Бумеранг фаталиста (СИ) - Кириллов Юрий Александрович. Страница 25

Таня чуть помедлила и ответила, четко выделяя каждое слово. - Да. Я Согласна –

- Скажите, пожалуйста, Борис Абрамыч (вот как оказывается его зовут), готова ли ваша саморегулируемая организация, или какая ни будь дружественная фирма перечислить на банковский счет Татьяны Викторовны денежные средства в счет возмещения ее убытков в размере два миллиона долларов.

- Борис Абрамычу надо отдать должное, ни секунды не колеблясь, вероятно заранее зная какие могут быть последствия его отказа, сказал коротко и ясно.

- В течение трех календарных дней, деньги в указанном размере будут переведены на счет Татьяны Викторовны. Реквизиты счета у нас есть.

Мы, все присутствующие, неторопливо и чинно раскланялись друг другу, и вышли из кабинета. Мы вышли из этого монументального здания и сели в машину.

- Ну что – сказала Таня – едим кутить и праздновать на дальнюю дачу, ты готов разделить со мной сегодняшний успех?

- Да – ответил я – тут же подумал – меня, что хотят сегодня взять как приз, за удачную сделку? Как то получилось, что мы с Таней поменялись ролями. Она, женщина, производила действие, а я, мужчина, на этого действие реагировал. Обычно все должно быть наоборот.

Машина медленно катила по улицам; мы выезжали из областного города и ехали в нашу область, в Кадуйский район, там находилась пресловутая дальняя дача. Шел маленький дождь. Не помню, когда мы последний раз могли вот так ехать не спеша, куда, то без боязни опоздать. В роскошно отделанном салоне было уютно, тепло и сухо; подхваченный общим потоком автомобилей, «лексус» полз вперед. Через пару часов мы стали подъезжать к ее, так называемой даче. Дачный поселок расположенный прямо в лесу.

Двадцать деревянных коттеджей производили благоприятное впечатление. В их расположении была стройность общего архитектурного замысла, что, в общем-то, свойственно нынешним отечественным дачному строительству. Эти домики не поражали роскошью, но внушали уважение к тому, кто их так надежно, органично расставил под защиту леса. Удивляло, особенно учитывая летнюю пору, безлюдье поселка. Картина сонного царства. В принципе это даже где-то соответствовало моей юношеской мечте. Деревянный коттедж посреди соснового бора и ни с чем не передаваемый запах. Запах шишек, сосновых иголок, а также тихий шум живого соснового леса.

Приехав, начали готовить ужин. Еду на стол Татьяна собрала очень быстро. Не мудрствуя лукаво, нарезала ветчины, открыла пару банок какого-то паштета. Затем распластала на тарелке с пяток помидоров, несколько огурцов, рядом поставила солонку. Последним элементом импровизированного ужина оказалась пузатая, темного стекла, бутылка, ее горлышко было, залито-то ли смолой, то ли воском. Я в это время сноровисто распластал ножом хлеб. Вскипятил на электрической плитке воду для варки картошки. Порезал колбаску, сало и малосольные огурчики, лучок. Внутри меня сидело некое понимание, что должно было, случится после или во время ужина. Случится, должно то, что должно случится, не зря же мы поехали на дачу. Преисполненный робости и некой тревоги, что охватывает многих мужчин перед первой сексуальной связи с красивой женщин, в которую ты влюблен, попытался забалтывать эту робость и оттягивать момент близости как можно дальше. Расположив еду, выудив картошку из кастрюли, взяв в руки бутылку коньяка, присмотрелся, прищурив глаза:

— Благолепие... Не Хилтон, конечно, но слюнки текут, честно.

Раскупорил поллитра, нацелившись горлышком на хрустальные стопки, предусмотрительно поинтересовался:

— А не будет ли Татьяна Викторовна на меня в претензии, что я вас совращаю алкоголепотреблением? Как вообще ваша светлость к ентому относится? Без претензий?

— Безо всяких, — весело сказала Таня. — С совершеннейшим пониманием и удовольствием.

Коньячок весело забулькал по стопкам. Я тихонечко вздохнул:

— Ну что же, благословясь? За что бы нам... Ага! А выпьем-ка мы за благополучное завершение нашего предприятия

— Пожалуй, — подумав, кивнула Татьяна, и призывно посмотрев на меня, сказала – Давай-ка на брудершафт.

Наши руки переплелись, стопочки звякнули, потом утвердились на столе, опорожненные. Я очень тихонько и осторожно потянулся своими губами к Таниным губам.

— Значит, вы по-прежнему полагаете, Татьяна Викторовна, что нам всенепременно надо поцеловаться

— Уж не обессудьте, Юрий Александрович, всенепременно так и полагаю.

Спиртное быстро делает свое дело. Мы потихоньку раскрепостились, отбросили приличные манеры и превратились в мужика и бабу. Я рассказываю циничный анекдот, и Таня вульгарно смеется. Прошло непродолжительное время и вдруг наши взгляды пересеклись. Повисла гробовая пауза, которую держалась секунд десять, которую она нарушила, смотря пристально мне прямо в глаза.

- Ну, давай соблазняй меня – вдруг сказала она.

Мое сердце сразу застучало о грудину, как клюв дятла по древесному стволу. Я снял пиджак, снял с глаз солнцезащитные очки, поправил прическу и улыбнулся. В фильмах такая улыбка обычно сражает женщин наповал. Но это был не фильм, это была жизнь и в ответ моей сногсшибательной улыбки (как я считал), мне был брошен невозмутимый взор.

Я сглотнул - Наши здесь все равно спляшут - подумал я, и обратил свой взор ниже ее шеи. При этом ее декольте увидело что туда, куда-то смотрят, натянулась так, что было можно увидеть конфигурацию девичьей груди, созерцая которую истинно православный человек совершает прелюбодеяние в мыслях. Мне уж подавно как непорядочному христианину, хотелось просто открытого, неприкрытого и развратного блуда.

«Ты самая красивая девушка, какую я только видел! Пройдет время, и ты обалдеешь от количества мужчин, которые будут падать пред тобой! Не будь я женат, вырвал из своей груди пылающее сердце и отдал тебе»! Мучило желание. «Может быть, вериги надеть пудовые?» — задумывался я, но сам себе отвечал – «на фиг, надобно сейчас ее лучше трахнуть».

- Может быть, поиграем в Билла и Монику (игра, придуманная одним американским президентом) – нагло выдавил я из себя.

– Не знаю такой игры, но судя по твоей интонации, ты наверняка хочешь согрешить, и согрешить с умыслом.

– Злобный навет, гнусный поклеп. Плюнь в глаза тому, кто тебе рассказал тебе, что это грех. Грех это то, что мы считаем грехом. Когда на мне нет чувства вины, это не грех. Исключительно из любви к людям, а в нашем случае исключительно из-за божественной любви к тебе.

– Вы, мужчины, – обманщики и совратители, – сказала она с напускной серьезностью. – Думаешь, на такой простушке можно с успехом пробовать твои штучки?

– Дочь моя, – торжественно говорю я, но тут, же понимаю, что несу чушь, не то, что нужно для этого случая. Мигом поправляюсь: – То есть сестра моя! Веришь ли ты в Иисуса нашего, Христа?

– Верю, – охотно признается она, – но связи с сексом пока не вижу.

– Сейчас увидишь, – обещаю я. – Слышал ли ты, как Христос говорил, что Бог есть любовь?

– Слышала.

– Ага, – довольно говорю я. – Именно в Библии написано, что возлюби ближнего как самого себя?

– Ну и что?

– Да только то, что мы не должны отказывать друг другу в мирских радостях. Иначе это и есть гордыня и не есть любовь «я типа с женатыми мужиками не могу, да то да се», ты и я ровня.

– Верно, – собеседница на глазах оживает, – мы же равные друг другу. Души то они ведь бесполые и все они любят друг дружку.

- Правильно мыслишь – говорю я и начинаю увлекать ее в сторону спальни. Положил руку на ее пышную грудь, поворошил пальцами, и начал приговаривать: «Все будет хорошо, душа моя», и откинул покрывало на кровати.

Большой актёр во мне пропадал. Я так талантливо разыгрывал сценку по собственному сценарию, что уже охотно поверил, в то, что говорил и в то, что соблазнил это непорочное девичье создание. Наши уста встретились, и я тут же позабыл и о своей семье и о православии. Для меня не существовало ничего, кроме девичьего тела, пахнущего духами Шанель № 5.