских церквей Верхней Германии так часто, как им заблагорассудится, и что они вообще вольны принимать при исполнении своих обязанностей все меры, какие сочтут полезными. Папа затем обращайся к епископу Страсбургскому и поручал ему неумолимо карать ослушников, которые вновь начали бы тормозить дело инквизиции; в случае же сопротивления он должен был привлекать к содействию руку светской власти.

Булла эта издавна служит в специальной литературе предметом ожесточенных пререканий между писателями «свободомыслящего» и клерикального лагеря. Тогда как первые долгое время представляли ее чем-то вроде Великой Хартии процессов ведьм, сигналом к массовой их организации, которые упорно утверждают, что взгляд этот является характерным образчиком того, насколько партийное пристрастие способно искажать историю. По существу дела, говорят они, булла эта почти не имеет отношения к вопросу о том, следует ли верить в реальность «ведовства». Она отнюдь не носит какого-нибудь догматического характера. Она является чисто юридическим актом, решавшим спорный вопрос о пределах компетенции двух данных инквизиторов. Что касается приведенного в ней длинного перечня колдовских преступлений, то он составлен не от лица папы; по общему правилу, в основу всех подобных булл полагался вызвавший ее появление доклад местных агентов папского престола. И если даже допустить, что Иннокентий VIII сам вполне верил в действительность того, о чем ему писали Шпренгер и Инститорис, то все же толковать о том, будто бы папа склонил общественное мнение на сторону инквизиторов, «бросив на чашу весов всю тяжесть своего непогрешимого авторитета», значит лишь обнаруживать полное незнакомство с основами церковного католического учения о папской власти. Папа непогрешим, когда он говорит ex cathedra. В данном же случае Иннокентий VIII говорил несомненно extra cathe-dram. А несогласие с папой, когда он говорит extra cathe-dram, т. е. как простой смертный, на главу коего не изливается тогда «харизма непогрешимости», никогда не служило препятствием католику оставаться добрым сыном церкви. И надобно еще заметить, что самая опасная сторона учения «Молота ведьм», его теория, что колдуны могут слетаться на колдовские шабаши, в булле не помянута ни словом.

Приведенный нами традиционный взгляд, по которому папа Иннокентий VIII со своею буллой Summis desi-derantes должен считаться главным виновником варварского истребления такого множества ни в чем неповинных человеческих существ, конечно, страдает в высокой степени неточностью и преувеличением. Булла эта отнюдь не явилась «сигналом» к массовому гонению на ведьм. Как мы уже видели, задолго до ее выхода в свет инквизиция успела поставить на костер целые ведовские гекатомбы. И в отношении папского престола к борьбе, предпринятой инквизиторами против колдунов, булла Summis desideranteg также не представляла собою ничего нового. При более тщательном исследовании вопроса она оказывается только одним из целого ряда совершенно с ней сходных папских указов, которые мы и отметили в своем месте. Особая ее слава зависит лишь от того, что она увидела свет после изобретения Гутенбергом печатного станка. Рукописных предшественниц ее пришлось разыскивать в пыли архивов, тогда как эта булла, при помощи печати обойдя весь католический мир, осталась у всех в живой памяти. Наконец, булла, не высказываясь прямо насчет того, следует ли верить в полеты ведьм (к чему, надо заметить, у нее не было и повода, так как полеты сами по себе не составляли особого вида преступления), не отрезала добрым католикам возможности спорить против этого опаснейшего пункта в новом открытии папских инквизиторов. И этой возможностью действительно воспользовались некоторые из богословов и юристов, которые и после выхода в свет буллы поддерживали необходимость толковать все показания ведьм об их воздушных путешествиях на шабаш согласно Canon Episcopi, т. е. как простые иллюзии, вызываемые дьяволом. Но было бы ошибочно и умалять значение этой буллы до тех пределов, к которым желают свести его католические историки. В каком своем качестве папа Иннокентий требовал, чтобы никто не препятствовал его инквизиторам судить и карать ведьм, как им заблагорассудится, – говорил ли он это, как непогрешимый Summus Magister или как погрешимый Summus Rector, – этот вопрос имеет, конечно, большое значение для совести современных верующих католиков; но с исторической точки зрения он лишен всякого интереса. Средневековому обществу, когда папа обращался к нему со своими приказаниями, не полагалось вдаваться в такую критику, и сколько веса имел папский авторитет в XV столетии, столько его и оказывалось на стороне инквизиционной теории и практики ведовских процессов. «Допускать, что инквизиторы, карая столь жестоко ведьм, сами могут являться жертвами заблуждения, это что же значит? Это значит клеветнически обвинять саму римскую церковь в величайшей небрежности, хуже того, – в величайшей жестокости и беззаконии, ибо инквизиторы действуют лишь как делегаты римского первосвященника, к которому, главным образом, и относится все, что они делают, справедливо или несправедливо, особенно если это творится с его ведома. Поэтому если бы суд их был неправеден, то это являлось бы виной самого первосвященника, раз он молчит и позволяет им действовать». Так рассуждал относительно сомнений в существовании секты ведьм столь компетентный человек, как Де Спина, Magister Sacri Palatii в Риме; так неизбежно должна была рассуждать и масса общества. Авторы Malleus Maleficarum в виде предисловия при каждом его издании прилагали буллу Summis deside-rantes. Курия, с своей стороны, по поводу этого не заявляла ни малейшего неудовольствия. Могло ли при этом общество глядеть на «Молот ведьм» иначе, как на книгу, вполне отвечающую взглядам самого главы церкви?