Масон - Федоров Алексей Григорьевич. Страница 50

"Молодой король, вырвавшись из-под опеки отца и матери, ударился в разгул – нескончаемой чередой потекли многочисленные развлечения. Георга IV любил местечко Брайтон и основал там фешенебельный курорт. Здесь осуществлялось шикарное лечение морскими купаниями: изнеженные туши отдыхающих полоскались в море с помощью специальных подъемных машин. Король-предприниматель пристрастился к спиртному, обжорству и скоро завоевал прозвище "принц китов". Такое прозвище шло рука об руку с другим дорогим титулом "первый джентльмен Европы", ибо чрезмерная полнота не мешала королю оставаться весьма обаятельным и галантным кавалером. У Георга завелось много поклонниц: он даже умудрился тайно жениться на вдовушке Марии Фитцгерберт (1756-1837). Однако в дальнейшем этот брак был признан недействительным. Законной супругой блудливого короля стала немецкая принцесса-протестантка Каролина Брунсвикская (1768-1821), подарившая ему единственного ребенка – принцессу Шарлотту. Георг IV оставался неутомимым бонвиваном: он даже попытался развестись с королевой Каролиной, однако подданные взяли под защиту законную супругу короля-гуляки"…

Все в моей голове сплелось в единого слизкого мыслительного спрута. Его присоски почему-то тянулись к сердцу и мозгу подполковника Егорова Юрия Валентиновича. Какое-то мистическое предчувствие заботило меня. Что-то свыше подбрасывало вариант виртуальной диагностики личностных неполадок этого человека. В расфуфыренном фантоме виделась вздорная природа: мерещился какой-то отвратительный порок у "вашего превосходительства" – у заместителя начальника 127-го отделения милиции. Надо было поискать вездесущую "личную заинтересованность". С одной стороны, я осознавал, что этот человек еще не успел сделать мне ничего плохого: мы видим друг друга впервые. Но, с другой стороны, трал интуитивного мышления выгребал из глубин сознания какие-то еще не осознаваемые полностью микросимптомы. Меня, профессионального ученого, да и еще и писателя, на мякине не проведешь: это моя профессия – оценивать людей на расстоянии. Я давно открыл в себе способность ощущать, как и верные наши помощники кошки, ауру судьбы человека. По воле Божьей, мне приходилось рассматривать людей, классифицируя не черты их внешнего облика, а разноцветье поступков, от чего они приобретали в моем восприятие очевидность особой цветовой гаммы. Они как радуга – одни радовали меня, вселяя положительные эмоции, другие – отталкивали преобладанием черного цвета во всем. И я выполнял миссию барометра трансцендентального свойства, не жалея живота своего и воспаленного интеллекта.

Трудно было разобраться в том – прав я или виноват!.. Но Юрий Валентинович с первых минут нашего знакомства не внушал мне доверия: передо мной проскользнул скользким, навозным червем не человек, а оборотень, потенциальный предатель, а возможно, и затаившийся преступник, готовый действовать против совести человеческой!

Я не успел проконтролировать себя должным образом, а потому неожиданно всхлипнул и крупная слеза разочарования потекла по правой щеке. В ней переливался, играл цветовой гаммой солнечный луч, обнажая мою природную душевную открытость, всегда готовую схлестнуться в неравном бою с лисьей ложью и паучьей каверзой. Олег заметил слезу и отнес неожиданный эффект к началу помутнения моего рассудка, вызванного обострением хронического алкоголизма. С его стороны то было проявление душевной близорукости, свойственной многим физикам, долго работавшим с лазерными приборами, а потом плавно перешедшими в беспощадную коммерцию. Когда при настройке прибора луч фокусируется в глазу исследователя, порождая удар световым пучком страшной силы, то практически невозможно избежать оскудения эмпатии, то есть сопереживания. Можно себе представить, что происходит в дальнейшем, когда продырявленная такими ударами кора головного мозга начнет наслаивать на себя дефектность правовой и экономической культуры нашего населения, осваивающего лишь первую стадию коммерсализации народного хозяйства. Мой друг был заложником всех этих страшных процессов. На моих глазах физика и изощренность достижения прибыли разрушали чистую душу, усугубляя общий патологический эффект. Я не винил в том моего друга, я лишь выносил приговор квантовой физике и ее творцам. Заодно пришлось послать черную метку и экономистам первой величины – шотландцу Адаму Смиту, англичанину Давиду Рикардо, давно оторвавшимся от Бога. Я считал себя вправе закладывать крутые виражи, поскольку мой рок – это принятие страданий всего Человечества. А с таких Божественных высот хронический алкоголизм вовсе не заметен. Мои частные невзгоды не имели никакого значения, ибо они не могли остановить решительную поступь капитализма в России. Мне, практически как Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину, можно было усесться за написание монографии по этой проблеме. Остановка была только за тем, что я еще окончательно не определился с тюрягой или далекой сибирской ссылкой. К тому же в душе моей не было место большевистскому остракизму и атеизму. Я прочно крепил свои жизненные позиции волей Господа Бога: "Покажи на меня знамение во благо, да видят ненавидящие меня и устыдятся, потому что Ты, Господи, помог мне и утешил меня" (Псалом 85: 17).

Вслед за выходом моей слезы из слезного мешочка наружу, на морщинистую поверхность правой щеки, в комнату вошла Елизавета Генриховна – порочная, как самый большой порок во Вселенной. А таковым пороком является недоверие к простым людям, стоящим на пути к душевному выздоровлению и к общению с Истиной… Посему мне показалось, что следователь не вошла, а вкатилась в комнату, как катафалк, жаждущий общения с послушными трупами. При смене угла зрения Иванова представилась нам осьминогом, его отвратительно грязно-коричневого цвета присоски тянулись к душам подследственных. Но глаза-то смотрели на меня и Олега не звериные, а человеческие – большие, серые, любопытные, ищущие признания женских достоинств!..

Я понимал, что коричневый цвет – это, конечно, затемненный желто-красный. Такой колорит легко возникает, если подмешать к красно-желтому черный цвет. Тогда импульсивная жизненная сила красного цвета "замирает", иначе говоря, тускнеет, сдерживается, блекнет…

Да, у этой женщины было не все так просто в жизни: и выбор профессии следователя МВД – это непростой выбор, а рывок от отчаянья! Серый цвет – вопль индифферентности, попытка отгородиться от всех и вся. Однако, таким цветом глаз нашего следователя наградила судьба, это не следствие ее собственного выбора. Правда, она могла накладными линзами изменить цвет глаз – тогда возникнет эффект искусственности самой сути этой женщины, а все следствие сразу же полетит в тартарары.

Я впился глазами в ее глаза: не было у женщины никаких накладных линз. Да и зачем, собственно говоря, смазливой мордашке и аппетитному телу прятаться за "серое"? Слов нет – это награда Бога всему ее генетическому "змею". Но вот за что такая награда послана? Да даже не это важно! Важно с любовью ли она приняла такую награду, не страдает ли, не бранит ли судьбу-злодейку.

Однако, какого черта я рванул с места в карьер? Следователь, также как и преступник, постепенно раскроется, обнажит свою душу. Необходимо немного подождать, а пока займемся расшифровкой не личности, а "наличности"…

Я стал глубже разворачивать тест Люшера… "Коричневый" на каком-то жизненном рубеже теряет активный, экспансивный импульс и жизненную ударную силу, диктуемую красным цветом. На таком "переодетом коричневом" душевном одеянии скользят и шлепаются навзничь и любовь, и отношение к собственному теле, к здоровью. Женщина может носить в себе хроническое заболевание, даже не отдавая себе отчета в силе трагедии, уже нависшей над ее головой. А в сексуальных отношениях такую покалеченную душу могут преследовать одни ошибки и разочарование… На кой черт ей был нужен этот коричневый костюм, никак не сочетающийся с серыми глазами. Дисгармония во внешнем приводит к фальши и во внутреннем. Она лукавит, не ведая того, даже с самой собой, не говоря уже про окружающих…