Мои жизни, мои смерти, мои реинкарнации - Сулимов Дмитрий Викторович. Страница 13

Печальная перспектива. Всё печально…

Мы, инженеры нашего завода, живущие совсем рядом, однако каждый в своём коттедже, практически не ходим в гости друг к другу. Мы всё равно будем сидеть и молчать, думая каждый о своём. Раньше, во время праздников, мы устраивали шумные вечеринки: собирались все у кого-нибудь и веселились почти до утра, засыпая уже совершенно уставшими и опьяневшими кто-где, а проснувшись, со смехом находили друг друга в различных смешных позах и в разнообразных местах. Но теперь нам уже не до смеха, и каждый пытается справляться со своей дикой депрессией сам, как может, чтобы быть утром на нашем заводе в хорошей физической форме и с работоспособной психикой. Пусть уж лучше каждый будет один, чтобы не видеть на лицах своих друзей боль, терзающую теперь наши души, чтобы не увидеть, случайно, глаза друг друга.

Всю свою зарплату я отсылал Марте, поскольку тратить её мне было просто некуда и некогда, а еды я всегда мог взять в нашей столовой, где мы питались бесплатно. Поздно ночью я приезжал с работы, открывал бутылку коньяка, поскольку всё вино уже давно кончилось, брал кусок хлеба и кусок ветчины, взятые с собой из столовой, или банку рыбных консервов, и так ужинал, часто засыпая прямо в кресле. Иногда я вспоминал далёкую, сказочную страну, оставшуюся в потустороннем мире, в которой, кажется, я никогда и не был, и она мне могла только присниться, настолько нереальной она мне теперь представлялась… Страна сказок и легенд, страна чести, которая там дороже, чем жизнь. Какого чёрта она ввязалась в эту войну со страной, которой абсолютно чужды все её наивные представления о мироздании, страной, в которой просто нет места таким понятиям? Америка раздавит Японию, как старинную фарфоровую статуэтку, безжалостно и с удовольствием, а потом введёт свой зелёный яд в её кровь, ознаменовав окончательную победу жалкой материи над скорбным духом… Уоми, мой нежный цветочек сакуры. Почти ребёнок… Как она там?.. Странно, но ведь Уоми и Марта родились в один год — год Змеи по японскому календарю (1917), и были одного возраста. Но Уоми действительно тогда в свои двадцать лет смогла сохранить в себе чистоту аморфной души ребёнка, а Марта была уже взрослой, мудрой женщиной, воином, готовым встать на защиту своей родины плечом к плечу с мужчинами, и её холодный, несгибаемый дух был твёрже алмаза. Марта, жена моя, мать моего сына. Прости меня!.. Я очень виноват перед тобой. Я оставил тебя одну, бросив в этом мире без моего тепла и любви. И ты одна растила нашего сына, не жалуясь, не причитая на судьбу, ни одним словом не упрекнув меня за мою бессердечность. Ты регулярно присылала мне письма и открытки, полные тепла своего сердца, согревающие мою душу, успокаивая мои расстроенные нервы, возвращая мне духовные силы, которых у меня уже почти не осталось. Я был плохим мужем, отдавая всего себя своей работе, хотя вполне мог посвятить хотя бы малую её часть тебе, моему самому родному человеку. Последний мой отпуск — целых две недели! — я мог бы провести с тобой в Париже, вместе с сыном, которого я видел только раз в год!.. Нет, не мог… Я просто не смог бы смотреть им в глаза. Тогда моя душа последний раз изливалась в этот мир слезами. И тогда я прощался с этим миром, и последний раз был слаб, чтобы быть сильным, когда придёт время умирать. Я не мог допустить, чтобы они видели меня таким. И теперь постоянно перед моими глазами встаёт тот день, когда и её я видел в последний раз: Марта сидит на пустой белой кровати, обнажённая, положив голову себе на колени и обняв их руками, и отрешённо смотрит в пустоту перед собой. Тихая, печальная и задумчивая. Я смотрю на её мальчишескую причёску ровных чёрных густых волос, в её мраморно-бледное лицо, и пустую холодную бесконечность в её чёрных бездонных глазах. Мы оба молчим. Я уже одет: чёрные брюки, белая рубашка, чёрный галстук. Я молчу. Мне просто нечего ей сказать… И ухожу. Без слов. Мне просто ужасно стыдно… Стыдно за всё, что произошло и с нами, и с нашей страной, и с нашей войной, которую мы уже проиграли.

1944 год. В этот год мне исполняется сорок лет, и это будет последний год моей жизни, поскольку без этой страны я жить не смогу. Вторая мировая война близится к своему апогею, и скоро явно последует развязка. Германия опять, как тридцать лет назад, в центре этой войны, опять на два фронта, опять одна против всех. И она гибнет. Господи, как я устал… Господи, ты видишь, я отдаю все свои силы для этой работы, для моей родины. Все мы работаем от восхода до заката. Работаем так, что придя домой, обессиленные, падаем и спим, не видя снов. Мы делаем всё, что в наших силах, Господи. Всё остальное — только в твоей воле. Наш завод работает на полную мощность, выполняя и перевыполняя все планы и нормативы. «Ме-109» постоянно модернизируется, каждый очередной раз всё более приближаясь к совершенству. Внешний вид его, с того далёкого уже 1936 года, изменился почти до неузнаваемости. Его боевые качества и технологичность доведены до предела наших возможностей. Практически он — лучший в мире. Но Германия гибнет. И осталось ей жить совсем недолго.

Как больно… Как больно видеть смерть мира, который создавал своей волей и строил своими руками, которому отдал все свои силы и энергию, в который вдохнул свою душу. Чем жил и дышал. Как больно наблюдать смерть, понимая, что это умираешь ты сам. Видеть смерть твоего мира, ещё будучи живым самому. Я просто не смогу без него жить. Я умру вместе с ним.

Наш завод, под угрозой захвата совсем уже недалеко находящихся советских войск, было решено эвакуировать этой осенью, переместив производство истребительной авиации в центральную и северную части Германии, в подземные шахты, где угроза бомбовых ударов для них просто исчезнет. Эвакуация всего оборудования и личного состава была проведена быстро и чётко, всего, кажется, за пару недель. Подрывать эти пустые корпуса, «чтобы не досталось врагу» ни у кого и мысли не возникло. Ведь это наша, исконно немецкая земля, которая была возвращена нам по праву справедливости! В крайнем случае, пусть уж эти корпуса останутся хоть чехам, к которым Судеты явно вернутся после нашего поражения.

Этим летом в очередном письме Марта прислала мне фотографию нашего сына. Они были на каком-то празднике, и Марта одела сына в специально по этому случаю пошитую для него форму детской патриотической организации «Гитлер Югенс». Сыну шёл уже шестой год, и хотя он ещё не достиг возраста, достаточного для вступления в неё, но Марта заранее сделала ему приятный сюрприз, и сын был этому очень рад и горд. Фотограф, бывший на празднике, поставил сына на том месте, которое было ярко освещено солнечным светом, но долго не мог настроить фокус своего фотоаппарата, из-за чего у сына уже стали слезиться глаза. Так он и был запечатлён. Эту фотографию я постоянно носил с собой, во внутреннем кармане пиджака, и очень часто смотрел на неё — в лицо своего сына, — единственное, что останется от меня в этом мире.

Идёт война, безжалостная и беспощадная. И линия фронта за будущее человечества проходит сейчас и здесь — внутри нас, в наших душах. И будем мы живы или погибнем, не имеет значения, ибо из нашей крови и слёз возникнет новый мир, жить в котором останется совесть наших поступков — наши дети. Им решать, кто был прав, радоваться тому, что ещё приобретут, и жалеть о том, что уже потеряли.

Что скажут потом победившие нас? — «Они были мясниками, плескавшимися в крови, и думавшими, что они — венец божественного творения!..» Когда они победят, мы будем уже мертвы. Что будут значить для них наши жертвы и наши муки? Ничто. Они будут помнить только о своих. Кто им сможет ответить? Мёртвые? Победитель всегда прав, ибо он всегда остаётся один. Один на один со своей памятью. И только память о наших мечтах останется внутри их страхов о своих мелочных, корыстных, шкурных интересах, ибо всегда в их сознании призраком наших лиц будет стоять немой вопрос о смысле, движущем их помыслами. Вопрос, который они никогда не посмеют задать себе даже мысленно. Вопрос, ответ на который для нас был ясен всегда! Победители… В чём заключается их победа? В том, что они смогли только убить наши тела. Войну за души людей выиграли Мы!