Все, что шевелится - Федотов Сергей. Страница 13

Не лучше и судьба тех, кто не добежал до Исхода, а остался в местах привала, чтобы начать осваивать пустынные без них земли. Они вроде бы движутся, не замечая, что это бег по замкнутому кругу.

У Режущих Утёсов стороны сражались, пока имели хоть какие-то силы. Нападающим не пришлось оглашать мир победными криками, рогатые не испили горечи поражения. И те и другие обессилели. Остатки армий тихо-тихо расползлись в противоположные стороны. Враги ушли на северо – и юго-запад, нападающие окружили себя земляными валами и лесными засеками, чтобы защитить израненный и полуистреблённый народ от внешних нападений. Позднее они покинули границы, которые сами себе и установили, и заняли все лесистые равнины западной части крупнейшего на Земле континента.

А воины Германа заселили западные пределы материка, чтобы быть как можно дальше от тех, кто не бежал с поля боя. При одном упоминании о воинах, которые остались жить у Режущих Утёсов, были готовы убежать на Западный континент, переплыть Разделительный океан. Поэтому расселялись вдоль побережий, от самого северного до южного.

Кабы в те дни раздался крик «Идут воины из-за Режущих Утёсов!», бросились бы они в океаны, да там и потонули. Поэтому и принялись строить корабли, изучать судостроение и навигацию, чтобы не кидаться в волны вплавь по-собачьи и не грузиться на наспех сбитые плоты.

А динлины остались на земле, ставшей для них Родиной. Жили в лесу и прозывались лесичами. На западе бойцы одной с динлинами веры, обретённой в сражениях на общей стороне, временами совершали вылазки за пределы валов и засек, чтобы когда-нибудь выйти навсегда из добровольного заточения и пойти на Север и Юг, Запад и Восток. И появятся тогда народы с разными именами, и обзаведутся государствами, названными в их честь. Но, по предсказанию ведунов, прежде развалится Лесная держава, и многие лесичи при этом погибнут. Горожане вымрут от неразберихи и без подвоза пищи, дороги затянет тайга. Селяне протянут ещё лет триста, но и их изведёт неразумная власть, заставляя выполнять бессмысленную работу. А спасутся лишь те, которые уйдут к западным братьям, чтобы оживить их и ожить самим.

Такова история мира по мнению динлинов, дошедшая до нас из III века до Рождества Христова. Многое в ней – правда, многое придумано. Не знали обитатели Минусинской котловины, почему зародившиеся в Африке разумные существа четвёртой расы не встретились с разумными существами той же расы, зародившейся в Азии. А просто нижняя половина первенца Хухе Мунхе, чёрная задница Малан, имея ноги, отправилась на встречу с верхней светлой половиной – Эсеге. Двинулась задница, а за ней и половина (если не три четверти – тут среди современных учёных имеются разногласия) африканского населения. До Эсегё они не дошли, потому что у вождя была всего одна извилина (её может увидеть любой потомок Малана, оглянувшись к зеркалу, если штаны спустит). Пришлось Эсеге двинуться ногам навстречу, сколотив особливую тележку, и двигаться, упираясь кулаками в мать-сыру землю. Эсеге Малан воссоединился, а два древа человечества, порождённые божком, так и не слились. Возможно, слияние осуществит пятая раса, рождённая под знаком Водолея, но к нашей истории это не имеет никакого отношения.

Если внимательно рассмотреть карту мира, то действительно можно обнаружить кольцо гор с единственным разрывом в сторону Индийского океана. Но там просто нет места для битвы. Если же врагов гнать на север, как раз и выйдешь на Среднесибирскую возвышенность.

Динлины – потомки израненных в боях воинов и их домочадцев, оставшихся на территории древней Сибири и расселившихся затем от Лены до Иртыша. Когда армии ушли, на полях сражений лежали трупы, устилая землю в местах самых яростных схваток. И не было у воинов-калек, их жён, детей и старых родителей сил, чтобы предать тела земле или огню. Из тайги вышло видимо-невидимо зверей и слетелось птиц, но некому было отгонять стервятников, потому что с неба полетели невиданные белые мухи и наступила самая страшная, самая первая зима.

Народ ушёл в леса, где много пищи огню и всегда под рукой материал для строительства. Первую зиму провели в землянках, и многие умерли не от ран, а от морозов, привычки к которым не имели.

По весне оставшиеся в живых собрались вместе, радуясь солнцу и строя планы на будущее. Первым делом собрали оттаявшие из-под снега останки мёртвых, сложили у высокой горы и насыпали сверху земляной курган. Потом решили строить деревянные избы, что значит – отапливаемые, от истопить (истопа): пятистенки, или крестовые, в которых перегородки между комнатами образуют крест.

Способные к труду разбились на отряды. Одни валили лес, другие резали сучья, третьи свозили брёвна, четвёртые кололи их или вырубали пазы, пятые собирали срубы. Самые слабые занимались заготовкой мха, чтобы конопатить щели. Каждому нашлось посильное дело.

Несколько лет мучились с печами: специалистов-то не было. Но нужда научит горшки обжигать. Научились класть печки с лежанками для старых и хворых, а горшки обжигать и раньше умели. Построили первые посёлки, затем стали закладывать города в районе Минусинской котловины. Оттуда веков через сорок и расселились аж до Иртыша.

…На берегу Ои трудилась бригада лесорубов. Работали они бригадным методом: пять дней, загибая пальцы, валили лес, а затем возвращались в деревню, где жили их жёны-дети. Пять дней (уже не загибая пальцы и оттого частенько просчитываясь) занимались домашним хозяйством, затем возвращались в тайгу. Лесорубами руководил бывший бригадир из полка центральной армии южных Кед Рой Три Уха. Почему его левое ухо считалось за два, понятно каждому, а автор догадался только сейчас: шрам от удара мечом тянулся у него через скулу до левого глаза.

Четыре дюжины валили лес для изб в Колотилове. При мужиках состояла пара дюжин пацанов-сучкорубов. Три Уха уже собирался отдать команду пошабашить и отправляться на стан, когда на делянку прилетел запыхавшийся юный сучкоруб и заорал, как дурак:

– Там – сома!

Название небесного напитка пацаны узнали в божественном озарении, отхлебнув из бочки.

– И к чему такая гонка? – невозмутимо спросил бригадир, но всё же послал пару расторопных лесорубов доподлинно выяснить: что именно отыскали в лесу подростки? Тухфат и Хацуко ушли с сучкорубами, а бригада направилась на ужин. В стан Тухфат и Хацуко вернулись на час позднее прочих, катя перед собой с помощью ватаги сучкорубов девятисотлитровую бочку.

– Не соврали пацаны, – подтвердили они заплетающимися языками, – стоит сома гонки!

Сомагонка пришлась как нельзя кстати. Через пару часов весь стан лежал в лёжку пьяный. На ногах сумел удержаться один Кед Рой. Он сразу же подумал об опохмелке. Поэтому отлил под покровом сумерек и безо всякого людского догляда пару вёдер сомы в кедровый бочонок из-под простокваши и отнёс в погребок, где хранились скоропортящиеся продукты.

Назавтра все проснулись на удивление здоровыми: от божественного напитка не было похмелья! Лучше того, у всех сил словно прибавилось, мужики чувствовали, что каждый легко может развалить лиственницу на поленья одним движением руки. Понимая, что уж теперь-то они заготовят любое разумное количество леса для народной стройки, лесорубы на радостях от такого открытия решили перед работой размяться: хватануть по рогу-другому (их лесичи носили с собой на верёвке, привязанной к поясу).

К обеду из Колотилова прибыли подводы со стариками, возчиками брёвен. Возчики охотно присоединились к веселью. К вечеру на деляну прискакал посыльный от бригадира плотников. Дьекенек желал спросить: почему не везут лес? Работа стала!

Гонец, понятное дело, в Колотилово не вернулся. Все посланники присоединялись к празднику. Под вечер третьего дня на берег Ои заявились жёны лесорубов, испугавшиеся, что с мужьями случилась страшная беда. Ничего страшного в стане они не увидели, а узрели хорошее веселье с добрыми песнями и плясками.