Императорский Рим в лицах - Федорова Елена В.. Страница 7

Цезарь не без оснований торопился в Рим, где было очень неспокойно. Обстановка осложнялась тем, что войска Цезаря, стоявшие в окрестностях Рима и готовые к отправлению в Африку на войну против помпеянцев, подняли мятеж.

В этих условиях Цезарь мог полагаться только на свое самообладание, находчивость и смелость.

Вот что пишет историк Дион Кассий:

«Волнения в легионах встревожили Цезаря. Ведь его воины надеялись на очень многое, и хотя они получили от него не менее того, что им причиталось, однако это было меньше, чем они ожидали; поэтому они подняли шум. Большинство их находилось в Кампании, готовясь отплыть в Африку. Так вот, они чуть было не убили своего командира Саллюстия (впоследствии он, удалившись от политики, прославился в веках как историк).

Когда Саллюстий, спасшись от них бегством, направился в Рим к Цезарю, чтобы сообщить о случившемся, множество воинов бросилось его преследовать; они в числе прочих, попавшихся им, убили двух сенаторов.

Цезарь, как только узнал об их приближении, хотел сначала послать против них преторианскую когорту, но, опасаясь, как бы она не присоединилась к восставшим, стал спокойно ждать, пока они не подойдут к предместью Рима.

Когда они прибыли, он послал узнать, чего они хотят и с какими требованиями пришли. Так как они ответили, что им нужен сам Цезарь, то он разрешил им вступить в город, но без оружия, приказав вынуть мечи.

Они стали говорить Цезарю, что перенесли много страданий и опасностей и достойны за это получить то многое, на что надеялись. Затем они потребовали, чтобы Цезарь отпустил их в отставку, чем поставили его в очень трудное положение. Они выдвинули такое требование не потому, что им действительно хотелось вернуться к частной жизни, отнюдь нет, ведь алчность стала их второй натурой, и им хотелось быть воинами. Поступили они так, рассчитывая запугать Цезаря и добиться всего, чего хотят, так как ему предстоял поход в Африку.

Цезарь ответил им только одно: «Вы правы, граждане. Вы изнурены тяготами и ранами». На все остальное он не ответил вообще ничего, тотчас же уволил их в отставку, как будто в них совсем не нуждался, и пообещал полностью уплатить всем, отслужившим положенный срок.

Слова эти подействовали на воинов так, что настроение у них моментально изменилось, особенно потому, что он назвал их просто гражданами, а уже не воинами. Присмирев от опасения, как бы им жестоко не пострадать, они, всячески умоляя, стали говорить, что все ему обещают и хотят вместе с ним идти в поход и продолжать войну.

Цезарь ответил: «Я нисколько в вас не нуждаюсь, однако отдам вам причитающееся вознаграждение, чтобы никто не говорил, что я, воспользовавшись вами в опасный момент, впоследствии оказался неблагодарным;

раз вы не захотели воевать вместе со мною, хотя вы еще крепки телом и можете выдержать войну до конца».

Цезарь, произнеся эту хитрую речь (в действительности он в них очень нуждался), наделил их всех земельными участками из общинных и частных владений в разных местах на очень большом расстоянии друг от друга' чтобы бывшие его воины не представляли опасности для местного населения и не были бы готовы взяться за мятеж, что могло бы случиться, если бы они жили в одном месте. Что касается причитающихся им денег, которые он сулил им перед каждым, так сказать, делом, то часть их он обещал выдать сразу, а часть – выплатить в скором времени с процентами.

Этими словами он до такой степени покорил их, что они утратили всякую наглость и даже преисполнились к нему благодарности.

Цезарь добавил: «Вы получили от меня все, ни одного из вас я не буду принуждать нести военную службу, если, однако, кто-либо по своей воле захотел бы вместе со мной довершить оставшееся, того я охотно возьму назад». Услышав это, они весьма возрадовались, и все единодушно захотели снова взяться за войну.

Цезарь, отставив из них тех, которые как более умеренные могли бы прожить земледелием, остальных взял обратно к себе в войско. С ними он поступил так: особенно дерзких и способных сотворить большое зло он из Италии, дабы они не затеяли там мятежа, перевел в Африку и с удовольствием под разными предлогами использовал их в особо опасных делах; так он одновременно и от них избавился и ценою их жизни победил своих врагов. Он был человеколюбивейшим из людей и сделал очень много добра воинам и другим, но страшно ненавидел смутьянов и обуздывал их самым жестоким образом» (Дион Касс. 42, 52-54).

Катон Утический. Бронза. Волубилис (Марокко). Музей

В конце 47 г. до н. э. Цезарь направился в Африку, где с большим войском засели уцелевшие помпеянцы; он разгромил их в битве при Тапсе в апреле следующего года. Последний непоколебимый защитник республиканских принципов Марк Порций Катон покончил с собой в североафриканском городе Утика и вошел в историю с прозвищем «Утический». Гай Саллюстий Крисп, бывший в те годы сторонником Цезаря, а впоследствии отошедший от политики и посвятивший себя литературной деятельности, дал сопоставительную характеристику Цезаря и Катона как двух самых выдающихся людей той эпохи:

«Почти равные по происхождению, возрасту и силе красноречия, они были одарены величием духа, равно как и славой, в одинаковой степени, но каждый по-разному в соответствии со своей индивидуальностью. Цезарь был велик своими благодеяниями и щедростью. Катон – безупречностью жизни. Первый сделался знаменитым благодаря мягкости и состраданию, второй пользовался уважением из-за своей строгости. Цезарь снискал себе славу тем, что давал, помогал, прощал, Катон – тем, что ничего не дарил. В одном несчастные видели себе прибежище, в другом злодеи – свою гибель. Цезаря хвалили за обходительность, Катона – за твердость. Наконец, Цезарь взял себе за правило постоянно работать и непрерывно действовать; внимательно относясь к интересам друзей, он пренебрегал своими; ни в чем не отказывал, что было достойно подарка; для себя он жаждал высшего командования, армии, новой войны, где могла бы засверкать его доблесть. Катон, напротив, стремился к умеренности и нравственной чистоте, но больше всего его отличала присущая ему суровость. Он не любил состязаться богатствами с богатым, интригами с честолюбцем, но с энергичным человеком соревновался в храбрости, со скромным – в стыдливости, с нравственным – в воздержанности. Он предпочитал быть, а не казаться хорошим. Поэтому, чем меньше он искал славы, тем больше она сопутствовала ему» (Салл. Заг. Кат. LIV).

Узнав о самоубийстве Катона, Цезарь огорчился, сказав: «Ненавистна мне твоя смерть, Катон, потому что тебе ненавистно было принять от меня спасение» (Плут. Кат. LXXII). Вполне возможно, что Цезарь помиловал бы его. Сын Катона героически погиб в Греции в 42 г. до н. э. в битве при Филиппах, сражаясь с войсками последователей Цезаря. Дочь Катона была женой того Брута, который стал убийцей Цезаря и относительно которого у Цезаря были подозрения, что он его сын; после гибели Брута она покончила с собой.

Вернувшись в Рим из Африки, Цезарь справил три триумфа: египетский, понтийский и африканский – в честь победы над Египтом, над Фарнаком в Понте и над приверженцами Помпея в Северной Африке.

Последний триумф фактически был триумфом за победу в гражданской войне, поэтому Цезарь позаботился о том, чтобы придать ему более приличную внешность. Официально это был триумф в честь победы над Юбой, одним из царей Северной Африки.

«Сына царя Юбы, еще совсем маленького мальчика, вели в триумфальной процессии. Он попал в счастливейший плен, так как впоследствии, став взрослым, он из варвара-нумидийца превратился в одного из самых ученых греческих писателей.

После триумфов Цезарь принялся раздавать воинам богатые подарки, а народу устраивал угощения и игры. На 22 тысячах столов было устроено угощение для всех граждан. Он устроил также игры: гладиаторские бои и морские сражения.