Тайны русских знахарей. Целебные составы, обряды и ритуалы - Ларин Владимир Николаевич. Страница 24

– Радуется, негодник. Ох, давно я так не смеялся! Лесовик, он как ребенок, – добрый, преданный, любопытный, да уж больно игривый. Все бы ему играть да безобразничать, но зла он никому не причинит.

– А погладить его можно?

– Погладь, конечно, – согласился дед. – Хотя что уж там гладить!

Я попытался провести по спинке лесовика. Рука, почувствовав сопротивление, погрузилась в тело Серого. Тот захихикал, я отдернул ладонь.

– Да ты не нажимай так, это ж не собака!

Дед взял мою руку и, едва касаясь, провел ею по хребту Серого. Ощущение от прикосновения было как от поглаживания очень мягкой шерстки, которая слегка потрескивала и покалывала кожу мелкими электрическими разрядами. Чувство было очень приятным, и я продолжал гладить. Серый поеживался, семенил лапами и хихикал. Тем временем из кустов показались еще три мордочки.

– Ишь, повылезали! – Дед махнул рукой. – Назад идите, не до вас.

Мордочки исчезли.

– Пойдем в дом, внучек, прохладно становится.

Федор Иванович поднялся и направился к двери. В избе он зажег керосиновую лампу, принес молока, хлеба, луку, достал из печки чугунок с картошкой и грибы. Мы поужинали.

– Деда, а скотину мы загонять будем?

– Уже загнали, – ответил он. – Вон сколько помощников по лесу шастает.

Старик напоил меня каким-то травяным отваром с медом и постелил на сундуке.

– Ложись, внучек, спать, поздно уже.

Спать действительно очень хотелось, глаза слипались. Я забрался на сундук, укрылся одеялом и сразу уснул.

«Весь дом содрогался от визга и топота…»

Ночью я проснулся от жуткого шума. Весь дом, казалось, трясся от хохота, визга и топота. Я осторожно выглянул из-за шторки, которой дед Федор занавесил мою импровизированную кровать, чтобы не мешал свет. За столом сидели Федор Иванович и три лесовика. Они ожесточенно резались в карты. Четвертый лесовик метался вокруг них, непрерывно тараторил и визжал. Серый шипел на него, одновременно успевая поглядывать в карты деда. Тот хлопал его по мохнатой морде и раскатисто хохотал. Вся эта оргия сопровождалась жутким шумом, визгом и грохотом падающей мебели и посуды.

С вещами действительно происходило что-то странное. Миски, стулья и другие предметы вдруг безо всякой видимой причины поднимались в воздух, пролетали какое-то расстояние и падали на пол. Сначала я думал, что все еще сплю и вижу сон. Но, повертев головой и пощипав себя, понял, что это не так.

Снова оглядев комнату, я заметил еще одно существо размером с кошку. Оно держалось в темноте у печки, и четко рассмотреть его не удавалось. Видно было только, что оно дергается из стороны в сторону и бестолково размахивает лапами.

Весь дом кипел, и только вокруг моей постели была зона покоя. Как будто невидимая стенка отделяла меня от кипящего и визжащего пространства. Вся эта картина: гомонящие, корчащие рожи лесовики, хохочущий дед Федор, летающие предметы, карточная игра, мечущееся существо у печки, – все это выглядело так нереально и уморительно, что я не выдержал и засмеялся.

Мгновенно все замерло. Пространство заколыхалось, искажая окружающие предметы, я почувствовал толчок воздуха, как будто беззвучно лопнул большой шар, и все стало по-прежнему. В доме опять было тихо и спокойно. Вещи находились на своих местах. Существо у печки исчезло. Лишь за столом продолжал сидеть дед Федор да хитрая мордочка Серого выглядывала у него из-за спины. Переход от сумасшедшего кавардака к полной тишине и порядку был настолько неожиданным, что я невольно ойкнул.

Дед посмотрел в мою сторону:

– Что случилось, внучек? Сон дурной приснился?

– Деда, а куда они делись?

– Кто они? – Федор Иванович удивленно поднял брови.

– Ну, лесовики и этот у печки, который с тобою в карты играл, – сказал я, слезая с сундука и подходя к столу.

Колода карт все еще была там. Брови деда поползли еще выше.

– Так ты их видел?

– Конечно, видел. Они же так орали.

Дед нервно потеребил бороду.

– Ох, и достанется мне от твоей бабушки, если узнает!

– Не узнает, я ей не скажу.

– Узнает, – вздохнул дед. – А впрочем, сама виновата, – подытожил он. – Садись сюда, внучек. – Дед показал на лавку.

Я уселся и стал слушать.

– Понимаешь, внучек, ведь никаких лесовиков здесь и не было вовсе. Один Серый. То есть они, конечно, были, но не здесь и не сейчас.

– Как же, ведь я их видел!

– Ты их видел не здесь, а в их собственном мире. Хотя ума не приложу, как тебе это удалось. Когда наш мир и мир лесовиков накладываются один на другой, то возникает нечто среднее. Собственно, я и сам до конца не понимаю это явление. Какой он, мир лесовиков? То есть не лесовиков, конечно, а леса и тех существ, которых он порождает? Время там течет по-другому, не так, как у нас, поэтому мы тот мир не видим и не понимаем. Вот когда наши или другие миры соприкасаются, то время в этом месте начинает течь одинаково и тогда мы можем тот, другой мир, видеть и общаться с его обитателями. Учиться у них и в карты играть тоже, – дед хмыкнул.

Серый принялся тараторить и размахивать лапами. Федор Иванович раскатисто расхохотался:

– Ишь, как меня защищает! Правильно, Серый. Мы с тобой старые друзья, друг за друга заступаться должны.

Мне стало неловко. Показалось, что я обидел старика.

– Прости, деда Федя, я не хотел, – я подобрался к нему поближе и погладил по руке.

Дед широко улыбнулся и обнял меня.

– Ничего, внучек, кто ж на правду обижается, – он взъерошил мне волосы.

В этот момент я почувствовал, что между нами возникла какая-то связь. Я ощутил, что этот старик, одиноко живущий в лесу, не чужой мне человек, которого бабушка попросила приглядеть за мной на время своего отсутствия, а бесконечно родной и близкий. Это породило такую бурю эмоций, что, прижавшись к деду, я обратился к нему совсем как к бабушке:

– Деда, расскажи сказку.

Он снова взъерошил мне волосы:

– Не умею я, внучек, сказки рассказывать. Это ты бабушку попроси, она их много знает. Бабушка твоя человек мудрый, мне не чета. Она каждому слову применение найти умеет. А я житель лесной, говорю мало, оттого и в словах путаюсь.

О тонкостях души, материи и духа

Мы еще немного посидели за столом. Спать не хотелось, и, поскольку в предыдущих объяснениях деда я ровным счетом ничего не понял (какие-то миры, какое-то время – тогда это было недоступно моему разуму), я снова пристал к нему с вопросами. Он растопил самовар и, когда тот вскипел, налил нам по чашке чая с мятой, сел к столу и начал рассказывать.

– Много явлений всяких вокруг нас происходит. Какие-то мы не замечаем – есть они и есть, а какие-то видим и даже пользуемся их силой, но силу эту все равно не понимаем. А если и пытаемся осознать, то каждый своим способом. Явление одно, а понятия разные. Кто как видит, так и объясняет, потому и не могут люди друг с другом договориться. Недаром говорят, что сытый голодного не разумеет. Зверь понимает зверя, дерево понимает дерево, а человек человека понимает плохо.

– Почему, дед?

– Потому, внучек, что каждый старается показаться лучше и умнее других. Жаден человек. Вот посмотри на Серого.

Тот тихонечко стоял в уголке и переминался с лапы на лапу.

– Видишь его?

– Конечно, вижу.

– А вот другие нет. Мимо пройдут и не заметят. Не каждого человека лесной дух в свой мир пустит. Потому что душу человеческую видит. Ты его тоже не глазами, душой видишь.

Я не понимал, как можно видеть душой и что вообще такое душа, но промолчал.

– Мы с Серым друг друга чувствуем и понимаем, – продолжал дед. – Оттого и не уходит – хорошо ему со мной. Жизнь свою мне подарил. Он мою силу использует, чтобы видимым быть и в этом мире существовать, а я его держу как подручника. Дом он мне от дурного человека сбережет, скотину загонит, зверя подчинит, с деревьями общаться поможет, миры, ему доступные, покажет. Но разве это для него работа? Игра одна. Оттого и воплотиться полностью не может, так, полуразмазанный живет.