Эликсир жизни - Блаватская Елена Петровна. Страница 2

Точно таким же образом сей глупый мир обходился с каждым, кто, как и Сен-Жермен, после долгих лет уединения, посвященных познанию и постижению эзотерической мудрости, возвращался в него, надеясь сделать его лучше, мудрее и счастливее.

Следует отметить и ещё один момент. Приведённый выше рассказ не содержит подробных сведений о последних часах жизни таинственного графа или его похоронах. Не абсурдно ли предположить, что если бы он действительно умер в то самое время и в том самом месте, которые упоминаются в статье, то его похоронили бы без помпы и пышной церемонии, без надзора властей и регистрации смерти в полицейском участке, то есть безо всех почестей, подобающих людям его ранга и славы? Где же все эти сведения? Он исчез из виду более века назад, но ни в одном из мемуаров нет подобных сведений. Человек, живший в полном блеске славы, не мог исчезнуть – если он действительно умер в то самое время и в том самом месте – не оставив и следа.

Более того, у нас имеется положительное доказательство того, что он жил ещё несколько лет спустя после 1784 года. Говорят, что он имел весьма важную приватную беседу с российской императрицей в 1785 или 1786 году и что он являлся принцессе де Ламбалль, когда та стояла перед трибуналом, за несколько минут до того, как палач отрубил ей голову, а также Жанне Дюбарри, фаворитке Людовика XV, ожидавшей удара гильотины на эшафоте в дни террора 1793 года в Париже. Уважаемый член нашего Общества, проживающий в России, располагает некоторыми весьма важными документами о графе Сен-Жермене [2] , и мы надеемся, что в память об этом величайшем человеке современной эпохи долгожданные, но отсутствующие звенья его жизни вскоре будут явлены миру на этих страницах.

Пер. с англ. Т. О. Сухоруковой и Т. И. Перебайловой

Г. С. Олкотт

ГРАФ СЕН-ЖЕРМЕН И Е. П. Б. – ДВА ВЕСТНИКА БЕЛОЙ ЛОЖИ

На мой взгляд, один из самых колоритных, впечатляющих и поразительных персонажей в современной истории – чудотворец, с имени которого начинается эта статья. Он предстал перед миром не как отшельник, вышедший из пустыни или джунглей, немытый, высохший, с длинными волосами и одетый в лохмотья, живущий обособленно от своих собратьев и лишённый человеческих симпатий; но как тот, кто среди великолепия самых блестящих королевских дворов Европы был наравне с самыми великими персонажами, пересекавшими канву истории. Он возвышался над ними всеми – королями, аристократами, философами, государственными деятелями и писателями – величием своей индивидуальности, благородством идеалов и побуждений, последовательностью своих действий и глубиной знаний не только тайн природы, но также и литературы всех народов и эпох. Прочитав о нём всё, что я смог найти, включая поучительные статьи м-с Купер-Оукли в "Теософическом Обозрении" (т.т. XXI, XXII) я понял, что люблю его так же, как и восхищаюсь им; люблю его так же, как и Е.П.Б.; и по той же самой причине: потому что он был вестником и агентом Белой Ложи, выполняющим свою миссию с бескорыстной преданностью и делающим всё возможное, чтобы принести пользу другим.

Недавнее чтение мемуаров в форме исторического романа – известных "Воспоминаний" барона Глейхена, интересной статьи в 6-м томе "Голубого Лотоса", статьи о графе в "Британнике" и других публикаций освежило мою память о том, что я уже знал о нём, и, что важнее всего, убедило меня в его идентичности с одним из самых очаровательных невидимых Персонажей, которые пребывали под маской Е.П.Б. во время работы над "Разоблачённой Изидой". Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь в истинности такого предположения.

Не вдаваясь в подробности, следует сказать, тем не менее, что однажды в восемнадцатом столетии он появился во Франции под вышеприведённым именем. Говорят, он взял его от имения, купленного в Тироле. М-с Купер-Оукли приводит, ссылаясь на авторитет мадам д'Адемар, список различных имён [3], под которыми этот эпохальный деятель был известен с 1710 по 1822 год. Я приведу следующие: маркиз де Монферрат, граф Белламар, шевалье Шенинг, шевалье Велдон, граф Салтыков, граф Цароги, принц Ракоши и, наконец, Сен-Жермен. М-с Купер-Оукли с помощью друзей тщательно обследовала библиотеку Британского музея и библиотеки нескольких европейских государств. Она старательно сопоставляла полученные из различных источников частицы истории, чтобы опознать великого графа в персонажах, известных под этими многочисленными титулами. Однако все, писавшие о нём, признают, что тайна его рождения и национальности никогда не была раскрыта; все усилия полицейских властей различных стран потерпели неудачу. Другой очень интересный факт – то, что никогда никакое преступление, ни преступное намерение, ни жульничество не были доказаны в отношении его; его личность была незапятнанна, его цели – всегда благородны. И хотя он жил в роскоши и, по-видимому, обладал несметным богатством, никто никогда не смог узнать происхождение его денег. Он не держал счёта в банке, не получал денежных переводов, не имел субсидий от какого-либо правительства, отказывался от любых подарков и привилегий, предложенных ему королём Луи XV и другими правителями, однако его собственная щедрость была королевской. Бедным и несчастным, больным и угнетённым он был истинным провидением; среди прочих общественных пожертвований он открыл больницу в Париже, и возможно, другие – ещё где-то.

Гримм в своей знаменитой "Литературной корреспонденции", охарактеризованной "Британникой", как "самое ценное из существующих свидетельств о каком-либо важном литературном периоде" утверждает, что Сен-Жермен был "самым одарённым человеком из всех, которых он когда-либо видел". Он знал все языки, всю историю, все метафизические науки; отказывался от предлагаемых ему подарков и покровительства, но дарил щедро, открывал больницы и всегда с неослабевающей энергией работал для пользы народа. Может показаться, что такой человек будет оставлен в покое клеветниками и очернителями, однако, это не так: и при жизни, и после его смерти (или, скорее, исчезновения), на его память были вылиты самые мерзкие оскорбления. "Британника" пишет:

"Он был знаменитым авантюристом восемнадцатого столетия, утверждавшим, что ему удалось раскрыть некоторые экстраординарные тайны природы, имел значительное влияние в нескольких королевских дворах Европы. Установлено, что он получал деньги за выполнение шпионских заданий одного из королевских дворов".

Мнение, высказанное Болферетом в его "Словаре истории и географии", не отличается от вышеприведённого, что характерно и для многих других авторов.

У нас есть различные описания внешности графа Сен-Жермена, и хотя они несколько отличаются в деталях, однако все они изображают его как человека, лучащегося здоровьем, хорошим настроением и неослабевающей любезностью.

Его манеры были совершенством утончённости и грации. Он, кажется, был замечательным лингвистом, говорившим легко и, как правило, без иностранного акцента на современных европейских языках. Автор, назвавшийся Жаном Леклэром, пишет в интересной статье "Тайна графа Сен-Жермена" ("Голубой лотос", т. VI, стр. 314-319), что он хорошо знал французский, английский, итальянский, испанский, португальский, немецкий, русский, датский, шведский и множество восточных диалектов. Его достижения в этом последнем качестве представляют собой одну из точек соприкосновения и поразительного сходства между ним и Е.П.Б.. Его Высочество принц Эмиль де Сен-Витгенштейн, адъютант императора Николая и давний член нашего Общества, написал мне однажды, что когда он знал Е.П.Б. в Тифлисе, она прославилась своей способностью говорить на большинстве кавказских языков – грузинском, мингрельском, абхазском и др., в то время как мы сами видели, что она превосходно пишет книги на русском, французском и английском языках. Но более всего читающего о Сен-Жермене и знающего о Е.П.Б. поражает множественное сходство между двумя великими оккультистами. М-с Купер-Оукли в своей, добросовестно выполненной компиляции ("Теософическое обозрение", т. XXI, стр. 428) говорит: "Почти повсюду отмечалось, что у него были очаровательное изящество и изысканность манер. Кроме того, он продемонстрировал обществу большую одарённость, превосходно играя на нескольких музыкальных инструментах, и иногда показывал способности и силы, граничащие с таинственным и непостижимым. Например, однажды он продиктовал первые двадцать строф стихотворения, и записал их одновременно обеими руками на двух отдельных листах бумаги – никто не мог отличить один лист от другого".