Мнемозина (СИ) - Ланской Георгий Александрович. Страница 32

— О чем вы хотели поговорить? — томно спросила она и демонстративно поболтала в воздухе пустым бокалом. Я поспешил поухаживать за дамой, и когда Светлана сделала первый жадный глоток, сказал:

— О вашей дочери Ксении.

— О… — она неумело изобразила скорбь, и торопливо хлебнула коньяку. Я подумал, что совсем недавно наблюдал, как в одиночку напивалась другая близкая женщина Ксении, но у Лары это выглядело иначе. Нынешняя госпожа Рокотова пила так, словно скорбела. На лице родной матери не отражалось никаких чувств, кроме неутомимой жажды. — А, что вы хотели узнать? И вообще, почему приехали ко мне? Ведь Ксения жила с отцом… Вы в курсе?

— Разумеется, баронесса, — заверил я, и она победоносно усмехнулась, довольная подчеркиванием ее титула. — Но, как вы понимаете, после смерти вашей дочери возникли определенные сложности юридического плана.

Я выдержал многозначительную паузу, во время которой Светлана мучительно пыталась сообразить, к чему я клоню, пока на ее лицо не озарилось догадкой:

— Понимаю… Видимо, я наследница? — воскликнула она. — Что мне останется после моей доченьки?

— Сейчас этот вопрос в стадии обсуждения, — торопливо сказал я, но она уже не слушала, мысленно умножая и складывая нули в разрушенной алкоголем голове.

— Я думаю, что имею право на квартиру и машину, — почти мечтательно произнесла она. — Я знаю, что недавно у нее появился спортивный автомобиль. Ну и счета, конечно… Ох, простите, простите, что это я… Это такая утрата, такая утрата для меня, единственная дочь…

Скорби по единственной дочери в голосе Светланы не было. Я поспешил охладить ее пыл.

— Да, придется утрясать вопросы с имуществом Ксении, но думаю, вы понимаете, что имеете право только на половину ее состояния?

Светлана возмущенно подпрыгнула на месте.

— Почему же? Я — единственная наследница! Я — мать! — воскликнула она и, не дожидаясь моих услуг, самостоятельно наплюхала себе коньяку в бокал.

— Но есть же Олег Юрьевич, — резонно возразил я. Светлана, не отрываясь от спиртного, кое пила как сок, замахала на меня свободной рукой, затем, оторвавшись от пустого бокала, схватила лимон и сунула дольку в рот, яростно перемалывая ее челюстями.

— Олег Юрьевич… — кисло сказала она. — Да Олег не имеет к Ксюше никакого отношения. Он — ее отчим.

— Понимаю, — холодно ответил я. — Это, конечно, меняет дело, но согласно документах он ее официально усыновил, и значит, автоматически является ее наследником, пусть даже родство не кровное. Тем более, что Ксения жила с ним и, как вы понимаете, все ее состояние было дано Рокотовым.

Светлана мрачно ухмыльнулась и поглядела в зеркало, отражавшее ее испитое лицо.

— Узнаю Олега! — плаксиво протянула она. — Как это по-скотски, лишить меня всего, причем не в первый раз! Только на этот раз я ему ничего без боя не отдам! Я заставлю его считаться с баронессой Фюрстенберг! Он у меня на суде без штанов…

Запала Светланы хватило ненадолго. Содержимое бутылки интересовало ее гораздо больше, чем недостижимое наследство покойной дочери. Она вновь подлила себе коньяку и выпила, не по-женски, залпом, как бравый кавалерист. Минуту она тупо смотрела в стол, а потом подняла голову и уставилась на меня со злостью.

— Вас Олег послал?

— Нет, я представляю интересы третьей стороны, — дипломатично ответил я. Светлана рассвирепела и вскочила, отчего платье на ее груди распахнулось, открыв обвислую грудь и не самый свежий лифчик.

— Какой еще третьей стороны? У Ксении не было больше никакой третьей стороны! — зло проорала она. — И если вы думаете, что я… какой-то третьей стороне… Да я живу в хлеву, в то время как должна жить…

— Почему же? — возразил я, подливая масла в огонь. — Если Рокотов не был ее родным отцом, значит, есть и родной, стало быть, наследник.

Лицо Светланы захлопнулось, как створки устрицы. Она поглядела на меня со скрытым страхом, а затем угрюмо произнесла:

— Никакого отца у Ксении не было.

— Думаю, что технически это невозможно. Вряд ли ваша дочь родилась от непорочного зачатия.

— Я бы попросила вас выбирать выражения! — разозлилась она и плаксиво добавила. — Конечно, был, но он… в общем, я не знаю, где он. Может, давно умер. И ни на какой наследство претендовать не может. Алиментов не платил, дочь не воспитывал. А вы знаете, сколько стоит собрать ребенка в школу?

Я подумал, что сборы в школу, видимо, остались последним воспоминанием Светланы о дочери, но не стал напоминать, что воспитывал ребенка Рокотов. Вместо этого спросил, подлив спиртного в свой и ее бокалы. На это действо Светлана поглядела с подозрением.

— Вы что, хотите меня споить?

— Где ваш муж? — резко спросил я. Светлана скривилась и взяла бокал, повертела в руках, но, все-таки, пить не стала, сглатывая, как умирающая от жажды.

— Муж? Муж объелся груш, — презрительно ответила она. — Ускакал в фатерланд, забрал последние деньги, оставив меня разгребать долги. Вот скажите, Иван, разве женщина моего положения может позволить себе работать? Не из желания себя развлечь, занять пустой день, а чтобы выжить? Я же, черт побери, титулованная особа, с гербом и короной. Аристократка. Белая кость. А я пашу, как лошадь, живу в хлеву, и при этом все, что у меня есть — долги. Я ведь подумала, что вы тоже приехали их выбивать. А у меня ничего нет. Потому что я никому не нужна. Олег меня бросил, дочери я тоже не была нужна, а теперь и Дитрих уехал, и, думаю, уже не вернется. Разве это не унизительно?

Я оставил этот риторический вопрос без ответа, и вместо этого задал свой:

— Недавно Ксения приезжала к вам. Что она хотела?

— Олег нашептал? — фыркнула Светлана. — Да, была. Но я, честно говоря, не помню. Я немного приболела, дочь ухаживала за мной, как могла, а потом уехала.

— Она ведь вернулась домой в тот же день, — надавил я. — Непохоже на длительный уход за больной мамой.

— Мне полегчало, — отрубила Светлана. — Чего сидеть у постели? Я же не умирала.

— Она ничего у вас не оставляла?

На ее лице появилось смятение и испуг. Если Ксения что-то оставила матери, скорее всего, эта вещь уже была в ломбарде. Приехав к матери, девушка застала мать в пьяном угаре. Вряд ли она чего-то от нее добилась, однако зачем-то же она приезжала?

— Нет… Не знаю, я же говорю: я была больна, — настаивала Светлана и всхлипнула. — Боже мой, моя бедная девочка, как же мало ты пожила, на кого же ты меня оставила?

Светлана рухнула лицом на стол, разразилась пьяными слезами, в которых было столько же скорби, сколько коньяка в ее бокале, выпитым досуха. Я терпеливо ждал, пока не иссякнет этот пьяный поток слез, и подлил ей спиртного. Не поднимая головы, она протянула руку за бокалом, а затем села, заморгав, как сонная курица. Она будто уже позабыла, кто я и по какому поводу здесь, как и то, почему только что рыдала. Коньяк превратил ее в расплывающуюся медузу, благодатно упав на старые дрожжи. Еще несколько минут, и она упадет замертво.

— Чего Ксения хотела? — торопливо спросил я, чувствуя отвращение к женщине, добровольно променявшей дочь на алкоголь. — Эй! Что хотела Ксения, когда приезжала сюда?

— Расспрашивала об отце, — сонно ответила Светлана.

— О биологическом отце?

— Ну да, а что? Нормальный интерес человека, желающего узнать, как он появился на свет.

— И что вы ей сказали?

— Ничего! — завизжала Светлана. — Я ничего ей не сказала! Разве я могла ей сказать о… нем?

Она вдруг встала и боком, как краб, понеслась в ванную, откуда донеслись характерные звуки рвоты и натужный кашель. Затем полилась вода. Я поднялся и торопливо оглядел квартиру, надеясь найти что-то принадлежавшее Ксении. Но, увы, если дочь что-то и оставила в этой квартире, это либо было пропито, либо спрятано так, что найти это было непросто. Возможно, Ксения и хотела провести время с матерью, но жить в этой квартире, где всюду валялось грязное тряпье, она вряд ли захотела бы.

В ванной хлопнула дверь, и я поспешил вернуться за стол. Светлана, умытая, с мокрыми волосами и влажным платьем показалась на пороге и нерешительно уставилась на меня.