Место для радуги (СИ) - Гаспачо Максим. Страница 15
Из тысячи с лишним заключенных в этой колонии насчитывалось, пожалуй, всего несколько «нарушителей», которые периодически попадали в ШИЗО. Также туда отправляли «активистов», которые зазнавались, но такие были случайными «клиентами». Как правило, в этой гостинице класса люкс было занято не больше трех номеров, по три-четыре человека в каждом. Попав туда, я столкнулся с такими зверствами, каких не мог себе представить даже в страшном сне. Два раза в день по изолятору проходил так называемый «обход». Это было так: открывалась дверь и в камеру заходили несколько мясников в военной форме. Все, кто находился в камере, должны были заранее выстроиться в ряд. Дежурный по камере чеканил доклад — громко и надрывно. Если при произнесении доклада человек запнется или произнесет его недостаточно громко, или всем своим существом не будет выражать дикий страх и покорность, всем в камере достанется бонусное ведро хлорки (к двум обязательным) либо все будут выведены на «приседания». Впрочем, на «приседания» зачастую выводили и просто для профилактики. Приседания происходят следующим образом:
Дяденька в военной форме рявкает:
— Все вышли из камеры.
При этом «вышли» на самом деле обозначает «вылетели пулей», потому что если кто-то замедлится, всех вернут обратно и будут гонять туда и обратно, пока каждый, будь он хромой или слепой не научится именно вылетать пулей.
Итак, все вылетают пулей в коридор и утыкаются лбами в стену. Руки за спиной, ноги расставлены на ширину плеч и подогнуты так, что колени упираются в стену. Поза называется «Бей меня, начальник». Ты абсолютно беззащитен. Если кто-нибудь из стоящих за спиной дяденек захочет ударить тебя в печень (что случается весьма часто) или, ещё хуже — между ног, ты даже не сможешь внутренне собраться, чтобы принять удар. Крутить головой нельзя, иначе удара точно не миновать. Ты стоишь, уткнувшись в стену, и слышишь за спиной их веселые шутки между собой. Кого-то из рядом стоящих ударили и, кажется, очень больно, но ты стоишь, как истукан. Слышно, как тот, кого ударили, простонал и, кажется, упал, потому что раздается крик: «А ну поднимайся», и ещё один удар. Но ты стоишь, уткнувшись в стену. Трудно описать все, что чувствуешь в эту минуту. Потом раздается команда:
— Развернулись.
Все разворачиваются кругом, ноги вместе, руки за спиной. Головы опущены в пол все время «обхода», смотреть на представителей администрации нельзя, наверное, чтобы не видеть, кто тебя ударил на этот раз. Видишь только их мелькающие пятнистые формы и кирзовые сапоги. Если поднимешь глаза, есть шанс быть жестоко избитым.
— Разделись, — звучит следующая команда.
При этом нужно, опять же со скоростью ветра, скинуть с себя полосатую изоляторную робу, трусы и носки (другой одежды в ШИЗО нет и быть не может), и отбросить от себя на расстоянии метра, оставшись в чем мать родила.
— Начинаем приседать, — звучит следующая команда.
Приседать надо в такой позе: ноги расставлены на ширину плеч, руки сложены ладонями на затылке, голова опущена в пол. Полностью голый. Дяденька в форме ведет счет:
— Раз, два, три, — и так далее.
Если кто-то выбьется из ритма, его ждет серия ударов резиновыми дубинками по обнаженному телу. В этом изоляторе я видел, как у пожилых и немощных людей, попавших сюда за неосторожное слово или за ещё меньший пустяк, открывалось второе дыхание и они делали по сто и больше приседаний наравне с молодыми. Во время приседаний дневальный изолятора (заключенный, помогающий администрации следить за порядком в изоляторе) выносит пожарный шланг и включает напор воды на шеренгу приседающих. Тебя обдает напором воистину ледяной воды, ноги подкашиваются от усталости, глаза и легкие разъедены хлоркой, и уже не ты, а твое тело на каком-то автопилоте продолжает приседать. Через толщу внутреннего ужаса и отчаяния до тебя доносится счет:
— Пятьдесят, пятьдесят один…
Суставы сводит, но ты понимаешь, что упасть нельзя, надо продолжать приседать. Ты слышишь, как кто-то из приседающих упал и его метелят дубинками, пока он не поднимется. Счет при этом продолжается. Наконец, ты слышишь, как один из дяденек в форме говорит дневальному: «Хватит», и напор воды прекращается. Это значит, что скоро закончится счет. Приседать осталось недолго. Этот «обход» ты выдержал. Тем временем дневальный приносит пару заготовленных ведер с хлорным раствором и выплескивает их в камеру.
— Прекратили приседания, — звучит команда.
Выпрямившись на дрожащих от напряжения ногах и тяжело дыша, все возвращаются в исходную позицию.
— Взяли одежду.
Все хватают в охапку свои тряпки и опять же замирают в исходной позиции. Одеться можно будет только по возвращении в камеру. Кто замешкается или что-то сделает не так, будет сразу проинструктирован ударами дубинок.
— Зашли в камеру, — звучит долгожданная команда.
Тут, несмотря на то, что ноги отказываются идти, надо опять же залететь в камеру пулей. Если кто-нибудь замедлится, всех будут гонять в коридор и обратно в камеру, пока все не забегут «как положено». Когда все забежали в камеру, звучит финальная команда:
— Все запрыгнули на лавки, дежурный приступил к уборке, — и дверь захлопывается.
Так проходит «обход», которых в сутки два — утренний и вечерний. Всю «грязную», убийственную работу — заливку хлоркой, поливание холодной водой и прочее — выполняет дневальный, а представители администрации только бьют дубинками и командуют.
Один знакомый книголюб однажды сказал: Наш мир — это и есть ад. Мы здесь в ссылке — в наказание за прошлые жизни. Может быть, так и есть? Или отчасти? Интересно, через какую щелочку в своем сознании он увидел это? Его видение было пугающим — миром правят черти в черных фраках и их слуги в погонах, паромщики и баржи превратили нашу воду в огромный Стикс, за монетку — всё что угодно, и вообще всё — только за монетку, а никак иначе! Порядок охраняют обученные люди-церберы, народ превратили в зомби, повсюду слышно их слепое мычание… Ссукубы создают обман вокруг тебя, алкогольно-никотиновые демоны внутри нас, душа разрывается на части… — ВОТ ОНО, ПОСМОТРИ В ОКНО! Или ты пьешь кофе на работе и читаешь газету?
Правильно, дружище! Всю жизнь нужно работать и работать, потому что горячие сковороды можно остудить только добытым для чертей золотом и лесом, а не будешь добывать — станет горячо — черти жарят… А замаскировано всё так, типа и не ад вовсе, а нормальная реальность…
Сейчас я понимаю, что слово «администрация», будь то администрация тюрьмы, города или правительства, обозначает «министры ада». Интересно, кто работает в этих местах, сами это понимают? Впрочем, думать здесь запрещено. Конечно, читая эти строки, самое время крикнуть: «Не хочу видеть мир таким! Даже думать об этом не хочу!». И правильно — не думайте об этом.
Особенности национальных особенностей
«Только перед лицом ужаса и боли, души ваши сразу очищаются, чтобы возвыситься»
Те, кто побывал в штрафном изоляторе, становятся экспертами в области хлорных растворов. Там человек познает, в чем разница между известковой хлоркой, порошковой хлоркой и хлорамином. Неосведомленному человеку может показаться, что разницы никакой, но на самом деле разница есть — каждый из этих растворов по-разному разъедает легкие и слизистую оболочку глаз. Один раствор создает эффект пощипывания, когда глаза начинают слезиться и опухать, а легкие щекочутся парами, извлекающими из них непрерывный кашель. Другой сковывает дыхание так, что просто не вдохнуть — малейший вдох начинает разрывать легкие и бронхи на части, извергая из них такой кашель, что, кажется, вот-вот выплюнешь все внутренности. Третий — замедленного действия, но зато долгоиграющий. К раствору могут быть примешаны дополнительные ингредиенты в виде соды или нашатыря, которые делают его ещё более едким. У всех видов раствора есть одно общее свойство — все они сжигают легкие и слизистую оболочку глаз, а если ты дежурный по камере, то ещё и кожу на руках. Полностью нарушается ритм дыхания — дышишь урывками, стараясь максимально задержать дыхание перед следующим вдохом, потому что с каждым вдохом в легкие попадает новая порция хлорных паров, а это — очередная серия кашля и пенистой рвоты. Как и в приемной камере, на уборку выделяется тряпочка размером с носовой платок, которая в процессе уборки до дыр разъедается, так что зачастую раствор приходится собирать голыми руками. Пока дежурный убирает, все сидят на лавочках, уткнувшись носом и ртом в воротники робы, чтобы через ткань вдыхалось поменьше хлорных паров. Но это плохо помогает. Учитывая, что в камере нет никакой вентиляции, а деревянные полы полны щелей, в которых оседает значительное количество раствора, действие хлорки длится несколько часов. Утренняя порция хлорки выветривается не раньше, чем к полудню, когда подходит время «прогулки».