Письма Махатм - Ковалева Наталия Евгеньевна. Страница 24

Теперь рассмотрим фрагмент: «Не приходило ли вам в голову, что на обе бомбейские публикации могли если не повлиять, то, по крайней мере, не помешать им те, кто обладал способностью такого влияния, ибо они видели необходимость в такой степени возбуждения, преследуя две цели: отвлечь внимание от сенсационного случая с брошью и, возможно, испытать силу вашей личной заинтересованности в оккультизме и теософии? Я не говорю, что это так и было; я только справляюсь, приходила ли вам в голову такая мысль?»

Разумеется, это было адресовано Синнетту, но я все же хочу ответить по-своему. Первым делом хочу спросить:cui bono [55] бросание такого намека? Вы должны знать, было это так или нет. Если этого не было, то зачем заставлять нас гадать, когда вы знаете, что этого не было. Но если это было так, то я осмеливаюсь утверждать, что, во-первых, такой идиотский прием, как этот, не может служить испытанием персональной заинтересованности кого-либо в чем-либо (есть множество человеческих существ, которые представляют собою только что-то вроде образованных обезьян)… Во-вторых, если Братья умышленно позволили опубликовать те письма, то я могу только сказать, что, с моей точки зрения мирского непосвященного человека, они совершили досадную ошибку... Так как целью Братьев, несомненно, было заставить уважать Теософское общество, то едва ли они могли избрать худший способ, чем опубликование этих глупых писем… Если спросить откровенно, что я думаю относительно разрешения Братьев на эту публикацию, я не могу не ответить: если они его не давали, то думать об этом – напрасная трата времени, если же давали, то, как мне кажется, они поступили немудро 5).

Затем идут ваши замечания о полковнике Олькотте. Славный старый Олькотт, которого все, кто его знает, должны любить. Я вполне присоединяюсь ко всему, что вы говорите в его пользу, но не могу не обратить внимания на те слова, в которых вы восхваляете его и главный смысл которых заключается в том, что он никогда не сомневается, а только выполняет. Это та же организация иезуитов, и этот отказ от личного мнения, это самоотречение от своей личной ответственности, это восприятие внешних голосов как заменителей собственной совести, на мой взгляд, есть грех, причем сильный... Более того, чувствую себя обязанным сказать, что... если эта доктрина слепого повиновения является существенной частью вашей системы, то я весьма сомневаюсь, способен ли духовный свет, который она может принести, компенсировать человечеству потерю личной свободы действия и чувства личной, индивидуальной ответственности, которых она его лишает 6)...

Но если бы имелось в виду, что я когда-нибудь буду получать инструкции делать то или другое, не понимая, почему и для чего, не разбираясь в последствиях, слепо и не задумываясь, то на этом все для меня и закончилось бы: я не военная машина, а заклятый враг военной организации, друг и сторонник производственно-кооперативной системы, и не присоединюсь ни к какому обществу или организации, которые хотели бы ограничить или контролировать мое право на собственное мнение. При этом я не доктринер и не собираюсь скакать на принципах как на игрушечной лошадке...

Возвращаясь к Олькотту, я не думаю, что его связь с предполагаемым обществом принесет какое-либо зло...

Во-первых, я ни в коем случае не возразил бы против надзора со стороны старого славного Олькотта, потому что знаю: этот надзор будет только номинальным, так как, если бы он даже пытался повернуть дело по-другому, Синнетт и я вполне в состоянии заставить его замолчать, как только он начнет без надобности вмешиваться. Но ни тот ни другой из нас не примет его как своего истинного руководителя 7), поскольку мы оба превосходим его в интеллектуальном отношении. Это грубо, как сказал бы француз, но que voulez-vous [56]? Без полной откровенности не будет и взаимопонимания...

Искренне ваш

А.O. Хьюм

Письмо № 9 (ML-98)

[К.Х. – Синнетту]

1 декабря 1880 г. или позднее

1) [57] Я отлично понял. Но как бы искренни ни были эти чувства, они слишком глубоко покрыты коркой самодовольства и эгоистического упрямства, чтобы вызвать во мне что-либо, похожее на сочувствие.

2) Столетиями в Тибете жил высоконравственный чистосердечный простодушный народ, лишенный благословения цивилизации и поэтому не запятнанный ее пороками. Веками Тибет был последним уголком на планете, не испорченным до той степени, чтобы препятствовать смешиванию двух атмосфер: физической и духовной. И мистер Хьюм хочет, чтобы мы обменяли это на его идеал цивилизации и управления! Это пустое разглагольствование, сильное желание вступить в дискуссию и навязать всем свои идеи.

3) Да, мистера Xьюма следовало бы послать от какого-нибудь международного филантропического комитета, как друга гибнущего человечества, учить наших далай лам мудрости. Почему он сразу не сядет и не составит план для чего-либо похожего на идеальную Республику Платона, с новой схемой для всего под Солнцем и Луною, – ума не приложу!

4) Действительно, с его стороны очень великодушно – лезть из кожи вон, поучая нас. Конечно, это чистая любезность, а не желание возвыситься над всем остальным человечеством. Это его последнее достижение в ментальном развитии, которое, будем надеяться, не обратится в прах.

5) Аминь! Мой дорогой друг, вас надо было бы привлечь к ответственности за то, что вы не подали ему блестящей идеи предложить свои услуги в качестве Генерального наставника Тибета, реформатора древних суеверий и спасителя грядущих поколений. Конечно, если бы он это прочел, он стал бы немедленно доказывать, что я аргументирую как «образованная обезьяна».

6) Вы только послушайте, что этот человек болтает о том, о чем ничего не знает. Нет живого человека, который был бы более свободен, чем мы, после того как вышли из стадии ученичества. Понятливыми и послушными, но отнюдь не рабами должны мы быть в эту пору; иначе, если мы будем проводить время в спорах, мы никогда ничему не научимся.

7) Да кому вообще пришло в голову предложить его в этом качестве? Мой дорогой собрат, неужели вы действительно можете порицать меня за то, что я уклоняюсь от более близких отношений с человеком, вся жизнь которого кажется состоящей из непрестанного аргументирования и обличительных речей? Он говорит, что никакой он не доктринер, между тем как именно таковым он и является! Он достоин всякого уважения и даже любви тех, кто хорошо его знает. Но, светила мои, своими нудными разглагольствованиями о собственных воззрениях он менее чем в 24 часа парализовал бы любого из нас, кому не посчастливилось приблизиться к нему на расстояние мили! Нет, тысячу раз нет! Из таких людей, как он, получаются способные государственные деятели, ораторы и все, что угодно, – только не Адепты. Среди нас нет ни одного такого. Возможно, именно поэтому у нас не ощущалось надобности в доме для сумасшедших. Менее чем в три месяца он довел бы половину нашего тибетского населения до безумия!

На днях в Умбалле я отправил вам письмо по почте. Вижу, вы его еще не получили.

Всегда ваш с любовью,

Кут Хуми

Письмо № 10 (ML-5)

[К.Х. – Синнетту]

После 1 декабря 1880 г.

Мой дорогой друг!

У меня есть ваше письмо от 19 ноября, извлеченное нашим специальным осмосом• из конверта в Мируте, и ваше письмо Старой Леди в наполовину пустом заказном конверте, надежно посланное в Каунпор, чтобы заставить ее выругаться по моему адресу... Но она сейчас слишком слаба, чтобы быть астральным почтальоном. С грустью вижу, что она опять была неаккуратна и ввела вас в заблуждение; но это главным образом моя вина, так как я по нерадивости не подействовал лишний раз на ее бедную больную голову теперь, когда она забывает и путает более обычного. Я просил ее сказать вам не «отказаться от идеи Англо-индийского отделения, так как из этого ничего не выйдет», а «отказаться от идеи Англо-индийского отделения при сотрудничестве с мистером Хьюмом, так как из этого ничего не выйдет». Я пришлю вам его ответ на мое письмо и мое последнее послание, и тогда судите сами. После прочтения последнего запечатайте его, пожалуйста, и пошлите ему, просто заявив, что делаете это от моего имени. Пока он сам не спросит, лучше не ставьте его в известность, что вы его письмо читали. Он может им гордиться, но не должен бы.