Агафон с большой Волги - Федоров Павел Ильич. Страница 4
– Непременно. Оставил документы в заочном планово-экономическом. Это мне ближе к сердцу, чем трясти внешнеторговские шкурки.
– Дело не только в шкурках…
Секретарь райкома позвонил секретарше, попросил принести чаю. Придвинув один стакан себе, другой Агафону, вдруг неожиданно предложил:
– Хочешь работать секретарем редакции в нашей районной газете?
– Что вы! – растерялся Агафон и едва не выронил из рук стакан.
– Имей в виду, газета на четырех полосах.
– Не могу. Спасибо…
– Сам будешь править, с ножницами в руках…
– Как раз этого не люблю и не умею, – сознался Агафон.
– Научишься и привыкнешь… Не хочешь сюда, пошлем в многотиражку на рудник. Тысячи рабочих. Сотни коммунистов и комсомольцев. Работа живая, горячая, интересная!
– Не гожусь, завалю, да и рано мне, – упрямо твердил Агафон.
– Поможем.
– Нет. Не мое это дело. Отпустите в совхоз. Хоть шофером, хоть трактористом, могу и по экономической части. В степь, в горы тянет. Урал хочу посмотреть. Затем и приехал, – упрашивал он.
– Специалист на все руки? – улыбнулся Антон Николаевич. – Ладно, поезжай…
– Спасибо!
– Благодарить меня пока не за что. Ты сам едешь, а раз так, то тебе нужно сказать спасибо. Люди нам очень нужны. Только уж смотри, назад не удирать!
– Нет, – заверил Агафон. – Раз уж решил… – однако в его голосе не было прежней твердости.
– Удрал же из института.
– Там вышло совсем другое… – заволновался Агафон.
Антону Николаевичу нетрудно было догадаться, что парень кое-что недоговаривает. Он не хотел допытываться, но все же спросил:
– Ты не женат?
– Нет, нет! – поспешно ответил Агафон и смутился.
– Не беда! – успокаивая его, раздельно ответил секретарь райкома. – Там немало хороших девчат, клуб есть. Скучно не будет. Вижу, что парень ты энергичный, надеюсь, едешь не развлекаться, а работать. Имей в виду, хозяйство там сложное, трудное. Директора пока нет, лечится на курорте. Секретаря партийной организации тоже нет. Временно исполняет обязанности наш знатный комбайнер Михаил Лукьянович Соколов, к нему и придется тебе обратиться.
Антон Николаевич поднялся, подошел к двери, приоткрыв ее, сказал:
– Надюша, чуть попозже соедините меня с Дрожжевкой. Ты когда собираешься ехать? – возвращаясь к столу, спросил он.
– Да хоть сейчас. На большак выйду и проголосую, – сказал Агафон, поднимаясь со стула.
– Тогда лучше сделай так. Пройди до райпотребсоюза. Там сегодня должна быть совхозная машина. Заведующая магазином, Варя Голубенкова, за товаром приехала. С ней и доедешь. Кстати, муж ее, Мартьян Голубепков, тоже механизатор, коммунист, дружок Соколова, парень с характером и кое с кем не ладит… Ему нужно помочь. Ты старый комсомолец да еще бывший газетный работник, ты и поможешь. Ну, вот так, дорогой товарищ Чертыковцев, желаю успеха. Нужно будет – обращайся ко мне. Бывай здоров.
Антон Николаевич проводил его до порога и пожал Руку.
Агафон вышел из кабинета с таким видом, словно был назначен директором совхоза. Взяв чемодан, насмешливо сказал Надюше:
– До свидания, ангел без крылышек!
– До свидания, министр без портфеля, – отпарировала она.
– А ты, оказывается, колючая, – удивился он.
– Да, очень даже вострая, как сказала иголка, у которой был сломан кончик, – тихо проговорила она ему вслед.
Агафон рассмеялся, шаркнул ногой, пожелал ей удачи в жизни и вышел.
– Ну, как паренек-то? – когда позже Надя вошла в кабинет, спросил Антон Николаевич.
– Ничего. Большой… – стараясь упрятать в поджатых губах улыбку, ответила она тихо.
– Только и всего?
– А что еще? Ну, модный, веселый, – все тем же бесстрастным голоском отвечала Надя.
– Модный? Тоже нашла слово. Стоящим будет, если хорошенько обстругать да отшлифовать! – весело заключил Антон Николаевич. Годы и опыт научили его разбираться в людях и по первому впечатлению. Хороший человек угадывается с первого взгляда, с первых слов.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Около райпотребсоюза Агафон машины не застал. Она только что, как сообщил какой-то дядька, ушла в совхоз. Тут же неподалеку был рынок. Но продавцы и покупатели почти разъехались, и попутчиков найти ему не удалось. Вспомнив совет комбайнера Ильи Михайловича, он расспросил прохожего и отправился на Аккермановский большак.
На окраине его встретила липкая суглинистая грязь дороги. С гор пронзительно дуло прохладной мартовской сыростью, хотя солнце уже сильно припекало, съедая лежащий в долинах снег. В воздухе по-весеннему заливались жаворонки, вдоль дороги, развороченной тракторными гусеницами, солидно шествовали черномазые грачи, обмениваясь меж собою гортанными выкриками. Далеко за степью, где начинались изволоки, возвышались крутобокие Губерлинские горы. Справа от большака дымилась, медленно догорала оставленная комбайнами перезимовавшая солома.
«У нас на Волге кормов нехватка, а тут солому жгут», – подумал Агафон.
Пройдя километра три, он поднялся на бугор и увидел впереди застрявшую в кювете грузовую машину. Поравнявшись с нею, рассмотрел, как молодой шофер в низенькой, надетой набочок барашковой кубанке, подняв капот, копался в моторе. В кабине сидела закутанная в пуховый платок чернобровая женщина с остреньким, с небольшой горбинкой носом – она смотрела на Агафона азиатскими глазами, пристальными и удивленными. Агафон кивком поклонился женщине, шофера приветствовал словами:
– Здорово, корешок.
– Здорово, – вытирая масленой тряпкой испачканные руки, отозвался парень.
– Почему загораешь? – тоном бывалого шофера спросил Агафон.
– Не тянет, и зажигание барахлит.
– Свечи смотрел?
– Нет еще.
– Давай посмотрим вместе? Как тебя зовут, друг?
– Федор, – нехотя ответил тот и недоверчиво пожал плечами. Не удержавшись, спросил: – А вы разбираетесь в таком тягле?
– Немножко. – Агафон поставил чемодан на землю и склонился к мотору. – Иди включи зажигание, – обернувшись, сказал он Феде.
Тот быстро повиновался и залез в кабину.
– Стоп! Давай сюда, дружок! – крикнул Агафон и помахал рукой.
Захлопнув дверку, Федя подошел.
– Вот, видишь: отсоединился провод высокого напряжения, совсем пустяк, а загорать можно до вечера. Давно ездишь на этой машине?
– Токо второй раз сел, – сконфузился Федя, морща курносый, чуть вздернутый нос. Словно оправдываясь, добавил: – Я на легковой учился, а в общем-то я сам тракторист.
– А откуда вы тут взялись? – сверкнув миндалинами глаз и высунувшись из кабинки, спросила женщина.
– Да вот только что спустился на парашюте, – отшутился Агафон.
– Оно и видно…
– Конечно, сразу видно: и чемодан заграничный, и башмаки, – кивая на чешские, с толстой каучуковой подошвой ботинки, продолжал Агафон.
– Потопчете нашу грязищу, не узнаете своих башмаков, – проговорила чернобровая. Этот высокий, шикарно одетый парень показался ей очень веселым и общительным. – Куда путь держите? – спросила она.
– Вас догонял… Вы – Варя Голубенкова?
– Может, и я… Откуда вы меня знаете? – Варя удивленно расширила остро блеснувшие глаза.
– Антон Николаевич Константинов просил передать вам поклон и велел доставить меня в Чебаклинский племсовхоз. Знаете такого?
– Секретаря-то райкома? Кто же его не знает! Вы, значит, к нам? В командировку? – не скрывая радости, спрашивала она.
– Не то чтобы в командировку, а просто заехал… вот на казачек поглядеть, может, полюбится какая… Поехали!..
В пути все приглядывались друг к другу, изредка переговаривались.
Доехали быстро, через час были уже на месте. Совхоз расположен в неглубокой горной долине на небольшом пригорке, откуда виден на десятки километров светло-желтый волнорез приуральских гор. В самой низине протекала речка Чебакла, заросшая черемушником, ольхой, красноталом и молодыми вязами. Сейчас, несмотря на оголенный, только что начинающий оживать лес, Агафону показалось все милым и приветливым. Склоны предгорий отсвечивали на солнце золотисто-желтым, волнистым ковылем, в лощинах отливал серебром хрустально-чистый, нерастаявший снег. На невысоких холмах и шиханах ютились светло-серыми заплатами отдельные рощи – колки, радуя глаз свежестью гладкоствольной осины, черно-пестрого березнячка, красноватой таволги, зарослями дикой вишни, чилиги и шиповника.