Мы даже смерти выше... - Логвинова Людмила. Страница 11

Кропотливый исследовательский труд и публикации ивановцев —

Н.А. Голубева и В.Терентьева — пополнили информацию о жизни и

творчестве молодого поэта.

Интересен сборник стихов памяти погибших поэтов Ивановского

края — «Неопалимая память», выпущенный к 60-летию Победы

(составитель и автор вступительной статьи Л.Щасная).

Все это есть, но, к сожалению, практически недоступно читателю

— нет такого издания, в котором были бы собраны вместе

воспоминания, исследовательские работы, фотографии, знакомящие

читателя с жизнью и творчеством Николая Петровича Майорова.

Человек жив, пока жива память о нем. В г.Иваново есть

Литературный сквер, где установлен бюст Николаю Майорову (и

неподалеку — еще одному поэту-земляку — Алексею Лебедеву).

Улица, на которой жила семья Петра Максимовича и Федоры

Федоровны Майоровых, с декабря 1964-го года носит имя их сына

Николая. К сожалению, дом №18, где прошли отрочество и юность

поэта, снесли, освобождая площадь под новостройку…

Щедра земля Ивановского края поэтическими талантами.

Творчество современных поэтов отражает день сегодняшний. Но по-

прежнему одной из тем остается война. Благодарно читаю

стихотворения ивановского поэта Любови Моховой — о детях и

вдовах, о фронтовиках, павшие в боях и тех, кто вернулся в

опустевшие города и деревни, чтобы поднять страну, родить детей и

по-прежнему верить в свое счастливое будущее, в силу Отечества.

Одно из стихотворений — «Поэтам-фронтовикам» — посвящено

Николаю Майорову и всем, кто "Дописали до точки, / Погибая в бою".

Давно уже нет среди нас тех, для кого похоронки были

непреходящей болью и невыплаканными слезами. Но мы живем, и нам

хранить память, чтобы передать ее дальше, из рук в руки. Жизнь

продолжается. Да святятся имена тех, кто пал в бою за независимость

и свободу Отечества!

Память стучится, будит всех, чья душа не закована в броню, —

посмотреть на небо глазами Расула Гамзатова и прочувствовать

повторенное другим поэтом, нашим современником:

«...Необъятные сини

Голубеют вдали,

И летят над Россией

Журавли… Журавли…»44

Глядя на журавлиный клин в поднебесье, вспомним поименно

погибших — из своего рода. Подойдя к мемориальной плите на

братской могиле, поклонимся ей. Далеко-далеко от дома, у той

могилы, где похоронены наши, поклонится и помолчит незнакомый

нам человек, так же скорбящий о погибшем.

Воспоминания и размышления

Владимир Жуков

Друг

Написать о Коле Майорове — значит поверить в то, что

свершилось, и навсегда проститься с ним. Может, потому до сих

пор и не было о нѐм печатного слова.

А я вижу, как, постепенно скрываясь в полумраке, затихает

наш школьный зал. Не знаю почему, но так делали всегда —

выключали «лишний свет», когда начинался литературный

вечер. Может, чтоб меньше стеснялись наши поэты. Страшно

было выходить перед товарищами со своими стихами. И это

лучше, чем мы, понимала наша добрая учительница русского

языка Вера Михайловна Медведева, всю свою любовь и знания

отдавшая родной школе и нам. Это еѐ заботами и стараниями

долгие годы в 33-й ивановской средней школе выходила лучшая

в городе литературная стенная газета, плодотворно работали

литературно-творческий и драматический кружки.

Не сразу воцарялась тишина, не вдруг кончалась

«торговля»: никто из школьных поэтов — учеников 7–10-х

классов — не хотел выходить первым. Чаще других вечер

приходилось открывать Коле Майорову. Застенчивый, по-

44 Мохова Л. «Поэтам-фронтовикам». [Электронный ресурс]. Сайт

«Стихи.ру». Любовь Мохова. // http://stihi.ru/2012/02/04/7838 (23.02.13).

хорошему степенный и угловатый, становился он в дверном

проѐме из класса в зал и, опустив глаза, глуховатым голосом

объявлял название своего нового стихотворения. Среди

школьников, пробующих силы в поэтическом слове, он

пользовался всеобщим уважением: в его поэтическом хозяйстве

уже было свыше десятка тетрадей стихов. Тетради эти, с

любовью оформленные, в красочных обложках, целы до сих

пор, а тогда они ходили по рукам из класса в класс. Их читали и

перечитывали. Обложки к ним делал его одноклассник и друг

Коля Шеберстов, нередко и сам выступавший в качестве поэта

и, насколько мне известно, по сей день, будучи заметным

художником-графиком, пишущий, но почему-то так и не

печатающий своих стихов.

Уже в ту пору стихи Николая Майорова были не похожи на

всѐ то, что читалось на вечерах, публиковалось в стенной газете.

Ни в разговорах, ни тем более в стихах — своих и чужих — он

не переносил общих слов. Строки его всегда отличало раздумье.

Природный ум, постоянная дружба с книгой заметно

выделяли его среди сверстников. На учебные дела, которые,

кстати сказать, всегда шли отличнейшим образом, на жизнь он

смотрел по-взрослому серьѐзно. Это и притягивало к нему

многих, скрепляло крепкой и бескорыстной дружбой.

Писал он много и увлечѐнно. Но поэтом быть не собирался,

считая, что писателем может быть только человек по-

настоящему талантливый, такого ряда, к какому себя не

причислял.

И когда настало время выбирать вуз, пошѐл на

исторический факультет. К истории он всегда относился с

особым интересом и уважением.

Будучи в Москве, он не порывал с родной школой. В

стенной «Литгазете» всѐ так же появлялись его, только уже не

от руки написанные, а три или четыре стиха в газетных

вырезках из университетской многотиражки, литотдел которой

редактировал в ту пору «замечательный парень Виктор

Болховитинов».

Это «Часы», «В Михайловском», «Быль военная»,

написанные ещѐ до поступления в университет, летом 1937

года.

Часы

Я не знаю, час который.

Летний день уходит в дым.

Может, нам расстаться скоро,

Может, часик посидим?

Против озера большого

У смеющейся воды

Запоѐм с тобою снова,

Что мы оба молоды.

Не гляди в часы. Не надо.

Я часам твоим не рад.

Ниагарским водопадом

Брызги времени летят.

И подумай — кто осудит?

Прогуляем до росы.

Может, бросим и забудем

Расставанье и часы?

С ветром ночь уже шепталась,

Падал с трав кристалл росы.

Но любовь не умещалась

Ни в слова и ни в часы.

В Михайловском

Смотреть в камин. Следить, как уголь

Стал незаметно потухать.

И слушать, как свирепо вьюга

Стучится в ставни.

И опять

Перебирать слова, как память,

И ставить слово на ребро

И негритянскими губами

Трепать гусиное перо.

Закрыть глаза, чтоб злей и резче

Вставали в памяти твоей

Стихи, пирушки, мир и вещи,

Портреты женщин и друзей,

Цветных обоев резкий скос,

Опустошѐнные бутылки,

И прядь ласкаемых волос

Забытой женщины, и ссылки,

И всѐ, чем жизнь ещѐ пестра,

Как жизнь восточного гарема.

…И досидеться до утра

Над недописанной поэмой.

Быль военная

Ночь склонилася над рожью,

Колос слепо ловит тьму.

Ветер тронул мелкой дрожью

Трав зелѐную кошму.