Космогония и ритуал - Евзлин Михаил. Страница 20

Архетипическая система или форма в силу своей составленности из архетипических элементов представляет нечто большее, чем просто „точка“. Это очевидно: сама по себе точка не способна составить форму (фигуру) — для этого требуются, по крайней мере, три точки. Точка, вносимая в первобезразличие и тем самым нарушающая его, есть первое явление значения. Значение возникает как противопоставление. Первоформа представляет конкретизацию этого значения. Точка и пространство означают предел и беспредельность, три точки — значительное увеличение возможных интерпретаций (треугольник как геометрическая форма или символ). Таким образом знак не обозначает что-то, но генерирует значения [138]. Для создания значения достаточно, чтобы что-то воспринималось как значимое (знак). «Открытие или проекция фиксированной точки — „Центра“, — говорит М. Элиаде, — равнозначно Сотворению Мира» [139]. „Центр“ или „фиксированная точка“ создают семантическое напряжение.

Ритуальная схема, словесным „наполнением“ которой является миф о Телепинусе, надо полагать, строилась из жестов, которые обозначали исчезновение и возвращение. Всякая стабильная система воспринимается как естественная данность. Внесение в нее нового знака должно ощущаться как нарушение, как что-то противоестественное, противоречащее „данности“. Первоначальным элементом ритуала был жест, который для того, чтобы быть значимым, должен был быть противоестественным. Любой природный объект или явление могут стать значимыми, если воспринимаются не как естественная и безразличная данность, но как то, что различает, противоречит, противопоставляет [140].

В древнеегипетских изображениях поражает прежде всего не так называемый „реализм“, но неестественность поз, в которых изображены боги, люди и животные. Неестественность здесь объясняется не „неумением“ (искусство египетских мастеров вызывает восхищение), но тем фактом, что изображается не „действительность“, не „натуральный объект“, но ритуальная реальность, которая характеризуется прежде всего неестественностью. В силу своей неестественности она становится в высшей степени значимой. Не следует смешивать неестественное с противоестественным, хотя последнее также может быть чревато значением (ср. значение, которое придается в Библии противоестественному). Неестественное здесь имеет значение правильной геометрической фигуры. И действительно, неестественность египетских изображений — геометрическая. По всей видимости, первое обнаружение неестественности имело геометрически-числовой характер. Это подтверждают данные археологии: древнейшая керамика, найденная в Месопотамии, украшена геометрическими фигурами. В этот период (ранний неолит) «впервые в человеческой культуре появляются абстрактные концепции в эстетической области, геометрически ораганизованной […] вместе с первыми неолитическими образцами обнаженных женских фигур» [141]. Восприятие формы, таким образом, вначале осуществляется в своем наиболее элементарном неестественном виде — геометрическом [142]. Весьма показательны в этом отношении статуи менхир, которые датируются концом Неолита. Две наиболее типичные статуи (женская и мужская) этого периода представляют плиты, на которых схематически прорезаны линии, обозначающие человеческую фигуру. Первая (женская) плита имеет овальный верх, представляющий голову, который переходит в прямоугольную нижнюю часть. Во второй статуе отсутствует вверх, который, по всей видимости, также был овальным, но к основанию плита несколько расширяется. Сквозь плоскость геометрической формы как бы проступают конкретные черты человека, представленные, однако, как правильные (геометрические) линии. Плоская элементарная форма как бы заполняется новым конкретизирующим ее содержанием. Древний скульптор видит человека прежде всего как геометрическую форму, которую он пытается конкретизировать, комбинируя точки, квадрат, круг, прямые симметричные линии. Последующее развитие скульптуры (в особенности древнеегипетской) идет в сторону конкретизации, ошибочно смешиваемой с натурализмом, благодаря которой происходит уточнение и усложнение начальной геометрической формы. Этим следует объяснять тот факт, что египетские статуи одновременно в высшей степени геометричны и „натуралистичны“. Утверждение А. Мальро, что «вначале искусство связано с имитацией и идеализацией. […] И наконец, благодаря Египту и Византии, оно становится стилизацией» [143], представляет образец рассмотрения древнего искусства глазами европейца, испорченного как реализмом, так и модернизмом. То, что современному „знатоку“ представляется идеализацией и стилизацией, не было ни тем и ни другим, а конкретизацией архетипический формы, которая определяла восприятие человека „мифопоэтической“ эпохи [144].

Геометрически-числовая форма противостоит бесформенному и безначальному, и потому должна была восприниматься как неестественная и, соответственно, значимая par excellence. Расположение рук, например, в древней скульптуре в высшей степени существенно. Здесь важно ощущение значимости, создаваемое жестом, а не конкретное его значение. Это расположение настолько очевидно и правильно геометрично, что сразу же и прежде всего поражает своей неестественностью и в силу этого создает семантическое напряжение в зрителе, которое заставляет его искать значение. Значение начинает, таким образом, существовать с того момента, когда нечто ощущается как значимое.

Сама по себе числовая организация текста является указанием на ритуальное его происхождение. Первое явление числа и формы происходит, по всей видимости, в ритуале. Разумеется, это — предположение, „гипотеза“. Единственным критерием „истинности“ здесь может быть только „геометрический“ принцип последовательности и непротиворечивости. В ритуальных текстах „основная“ числовая структура находится „на поверхности“; она — явная в отличие от более поздних текстов, потерявших свой непосредственно-ритуальный характер.

В ритуале основным элементом является жест как особенное, не типичное положение человеческого тела. Этот жест — архетипичен, поскольку представляет своего рода „космогоническую точку“, т. е. первое явление определенности в неопределенности. Ритуальное действо начинается с принятия определенной ритуальной позы, которая выводит участников в иное пространственно-временное измерение. Сама по себе поза является в высшей степени значимой, создает семантическое напряжение. Далее [145] происходит динамизация первожеста, осуществляющаяся через ритмическое повторение одного и того же движения. Ритмическое повторение как бы открывает „канал“, через который вливается в мир священная энергия, наполняя все своим одновременно многоголосым и единым звучанием и движением.

Итак, ритмическое, числовое повторение образует основную структуру ритуала, динамизирует его и создает ритуальную реальность. Ритуальный текст как бы „накладывается“ на эту основную ритуальную схему, повторяя ее, поэтому основным и наиболее очевидным его элементом является повторение, организованное как ритмико-числовое [146], т. e. как правильное и делимитированное.

Начало текста о Телепинусе отсутствует. Надо полагать, что, как и другие ритуальные тексты, он начинался с тройного повторения [147].