Мы бессмертны! Научные доказательства Души - Мухин Юрий Игнатьевич. Страница 7
Итак, из этих чисел следует, что чем больше люди болеют раком, тем больше доходы корпораций, торгующих лекарствами, не так ли? И давайте признаем, что победа над раком не доставит этим корпорациям большой радости, а хозяева этих корпораций (не забываем этого) по совместительству являются и хозяевами всего мира.
Теперь взглянем на врачей.
Врачи
У врачей, мягко скажем, не простая профессия, поскольку ни в какой иной профессии (разве что, кроме военных) ошибки не влекут таких трагических последствий. И дело даже не в том, что за эти ошибки врач может ответить, скажем, перед судом, но ведь он и сам себе судья, и муки его совести могут превосходить физические муки. Поэтому врачу чрезвычайно тяжело свои ошибки признать, если они закончились тяжелым исходом для пациента. Врач даже искренне, а не с целью скрыть, будет отстаивать свою правоту. Причем чем более известен врач, тем с большим упорством он будет цепляться за свое убийственное лечение. Приведу пример с открытием асептики.
В 1846 году никому не известный молодой врач венской акушерской больницы Земмельвейс заинтересовался – почему смертность рожениц в разных больницах Вены не одинакова. Земмельвейс, стараясь понять причины различной смертности, пытался найти связь с самыми разными факторами, например, с проходом по больнице священника с колокольчиком, оповещавшим о смерти очередной роженицы. Возможно, звон напоминающего о смерти колокольчика заставляет умирать остальных? Священник стал ходить через другие двери, перестал звонить, но роженицы продолжали умирать.
Но вот в больнице, где практиковал Земмельвейс, профессор Колечко, делая вскрытие трупа, порезал скальпелем палец и умер. Симптомы болезни его были точно такими, как и у рожениц. Значит не в женщинах дело, значит причина в чем-то другом! – осенило Земмельвейса. Открыватель микробов Луи Пастер еще не купил себе микроскоп, о микробах еще никто и ничего не знал, и Земмельвейс не смог подвести под свое будущее открытие асептики действительно научную теорию.
Значит – решил Земмельвейс – у трупов выделяется яд, а этот яд, попадая на рану здорового организма, вызывает смерть и у здорового. И неважно, мужчина это или женщина! (Это, конечно, не яд, это микробы, но ведь тогда о них никто ничего не знал.) Задача упрощается – осенило Земмельвейса – надо не допустить попадания трупных частиц на родовые пути рожениц. Трупные частицы надо смывать с рук и хирургического инструмента перед операцией и смывать тем, что может заодно и нейтрализовать трупный яд. Так решил Земмельвейс, и предложил хирургам мыть перед операцией руки раствором хлорной извести. И тогда роженицы не будут умирать!
Что тут началось! Как потешались хирурги над дураком Земмельвейсом! Это же надо такое придумать! Когда делаешь операцию, то, понятно, руки в крови, грязные. Разумеется, что после операции их нужно помыть, чтобы одежду не испачкать. Но до операции зачем мыть?! Приехал из какой-то захолустной Венгрии какой-то сопляк и учит их, столичных корифеев, как операции делать?!
Но Земмельвейс подтвердил свое предложение экспериментом. Он ввел в своей клинике антисептическую обработку рук и инструментов в мае 1847 г. И если в апреле смертность рожениц была 18,3 %, то к концу года она снизилась до 0,19 %, а в 1848 г. появились месяцы, когда смертей среди рожениц вообще не было! Врачи, которые, казалось бы, должны были ухватиться за антисептику, поскольку она воистину спасала их пациентов, ответили глухим неприятием Земмельвейса и полным игнорированием его предложений. Если до его открытия пациенты у них просто умирали – они не знали, чем им помочь, то после открытия Земмельвейса неприменение антисептики означало умышленное убийство пациентов. Врачи всего мира убивали пациентов, но антисептику не применяли!
Были и варианты. Так, венский профессор Браун использовал в своей клинике хлорную известь, но на лекции Медицинского общества Вены сообщил, что уменьшение смертности по его клинике объясняется улучшением отопления и вентиляции. 17 лет до самой своей смерти Земмельвейс выступал, писал статьи, книги и личные письма, пытаясь внедрить свое открытие, пытаясь спасти людей. Бесполезно. Врачи его в упор не замечали. Земмельвейс писал профессору Сканцони: «Если Вы считаете мою доктрину ложной, то я должен попросить Вас, господин гофрат, доказать, что она ложна». Но в ответ глухое молчание. Земмельвейс боролся за свою идею, повторю, 17 лет, пока не умер в сумасшедшем доме.
Через 2 года после смерти Земмельвейса дело его закончил английский хирург Листер, которому, правда, тоже пришлось многое вытерпеть от медицинских светил, включая штрафы за перерасход мыла по больнице. Правда, Листер уже опирался не только на результаты Земмельвейса, но и на труды Пастера. Асептика вошла в медицинскую практику.
Вы скажете, дескать, какие тупицы и ретрограды были эти хирурги позапрошлого века. Ничего подобного! В Вене против антисептики выступал член Медицинской академии Парижа профессор Рудольф Вирхов, в Лондоне – выдающийся акушер, изобретатель многих хирургических инструментов, способов остановки кровотечений и наркоза сэр Джеймс Симсон. Поддержали Земмельвейса молодые врачи, а против асептики выступили все маститые, действительно выдающиеся хирурги. Хороший психолог и знаток Л.С. Салямон в книге «Научное открытие и его восприятие» об истинных причинах поведения врачей в деле Земмельвейса очень точно высказался: «…психологическое стремление акушеров не считать себя убийцами и социологический фактор враждебных отношений – играли если не самую главную, то весьма значительную роль в судьбе открытия Земмельвейса… Мы слышим здесь голос совести молодого врача, но его коллеги слышали слова страшного обвинения» (в убийстве матерей из-за того, что они раньше не применяли асептики).
Ладно, это дела давно минувших дней, а вот нашумевшая в Интернете исповедь врача частной московской клиники, из которой я дам несколько больших цитат.
«В филиале, в котором я работаю, с продажами все очень строго. Не выполнил план в первый раз – штраф и минимальный оклад. Не выполнил второй раз – уволен. В любых платных медицинских учреждениях есть план, средний чек по пациенту. Если врач с этим чеком не справляется и не выполняет месячный план, то ему делают выговор, штрафуют или даже вообще увольняют, если это повторяется несколько раз.
…Медицина превратилась в «продажу мобильных телефонов», где на первом месте не здоровье пациента, а количество впаренных услуг.
Сегодня у меня был пациент с жалобами на боль внизу живота и в паховой области. Симптомы описал следующие: неудобство при ходьбе, боли в области паха после поднятия тяжестей, чувство тяжести внизу живота. После описания симптомов возникли явные подозрения на паховую грыжу. А после осмотра и пальпации это стало уже совсем очевидно. Когда пациент стоял, у него возникало малозаметное меняющееся в размерах вздутие, исчезающее в лежачем положении.
Это простая ситуация, не требующая дополнительного обследования. Можно было ему спокойно поставить диагноз и отправить к хирургу на плановую операцию. Но в нашей клинике (как и в любой платной) так делать нельзя. Операции по устранению грыж в нашей клинике не проводятся, а отправить его в больницу – это значит потерять клиента и получить выговор/штраф от руководства за невыполнение среднего чека по каждому пациенту. Поэтому я его начал прогонять по нашей стандартной схеме продаж: общие анализы крови, мочи, кала, УЗИ брюшной полости. Также отправил к урологу в соседний кабинет, у которого он, скорее всего, сдаст анализ на секрет простаты и оплатит саму консультацию.
Примерная общая стоимость всех перечисленных услуг 35-40 тыс. рублей. В этой клинике я работаю уже 6 лет. Вышеописанная ситуация – это обычные рабочие будни. И даже после такого количества времени у меня все еще иногда бывают угрызения совести. Они уже слабые и почти не заметные, но все еще возникают воспоминания о том, с какими мыслями и надеждами я шел учиться в мединститут: чтобы помогать людям и лечить их, как завещал Гиппократ. Ни о каком обмане и разводе на средний чек тогда и мыслей не было. Но как говорит руководитель клиники, в которой я работаю: «Гиппократ сейчас не актуален, да и умер давно, а моя семья и дети живы и хотят кушать».