Возвращение милорда - Федорова Екатерина. Страница 5
– Да, милорд! – радостно прошамкал старик. – Конечно, милорд! Уж как наша ледюшка-то будет рада. За сэром Сериогой, ишь ты…
Старичок удалился, счастливо бормоча себе под нос.
– Дивно, – покачал головой король эльфов. – Могу поспорить – он прямо сейчас отправится к Клоти, растолкает ее и преподнесет пьяной вдрызг баронессе радостную весть. Про предстоящий поход за Сериогой Лабрийским.
– Так что тебе сейчас лучше не покидать меня, дружище, – открыто ухмыляясь его королевскому величеству, заявил оборотень. – Поскольку сюда вот-вот притопчет наша грозная леди Клоти, дыша воодушевлением и перегарами…
ГЛАВА ВТОРАЯ
А Игорь князь в Русской земле…
В типовых блочных пятиэтажках иногда существует так называемая «линия шепота» – странный казус, благодаря которому слова, произнесенные шепотом, к примеру, где-нибудь на кухне, совершенно неслышимы в прилегающем к кухне коридорчику. И напротив, довольно хорошо различимы в самом дальнем углу смежной с кухней комнаты. Как раз в том углу, где располагался скромный диванчик, на котором бывший сэр Сериога Лабрийский и имел обыкновение спать каждую ночь. Ибо по причине того, что квартира у семейства Кановниных была всего лишь двухкомнатная и спальня в этой квартире имелась только одна, Сереге, сэру и по совместительству герцогу Де Лабри, приходилось спать в большой комнате на продавленном скрипучем диванчике. Как до факта своего герцогства, так и после.
Каждый вечер, церемониально поцеловав восемнадцатилетнего мальчика Сереженьку в лобик, родители удалялись на кухню. Чтобы поговорить о нужном и важном. Ах эти кухонные обсуждения, столь популярные в восьмидесятые годы… Беседы велись между ними исключительно гулким шепотом, и, лежа под свалявшимся одеялом и глядя в потолок, Серега ясно слышал каждое слово.
В последнее время беседы все чаще касались его скромной персоны.
Первой почти всегда начинала женская половина семейства Кановниных.
– Володя, – надрывным шепотом вступала мама-доктор. – С нашим мальчиком что-то случилось. Ты только посмотри на него!
– А что? – снисходительным голосом разыгрывал из себя удивление отец, бывалый геолог.
– Он так вырос… и буквально за один день! – трагическим тоном взрывалась мама. – Как-то вечером погладила ему рубашку, брючки… помнишь, те, черненькие. Все, буквально все было как обычно! Утром ушла на работу, мальчик должен был уйти в колледж. А вечером он смотрит на меня виноватыми глазами и сообщает, что вся одежда вдруг стала ему мала! И точно, рубашки не лезут, меряю – ощущение такое, что я на взрослого парня пытаюсь напялить младенческую распашонку… и брюки сидят как на клоуне– штанины выше лодыжек, на бедрах в обтяжку. Это просто ужас какой-то! Пиджак не налазит, свитера не закрывают даже пояса! Я вместе с ним на следующее утро мечусь по магазинам и рынкам – и это вместо моей работы и его колледжа! Пришлось отпрашиваться… а я даже не знала, что наврать главврачу! Не могла же я сказать, что моему мальчику внезапно стало нечего надевать! За сутки… какое там – за одно утро!
– Ну-ну, – успокаивающе шептал гулким басом отец-геолог. – В конце концов ты же выкрутилась, разве не так? Сказала главврачу, что у меня опять приступ белой горячки…
В этом месте родители всегда дружно хихикали. Серега тоже улыбался. Байка про белую горячку была запущена самим отцом года два назад. Как раз когда тот перестал ездить по дальним и крайне долгим экспедициям, а мама вдруг осознала, что время от времени ей до зарезу необходим повод, чтобы открещиваться от дополнительной нагрузки по работе. Главврач, сама женщина, прошедшая через четыре нелегких замужества, всякий раз сочувствующе кивала, когда мама с печалью в голосе объявляла, что муж снова «соскользнул» в запой – от тоски по былым странствиям и так далее, и отпускала маму, строгим тоном наказывая ей потерпеть, но ни в коем случае не рушить семью, ячейку нашего государства…
Мама продолжала страдать приглушенным голосом по поводу всех прочих ненормальностей в организме единственного сыночка, обнаруженных за последний месяц ее бдительным материнским оком: и плечи-де опухли у мальчика, не дай бог, начал пить какие-нибудь лошадиные гормоны для наращивания мышечной массы, столь популярные у нынешней молодежи… И взгляд стал острым, как у громил из американских боевиков, прямо-таки не глядит, а прицеливается. И в колледже по физкультуре стал получать сплошные круглые пятерки, а раньше выше слабенькой тройки не заползал…
– Да, растет мужик, – философским тоном соглашался отец.
– Володичка! – шепотом взрывалась мама. – Какой такой мужик, ну какой? Он же еще мальчик! А как он стал относиться к своим любимым кошкам? А к собачкам?! Да он перестал таскать их домой! Слышишь– даже перестал гладить их на улице! И мясо в тарелке нынче съедает сам, не прячет для уличных питомцев… За последний месяц в подъезде ни одной новой кошки не появилось. Правда, за той матерью-одиночкой, которую он приволок еще до своего… вырастания, ухаживать продолжает.
– Вот видишь, – успокаивающе вставлял отец. – Значит, не все еще потеряно. Глядишь, через месяц-другой оклемается и снова начнет лизаться со всеми кобелями и сучками в микрорайоне…
– Да что ты говоришь?! – на грани визга взрывалась мама. – Как ты можешь, Володя? С мальчиком творится что-то непонятное! Вырос за один день… И я даже не знаю – как, почему? Ему как гормон роста вкололи…
– А ты своди его на анализы, – хихикая, предлагал отец.
– Уже. Сводила, заставила сдать все, от а до я.
– Ну и как? Надеюсь, хоть глистов у мальчика нет? – Выдав эту фразу, отец почему-то всегда заходился в кашле.
– Да как ты можешь?! – возмущалась мама-доктор. – Мальчик вырос за один день, мальчик перестал тащить в дом всякую животину с улицы, а ты еще и издеваешься?!
– Помнится, как раз об этом ты раньше и мечтала, – педантично вставлял в разговор папа-геолог. – Помнишь, что в нашей квартире творилось прежде? До, как ты говоришь, «вырастания за один день»?
– Да-а… – рассеянно вздыхала мама. – Только гадюк у нас тут и не было. Вспомни, Володя, – в доме перебывало аж восемь крыс, то ли диких, то ли домашних, один уж, подыхающий еж, которого мне пришлось лечить…
– Это расширило твою квалификацию, – насмешливо замечал отец. – Ты у нас теперь педиатр с ветеринарным уклоном. Даже с глубоким ветеринарным уклоном…
– Ты ж еще и хиханьки хихикаешь! – взлетал в этом месте на целую октаву вверх голос мамы. – Лучше бы о своих делах позаботился, чем надо мной издеваться…
Вот приблизительно такие разговоры и протекали чуть ли не каждый вечер на кухне Кановниных – и протекать они начали аккурат после возвращения Се-реги из достопамятной Империи Нибелунгов. И в этом месте отец всегда замыкался.
Дела у него сейчас и вправду были не очень. Об этом Серега узнал именно из кухонных бесед. До этого, кстати сказать, он даже не подозревал, насколько шатко финансовое положение его семьи…
Отец молчал, а мама продолжала дрожащим шепотком печалиться о том, как трудно сейчас воспитать из мальчика действительно интеллигентного мужа… Такого, чтобы понимал, кто его мать и как с ней надо обращаться, не качал мышцы, как субъекты, которых порядочное воспитание, увы, так и не коснулось. Чтобы не хамил, не пил водку, не смотрел порнуху, не интересовался нехорошими девочками, а вместо этого читал бы книжки, учился на отлично и оставался всегда мягким и приветливым…
В этом месте Серега отрывался от слушания и предавался своим собственным мыслям. В основном они касались его самого. В отличие от мамы он четко знал, что изменения в росте и ширине плеч у него произошли не за один день. Просто между утром, когда мама оставила его наедине с «черненькими брючками» (в простонародье называемыми черными джинсами) и полуднем того же дня, когда он, перемерив всю свою одежду, вдруг обнаружил, что его гардероб больше на него не лезет, – между этими двумя моментами пролегло несколько недель, проведенных в неведомом мире с неведомыми координатами. Где было и на чем взгляд заострить и на чем плечи нарастить. Ой вы мускулы стальные, пальцы крепкие мои…