Передача лампы - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 2

Когда столько людей говорят, что он неправ, естественно, ему приходится в это поверить.

Но помните: в ответ он сам начинает судить других. Когда все вокруг осуждают его, нет причины, по которой он не должен судить других. Вы учите его судить, судить всех, и как можно больше судить отрицательно. Так он начинает осуждать других за то, что они неправы.

Таков наш мир, где каждый осуждает себя и осуждает всех вокруг. Как вы можете быть любящим, дружелюбным, доверчивым? Как вы можете открыть свое сердце? Вы будете замкнутым, вы будете полностью закрытым, вы будете жить в мире, который вы будете осуждать, и мир будет осуждать вас.

Это не лучшая ситуация, но вы должны понять: вопрос «Как мне открыть сердце?» – не тот вопрос. Настоящий вопрос – как вам удалось закрыть его.

Перестаньте судить.

Что бы вы ни делали, если вам нравится это делать, делайте. Здесь не стоит вопрос осуждения; никто не имеет права говорить: то, что вы делаете, неправильно. Если вам нравится это, вы никому не вредите, вы никого не беспокоите… Но это странный мир.

С детства я всегда любил просто молча сидеть в углу. И кто бы ни проходил мимо, обязательно спрашивал: «Что ты делаешь?»

Я отвечал: «Ничего».

И каждый говорил: «Это нехорошо».

Я отвечал: «Странно, я ничего не делаю, не причиняю никому вреда, просто сижу молча в углу, а вы говорите: „Это неправильно“. Мне кажется, это просто вошло у вас в привычку – осуждать, критиковать. Но мне нравится здесь сидеть и ничего не делать, и я продолжу этим заниматься, несмотря на ваше осуждение. Я не просил вашего совета, а давать непрошеный совет неразумно».

Медленно-медленно человеку необходимо вникнуть, прояснить для себя: пока я не посягаю ни на чьи права, если я делаю то, что мне нравится, и не вижу в этом ничего предосудительного – я не позволю никому себя осуждать, потому что это вопрос не только данного действия, это вопрос всей моей жизни. Вы учите меня очень коварной болезни осуждения. А если я осуждаю себя, как же я могу оставить других неосужденными?

Говорят, что Мулла Насреддин приходил к себе домой, и каждый день его ждали неприятности. Жена подозревала (как и все жены), что у него роман с другой женщиной, потому что, выходя из дома, он выглядел таким счастливым и уходил так быстро; по возвращении же домой он был печален. Конечно, было что-то за пределами дома, что влекло его. И, когда он вешал свое пальто на вешалку, она осматривала его пальто, осматривала его рубашку в поисках какого-нибудь волоса или еще чего-нибудь, чтобы найти доказательства того, что он был с другой женщиной.

Однажды – она искала семь дней и не смогла найти ни единого волоска – на седьмой день она разрыдалась, причитая: «Это уже слишком. Теперь ты встречаешься с лысой женщиной!»

Надо сказать, что очень сложно встретить лысую женщину – почти невозможно. Я видел только одну женщину, наполовину облысевшую, и то не лысую. Но за семь дней ни волоска? Вывод очевиден: он пал так низко, что теперь встречается с лысой женщиной. «Неужели ты не можешь найти женщину с волосами?»

Если муж молчит, жена злится. Если он читает газету, жена злится; она выхватит газету и скажет: «Я здесь, а ты читаешь газету, как будто меня не существует».

Каждый так несчастен, что хочет где-то найти хоть какую-то причину, чтобы объяснить себе, почему он несчастен, почему она несчастна. И общество предложило хороший выход – судить.

Сначала, естественно, вы всячески судите себя. Никто не совершенен, и никто никогда не сможет быть совершенным: совершенства не существует, поэтому судить очень легко. Вы несовершенны, существуют и показатели вашего несовершенства. Вы злитесь, злитесь на себя, злитесь на весь мир: «Почему я не совершенный?»

Вами овладевает одно-единственное желание – найти несовершенство во всех. И после этого вы хотите открыть сердце? Естественно, пока вы не откроете сердце, в вашей жизни не будет празднования; ваша жизнь почти мертва. Но вы не можете сделать это немедленно; вам предстоит искоренить все ваше воспитание с самого основания.

И самое первое – перестаньте судить себя. Вместо осуждения начните принимать себя со всеми своими несовершенствами, всеми своими слабостями, всеми своими ошибками, всеми своими неудачами. Не требуйте от себя быть совершенным. Это все равно что требовать чего-то невозможного и после этого чувствовать себя бессильным. В конце концов, вы просто человек.

Посмотрите на животных, на птиц; никто не волнуется, никто не печалится, никто не разочаровывается. Вы никогда не увидите, чтобы буйвол терял самообладание. Он вполне удовлетворен, пережевывая одну и ту же траву каждый день. Он почти просветленный. Напряжения нет; есть только потрясающая гармония с природой, с собой, со всем сущим. Буйволы не создают партии для переустройства мира, для превращения буйволов в супербуйволов, для превращения буйволов в религиозных и добродетельных. Ни одно животное не трогают человеческие помыслы.

Должно быть, они все посмеялись бы: «Что с тобой случилось? Почему ты не можешь быть просто собой, как ты есть? Зачем быть кем-то еще?»

Итак, первое – это глубокое принятие себя.

Учителя постоянно спрашивали меня: «Неужели ты не понимаешь, что ты непослушный?»

Я отвечал: «Я всем доволен. Я такой и не хочу быть кем-то другим».

Они говорили: «Это странно, потому что ты должен чувствовать себя виноватым из-за того, что ты делаешь».

Я спрашивал: «Виноватым в чем?»

Один из моих учителей постоянно говорил о бесстрашии – что он бесстрашный человек и что он может пойти самой темной ночью в самый густой лес. Слушая его снова и снова, я сказал: «Я сомневаюсь – ты так много говоришь о своем бесстрашии. Что это за бесстрашие – пойти темной ночью в густой лес? Здесь особой смелости не требуется. Я подозреваю, что ты настоящий трус».

Он очень разозлился и сказал: «Ты должен это доказать».

Я ответил: «Я докажу это. Если я говорю, это значит, что я докажу». И я заметил, как он начал потеть.

Этой же ночью я доказал это. Он жил в маленьком домике, покрытом глиняной черепицей, – я знал, где он спал, – я влез на крышу, отодвинул одну черепицу и бросил в комнату резиновую змею, привязанную на веревке. Я медленно-медленно опускал змею, пока она не коснулась его лица.

Раз или два он отмахивался от нее, но змея возвращалась снова и снова. Потом он открыл глаза, полусонный, среди ночи… и только длинная змея и его лицо… и он закричал. Я никогда не слышал такого крика; это был настоящий первобытный крик. Я вытащил змею и убежал.

На следующий день он зашел в класс, но его коленки все еще тряслись; страх перед змеей отражался на лице… Он начал урок, но я прервал его:

– Сначала о главном.

– О чем ты говоришь? – спросил меня учитель.

– Как насчет прошлой ночи? Ты хотел, чтобы тебе кое-что доказали…

– Так это твоих рук дело?

– Это не моих рук дело, я просто наблюдал за тем, что змея делала с тобой.

– Ты был там?

– Я в курсе всей этой истории, ты не сможешь скрыть ее. Я даже знаю, что твой крик разбудил всех соседей, все знают об этом.

– Но, – сказал учитель, – ты говоришь об этом так уверенно из-за того, что они слышали крик, но когда все вошли, змеи уже не было. Мы увидели, что одна плитка черепицы была сдвинута, так что змея, должно быть, уползла.

– Ты прав: это именно то место, откуда она появилась и куда исчезла. И если тебе действительно нужны доказательства… – Я вынул змею из рюкзака и показал ему. – Ты такой бесстрашный человек, а это всего лишь резиновая змея. Она всего лишь коснулась твоего лица – два или три раза, немного – а ты издал такой крик. Я не ожидал, что она так сильно напугает тебя.

Ему было так стыдно, что тем же вечером он отказался от должности и покинул город, потому что все спрашивали: «Что случилось со змеей? Она была настоящей? А мне сказали, что это была резиновая змея и что какой-то мальчик из твоего класса принял твой вызов». Весь город говорил об этом, и это было настолько невыносимо, что он уехал.