Масон - Федоров Алексей Григорьевич. Страница 45

– Они настигли его в парадном и, видимо, собирались отобрать деньги, часы, одежду – ну, как это обычно у таких деятелей бывает! Я в то время был под свежим впечатлением убийства академика Глебова вот такими же подонками, потому с большим энтузиазмом влез в разборку… Мне было необходимо выплеснуть негодование!

– Олег, но я же знаю твои боевые возможности! В таких стычках выбора нет: врага необходимо бить насмерть, уничтожать. Ты же мог их укокошить?

– Честно говоря, Саша, я особенно не изучал противника: они попробовали применить оружие, а потому у меня было дополнительное моральное право на решительные меры. Я их, эти меры, и использовал… Возможно, кто-то из троих попал в больницу, или сразу в морг…

Олег помолчал немного, словно бы еще раз взвешивая морально-юридические доводы…

– Ты же понимаешь, Саша, если десятилетиями в нашей стране уничтожали лучших, то остались-то в большинстве своем мерзавцы. Кто-то из них реабилитируется, превратится хотя бы в сносные личности, но остальных в течение многих лет придется уничтожать физически, пока не санируешь популяцию полностью!..

Логика у Олега была железная, но трудно поверить в то, что она хорошо вязалась с юридическими установками. Но Верещагина, видимо, это нисколько не заботило – он давно сделал для себя окончательные выводы и при случае собирался решительно претворять их в жизнь.

– Олежек, поверь мне: сегодня нас приглашают в милицию в том числе и потому, что твоя "очистительная работа" принесла плоды самые реальные! Нам надо быть готовыми отвечать на вопросы следователя достаточно обоснованно. Лучше бы ты придумал версию о том, что возвращался домой совершенно другим маршрутом, да и вообще подцепил "частника", прикатившего тебя к самому дому… Надо чтобы и тот "частник" стал доброкачественным свидетелем.

Верещагин смотрел на меня проникновенно и внимательно пару минут, Ни один мускул не дрогнул на его лице, затем он высказался вполне определенно:

– Нет ничего проще. Я действительно возвращался домой на "частнике". Даже запомнил номер машины – это у меня вошло в привычку. Времени на "науку мерзавцам" я затратил очень мало: минуты три – четыре, не более того. Так что все сойдется по времени у меня и у возможного свидетеля, то есть "частника". Но тот парень, мой спасенный, должен тогда молчать как рыба. А тут гарантию нам никто не даст.

Теперь настала моя очередь размышлять вслух:

– Постой, Олежек, а какой, собственно говоря, резон "Кудрявому" засвечиваться. У него, как мне сдается, у самого рыльце в пушку – какого черта он шляется по ночам, высматривая дорогие машины? Мне кажется он должен молчать!

– Да, молчать он должен, – продолжил развивать мою мысль Олег, – но тяга к справедливости может подвигнуть его к тому, чтобы отправить анонимку в логово родной милиции.

Как ни крути, но мы с Олегом шли на риск. Однако, семь бед – один ответ. Нам ничего не оставалось, как придерживаться четкой версии: Верещагин ушел домой совершенно трезвым, шел по ближайшей к дому Владимира стороне канала Грибоедова к Невскому проспекту. Там, в районе Казанского Собора, поймав частника, Олег доехал до дома; никаких стычек у него не происходило. А события, происшедшие на правом берегу канала в доме номер 39, нас никак не касаются, мы о них ничего не ведаем.

Воля наша была собрана в кулак, она выводила нас к необозримым просторам уверенности в своей правоте. Больше того, мы не сомневались в том, что Всевышний нас не осудит, а наоборот поддержит и защитит. Тут же ударило в глаза, как солнце в совершенно ясный, безоблачный летний день, поучение: "И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрет врагов их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту" (Откровение 11: 5).

От набережной канала Грибоедова мимо Гостиного двора по проулку вышли на Садовую. Здесь мы временно расстались с нашей спутницей: ей было наказано следовать ко мне домой, кооперироваться там с Ириной Яковлевной и ждать нас, готовя шикарный ужин. Мы же повернули налево к Невскому, а затем втиснулись в переулок Крылова – вот оно родное 127-ое отделение милиции, наш защитник и строгий ревизор порядка. Спросили у дежурного, где находится кабинет следователя Ивановой, а за одно и уточнили ее имя и отчество, оказалось, что звали Иванову Елизавета Генриховна. Странные сочетания фамилий, имен и отчеств встречаются в советской действительности. Вот и еще один пример звуковой нелепицы: почему с удивительно простой фамилией – Иванова сочетается имя Елизавета, да еще и Генриховна. Пока поднимались на второй этаж, отыскивали в темноте коридорных закоулков нужный кабинет, родились некоторые ассоциации: молодой, высокий, стройный полковник Иванов, не так давно выручавший нас вместе с Владимиром из "заключения" в этом же отделении милиции, вполне мог оказаться мужем следователя. О другой форме родства не могло идти речи, ибо отчества не сходились у полковника и следователя.

Вялая ассоциация с большим скрипом приоткрыла врата интуиции: я вдруг вспомнил про Елизавету Тюдор – английскую королеву, дочь Генриха VIII. Имена эти я уже муссировал в своей очередной книге. "После Марии "Кровавой", успевшей за годы своего недолгого царствования (1553-1558) отправить на костер более трехсот протестантов, обвиненных в ереси только потому, что не разделяли католическую веру повелительницы Англии. Умирала она в одиночестве, покинутая не только своим законным супругом – Филиппом Испанским, в которого ее угораздило влюбиться настолько, что она потакала любым его прихотям. Когда стало ясно, что королева умирает, то ее покинули и придворные, быстро переметнувшиеся на сторону Елизаветы – к ногам первейшей претендентки на престол.

Елизавета была единственной дочерью самодура и многоженца Генриха VIII и казненной по его наущению Анны Болейн. Мать Елизаветы – одна из несчастных жен Генриха, простившихся с супружеским таинством на плахе. Елизавета сперва носила титул принцессы Уэльской, но с 1536 года была признана незаконнорожденной и удалена от двора. Оставаясь верной протестанткой, она являла собой надежду большей части англичан, но тем же раздражала свою сводную сестру – королеву Марию. Елизавета, получив прекрасное домашнее образование, много читала, не влезала в дворцовые интриги и сумела-таки дождаться "звездного часа": она взошла на престол сразу после смерти Марии под бурные, радостные крики протестантов. Елизавета хранила обет королевы-девственницы всю жизнь, хотя порой из-за политических соображений демонстративно велись переговоры с некоторыми монаршими фамилиями о возможном замужестве королевы Англии. Елизавета правила Англией с 1558 по 1603 годы, успев восстановить и основательно укрепить позиции протестантства, для чего ей приходилось вести сложные дипломатические игры, укреплять военное и экономическое положение страны в том сложном мире главенствующих международных отношений. Елизавета I превратила Англию в истинную "владычицу морей", идя ради этого даже на поощрение пиратства. Известный "морской волк" Фрэнсис Дрейк (1540-1596), первый из капитанов, совершивших кругосветное плаванье, по благословению своей королевы грабил испанские галиоты, занимался работорговлей, захватывал прибрежные города как в старом, так и новом свете.

Елизавета I вынуждена была вести постоянную борьбу с другой претенденткой на английской престол – с Марией Стюарт. Мария Стюарт была "продуктом" еще одной "шалости" Генриха VIII с Екатериной Арагонской, тоже однажды признанной незаконнорожденной. Красавица Мария Стюарт была верной папе римскому католичкой, воспитанной при французском дворе. Эта беспокойная женщина после брака с дофином Франциском была провозглашена королевой одновременно Франции, Шотландии, Англии. Но в Англии ей никто не собирался уступать трон, ее здесь воспринимали как врага законной монархии и англиканской церкви.