Лже-Нерон - Фейхтвангер Лион. Страница 1

Лион Фейхтвангер

Лже-Нерон

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОЗВЫШЕНИЕ.

1. ДВА ПОЛИТИКА

   В этот день - шестого марта - прохожие долго провожали глазами  носилки сенатора   Варрона,   направлявшегося   во   дворец   губернатора   Сирии, императорской римской провинции. Два дня  тому  назад  новому  губернатору Цейону торжественно вручены были знаки его достоинства - топоры  и  связки прутьев; замечено было, что сенатор Варрон, самый могущественный человек в провинции, не присутствовал на церемонии. И теперь, когда он отправился  с запоздалым визитом к  губернатору,  вся  Антиохия  толковала  о  том,  как уживается Варрон с новым сановником.

   Была ясная весна, довольно холодная, с гор дул  свежий  ветер.  Носилки повернули на длинную нарядную улицу - главную улицу города. Сенатор Варрон с легкой улыбкой на полных губах отметил опытным глазом, что перед многими правительственными зданиями и крупными фирмами усердствующие  чиновники  и горожане  уже  выставили  бюсты  нового  губернатора.  Из   своих   быстро проплывавших носилок он  оглядывал  эти  бюсты.  На  судорожно  вздернутых плечах сидела маленькая, сухая, костлявая голова. Сколько же лет прошло  с тех пор, как он  видел  в  последний  раз  эту  голову?  Двенадцать,  нет, тринадцать.  Тогда  он  полон  был  благожелательного  презрения  к   этой физиономии. Тогда у него, Варрона, было место под солнцем. Император Нерон баловал его, а этот Цейон,  который  не  сумел  стать  другом  императора, несмотря на свой высокий род и пышный титул,  не  пользовался  влиянием  и пребывал в постоянном страхе, как бы по капризу  императора  не  впасть  в немилость. Теперь гениальный  Нерон  гниет  в  земле.  На  его  месте,  на Палатине, сидит император Тит, чиновники  и  военные  с  узким  кругозором правят империей,  а  плюгавенький,  всеми  презираемый  Цейон  старательно делает карьеру, предопределенную его рождением. Теперь Цейон - губернатор, представитель  Римской  империи  -  владеет  и  правит  богатой,  огромной провинцией Сирией, где сам он, Варрон, живет на положении  частного  лица. Частного лица, ибо его давно уже исключили из  списка  сенаторов,  и  если люди вокруг него кричат: "Да здравствует сенатор Варрон, сиятельный!" - то это простая вежливость.

   Тем не менее, разглядывая бюсты нового  губернатора,  Варрон  и  теперь испытывал  то  же  легкое,  почти  добродушное  пренебрежение,  какое  он, ровесник, чувствовал к Цейону еще мальчиком.  Люций  Цейон  происходил  из богатой древней семьи и  не  лишен  был  способностей.  Но  старая  глупая история набрасывала тень на  его  род.  Один  из  Цейонов,  прадед  Люция, семьдесят один год тому назад, в битве против некоего  Арминия,  одним  из первых бросил оружие, и у Люция с юности было такое чувство, точно на  нем лежит  долг  смыть  это  пятно  с  имени  своей  семьи.  Этот  худосочный, бескровный мальчик уже в десять - двенадцать лет  силился  придать  своему лицу и осанке важность и  достоинство  и,  несмотря  на  свою  хилость,  с судорожной  заносчивостью  тянулся   за   другими.   Но   это   вымученное молодечество лишь давало повод товарищам потешаться над  ним  с  особенным злорадством. Какое это прозвище они  дали  ему  в  школе?  Сенатор  Варрон сдвинул брови, напряженно старался вспомнить, но слово никак не  приходило на язык.

   Не совсем  просто  будет  после  долгих  лет,  при  столь  изменившейся обстановке  встретиться  с   милейшим   Цейоном.   Отношения   Варрона   с правительством провинции Сирии были чрезвычайно сложны.  В  губернаторском дворце его, римлянина  Варрона,  издавна  считали  опаснейшим  противником нынешнего римского режима в Сирии. Как еще сложатся отношения при  Цейоне, который не  забыл  жалостливого  и  вместе  с  тем  враждебного  презрения Варрона, разумеется, прежнего.

   - Да здравствует сенатор Варрон,  сиятельный!  -  раздавалось  со  всех сторон.

Варрон велел пошире раздвинуть  занавески  носилок  и  выпрямился, чтобы его мясистое загорелое лицо, с высоким лбом, крупным орлиным носом и полными губами, было лучше видно толпе. Он упивался всеобщим  поклонением. Он  чувствовал  свое  превосходство  над  новым  представителем   империи. Добиться положения здесь, в Антиохии, - это побольше, чем быть любимцем  в Риме на Палатине. В нынешнем Риме, в Риме Флавиев, Тита,  нужны  деньги  и родовитое имя, ничего больше. Здесь, в Антиохии, среди этой  недоверчивой, возбужденной, смешанной толпы -  греков,  сирийцев,  евреев  -  надо  было постоянно  проявлять  себя  делами,  личными  качествами,  снова  и  снова завоевывать доверие впечатлительного населения. Этот  Восток  был  опасен, именно поэтому любил его Варрон. Он добился своего - создал себе положение в Сирии. Теперь он может стать лицом  к  лицу  с  представителем  римского императора как сила весьма реальная, хотя и не опирающаяся на  договоры  и привилегии.

   Вот и  дворец  губернатора.  В  вестибюле  между  консульскими  знаками отличия и связками прутьев -  символами  власти  нового  правителя  -  уже выставлены были лари с восковыми изображениями его предков; одно  из  них, изображение прадеда, посрамившего  свой  род,  было  прикрыто.  Губернатор Цейон, по-видимому,  не  посмел  отплатить  Варрону  за  то,  что  тот  не присутствовал  на  церемонии  вступления  в  должность.  Он  сам  вышел  в переполненный людьми зал. На глазах у всех обнял он и  облобызал  Варрона; маленький, тщедушный человечек при этом несколько смешно повис на  статном сенаторе; все слышали,  как  губернатор  своим  тонким  скрипучим  голосом сказал, что рад видеть товарища своей юности в столь  цветущем  состоянии. Затем он с приветливым видом пригласил Варрона к себе в кабинет.

   Уселись друг против друга. Губернатор Цейон, тощий, маленький, держался очень прямо в широком восточном кресле,  занимая  лишь  половину  сиденья, потирал ногтями одной руки ладонь другой и  вежливо-испытующе  смотрел  на Варрона.

   "В этой вшивой Антиохии, - думал он, -  старину  Варрона,  по-видимому, еще считают важной особой. Но что он такое? Бывший  человек.  Опальный.  В Риме ни одна душа о нем не думает. Когда называют его имя, римляне  смутно припоминают: "А, Варрон, это не тот ли, которого император Веспасиан после какого-то скандала вычеркнул из списка сенаторов? Он, говорят, нажил много денег в Сирии". Деньги-то он нажил и по всем данным пользуется влиянием  у властителей по ту сторону границы. Но велика ли честь? Какое  падение  для римлянина, который некогда сидел  в  сенате,  -  слоняться  по  игрушечным дворам этих туземных вождей, этих жрецов и шейхов, с их жалкими княжескими титулами. Ну, да мы уж и  там  о  нем  порадеем!  Мой  предшественник  был слишком нерешителен, иначе этот авантюрист Варрон  не  расселся  бы  здесь предо мною, так нагло скрестив ноги".

   А Варрон сидел на диване, поджав ноги на восточный лад, в ленивой позе, с добродушным, почти сердечным выражением лица. Он отлично  понимал  мысли собеседника. Он знал, что тот смотрит на  него  свысока  и  вместе  с  тем боится его. Это  доставляло  ему  злобное  удовлетворение.  Да,  здесь  он обосновался и позволяет себе, против воли нынешних  властителей,  Флавиев, продолжать политику соглашения с Востоком,  начатую  императором  Нероном. Его  отстранили.  Веспасиан  под  каким-то  позорным,  смешным   предлогом исключил его из списка сенаторов. Но они  ничего  этим  не  добились.  Он, Варрон, просто продолжал свою старую политику соглашения, сидя не в  Риме, а здесь, в своих  сирийских  владениях.  Новым  хозяевам,  с  их  жесткими римскими милитаристическими приемами, не удалось справиться с ним.  Мелкие царьки, правители городов и  духовные  владыки  государств,  расположенных между Римской империей и Парфянским царством, видят представителя Рима  не в губернаторе Антиохии, а в нем, Варроне. На него перенесли  они  почет  и любовь, которыми  пользовался  на  Востоке  низложенный  император  Нерон. Власть,  завоеванная  Варроном,  была  властью  невидимой,  но  прочной  и устойчивой. Правительство римской провинции Сирии охотно отделалось бы  от Варрона, но, хоть он и был для них бельмом на глазу, они нуждались  в  его помощи и посредничестве, иначе Риму пришлось бы вести нескончаемые  мелкие войны с пограничными государствами.