Все, что шевелится - Федотов Сергей. Страница 73

– Но не тучка плыла по небу, – излагала мамаша, – а совсем наоборот.

Вместо ожидаемого луноликого возлюбленного…

– …над невинною девицею, – врала Инада, – нависал седой старик.

С содроганием Аран узнала в нависшей над ней скрюченной фигуре старого Сотона.

– Серебром горели волосы, но – не лунным серебром…

Сальные патлы его блестели.

– То не жемчуга, не яшмы на девицу осыпалися… А самая обыкновенная перхоть. Потными пальцами…

– Старикан сграбастал девушку за невинные за персики!

С гневным криком Аран выхватила нож и безжалостно отпластала «осквернённые груди». Тогда старик ухватил за одну из раскинутых ноженек. Девушка и ногу отрезала, хотя пришлось помучиться, Но развратник не отступал – как клещ вцепился в оставшуюся. Защищая невинность, Аран не пожалела последнюю ногу. Безобразник припал к руке, но Аран отхватила руку так быстро, что та осталась в волосатых лапах насильника, чмокающего от вожделения. Разобравшись, что зря целует мёртвую плоть, старикан с отвращением отбросил её в сторону и ухватился за последнюю живую конечность. Зажав нож в зубах, девица принялась её пилить. Когда отрезанная рука откатилась в траву, Сотон, пользуясь беспомощностью жертвы, поскорее навалился на неё, торопясь, чтобы та не успела отрезать самое главное.

– И лежит моя дочурочка, – закончила свою повесть Инада, – гладенькая, словно чурочка! Нету ни сучков, ни веточек, нету ручек, нету ноженек! Дождь девицу обмывает, ветер тело осушает, звёзды светят в ясны оченьки, а подняться нету моченьки. Ну а коршуны с воронами очи те хотят повыклевать!

Внимательный читатель наверняка заметил влияние песни «Старик преподносит цветы» на поведение героини истории: Аран и «расстегнулась до пупка», и «ноженьки раскинула», и груди названы персиками. Вероятно, сон, если Инада вообще видела его, а не просто сочинила ужастик, да по бабьей дури сама в него и поверила, был навеян этим популярным у костров напевом. Так или иначе, но родилась новая песня – «Ариран»:

Очень внимательный читатель, возможно, заметил, что текст песни приведён с некоторыми сокращениями, – в ней девяносто девять куплетов, а процитировано чуть меньше. Сокращения сделаны для его же, читателя, блага, чтобы не нарушать нравственности и не дразнить гусей. Не стоит обращать внимание на купюры, а следует наслаждаться столь свойственной всякому истинно народному творчеству поэтичностью изложения. Высокая поэзия сама так и рвётся из любой приведённой здесь строчки.

Песня «Ариран» пережила века. Правда, мамаша Инада за эти годы от долгого употребления вовсе стёрлась, а Аран превратилась в дочь вдовца, начальника уезда Мирян провинции Кёнса-Намдо. В новейшем варианте говорится, будто бы воспитывала её кормилица, которая и задумала выдать замуж за посыльного из управы. Для того заманила Аран на башню и скрылась. Явился посыльный и стал домогаться – ухватил за груди. Девушка осквернённые груди отсекла ножом. Тогда и посыльный выхватил нож. Аран предпочла смерть позору и умерла с ножом в горле, но не запятнала чести. Огорчённый неудачным сватовством, посыльный спрятал тело в бамбуковой роще близ реки Нактонган. Отец упорно искал дочь, потому что её исчезновение пало несмываемым позором на дом дворянина-янбана. Кровиночку свою он не нашёл, и карьера его пошла прахом. Пришлось уйти в отставку и вернуться в столицу.

Если в первой части поздней версии «Ариран» крови поменьше, чем в оригинале, этот недостаток с лихвой покрывается во второй. Каждый новый начальник провинции Мирян умирал в первую же ночь (в тексте перечисляются их имена и предыдущие должности), так что вскоре вовсе не стало охотников на непыльную работёнку и доходное место. Лишь бесстрашный чиновник Ли Санса согласился поехать в провинцию. Остановился на постоялом дворе, но едва раскрыл книгу, чтобы почитать на досуге, как сильный ветер распахнул дверь и загасил свечу. Перед ним очутился труп девушки с лохматой чёрной головой, окровавленными грудями в руках и ножом в горле. Труп вздохнул и, несмотря на нож в горле, внятно поведал печальную историю. Ли Санса понял, о чём идёт речь, и поехал в управу. Вызвал посыльного и кормилицу. После сурового допроса они сначала разрыдались, а потом признались в злодеянии. Виновных казнили, а останки девушки нашли и захоронили. За века труп из ранней редакции размножался, как амёба делением, и в позднейшей версии трупов этих стало не то восемь, не то шестнадцать.

Зато напрочь исчезло имя оболганного Сотона. Он-то Аран и пальцем не тронул, уж не говоря о прочем, потому что не было никакой кровавой драмы: девушку всего-то навсего задрал оголодавший от весенней бескормицы медведь.

Но ведь нашлись простаки, которые поверили лживой Инаде!

Люди, услыхавши столь страшную любовную историю, пришли сначала в ужас, а затем в ярость.

– Убить злого насильника! – решила толпа.

Схватились кто за сук, а кто и за меч и бросились на неповинного старика. Хорошо, что тот успел оседлать незаменимую верблюдицу и упаковать вещи и юрту. Иначе бы ему несдобровать: оторвали б завистники и пугын, и бубенчики, а то и буйну голову. Но не на того нарвались. Пока толпа разогревала себя криками, Сотон, тряся похмельной башкой, прыгнул меж горбов, сделал ручкой и быстрее ветра помчался от разъярённой погони.

И влетел на всем скаку в поселение бухиритов!

А Булагат и Эхирит три дня назад поссорились в очередной раз и сейчас вели кровопролитное сражение: по очереди захватывали ханский трон Тайжи, сгоняя с него равносильного брата-близнеца лишь для того, чтобы самому оказаться жертвой нападения и дворцовых интриг. Солнце клонилось к западу, а битва к закату, потому что подданных, способных держать оружие, у них уже практически не осталось. И когда через их стан проскакал всадник на светлом… не разбери-пойми чём, братья быстро прекратили распри и решили для разнообразия пограбить дерзкого пришельца. Но тут в поселение ворвалась гомонящая толпа с дубинами и мечами и просто стоптала остатки братских войск, прохлопавших нападение с тыла. Сопротивление любителям самосуда, готовым казнить невинного, но не готовым к битве, оказалось слабым, но долгим. И пока толпа и войска дробили дружка дружке челюсти и проламывали черепа, Сотон успел нагнать обозы омогойцев, где и укрылся среди телег и кибиток.

Разведчики Омогоя обнаружили стан бухиритов прошедшей ночью, и бай принял решение скрытно обогнуть поселение, возможно, враждебно настроенных хозяев местности. Никем не замеченные (бухиритам было не до них), омогойцы как раз завершали обход. Старик, стремительно ворвавшийся в колонну и укрывшийся у бабы под юбкой, и воинственные крики, взорвавшиеся в тылу, до того всех напугали, что всадники и возничие принялись изо всей мочи нахлёстывать лошадей. Караван с ходу форсировал реку Раскрытый Рот (Ангару), отчего знаменитый впоследствии Шаман-камень затонул, вбитый в дно реки многочисленными копытами и колёсами. Омогойцы устремились дальше, огибая озеро слева, а отряды Пака и Идзанаки прошли южным берегом.

Идти вслед за прожорливыми племенами Хёккосе полковнику не понравилось: те выбивали, а больше распугивали дичь. Поэтому погнал своих подданных параллельным курсом, намереваясь опередить: пускай паковцы глотают его пыль и подбирают кости. Два народа передвигались едва не толкаясь локтями. Но всё же у того и другого вождя хватило ума прекратить гонки и остановиться на зимовку, пока снега не накрыли. Два стана разбили на берегу Богатого озера. Нечего и говорить, что парни бегали к девчонкам из соседнего племени, потому что многие успели перезнакомиться и перевлюбляться во время совместного похода и когда стояли на перевале. И всё бы ничего, если бы одна из особо вредных мамань – вот же кому-то тёща достанется! – не распустила слух, что по стану шатается развратный ёбосан [24].