Всеобщая история искусств. Русское искусство с древнейших времен до начала XVIII века. Том 3 - Алпатов Михаил Владимирович. Страница 85

Каждый из приделов, начиная с самого основания, воспринимается как самостоятельный объем. Но широкий карниз внизу, как поясом, стягивает их. Композиции храма Василия Блаженного придает единство то, что хотя каждый из его приделов наделен своими особыми чертами, все они подобны друг другу, подчинены главному храму, группируются вокруг него. Впрочем, подчинение не превращается в подавление, приделы стоят свободно, на большом расстоянии друг от друга, они окружены воздухом, озарены светом.

Издали храм Василия Блаженного производит впечатление полного равновесия. Между тем симметрия соблюдена в нем только в самых общих чертах. Для того чтобы было место для алтаря, средний шатер несколько отодвинут к западу (стр. 261). Это не нарушает равновесия, но благодаря этому с различных точек зрения соотношения между его башнями различны. Ради придания частям здания большего разнообразия даже аналогичные по местоположению башни приделов обработаны неодинаково: примыкающая к Кремлю западная имеет навесные бойницы, у остальных их нет (37). Вместе с тем каждая башня воспринимается как вариант другой, рядом стоящей башни. Они похожи друг на друга как родственные организмы, находящиеся на разных ступенях развития.

В целом композицию Василия Блаженного нельзя свести к одному только могучему росту здания, как в Коломенском: она сложнее и противоречивее.

Барма и Постник. Храм Василия Блаженного

Лишь средний шатер, поднимаясь над остальными, как бы вырастает из трех ярусов кокошников у его основания. У угловых приделов большие главки кажутся набухшими; они служат главной опорой композиции. Наконец, самые мелкие главки выглядят так, будто они втиснуты в интервалы между угловыми приделами; их главки покоятся, как на рессорах, на миниатюрных кокошниках, расположенных «вперебежку».

В отличие от благородной, величавой простоты Коломенского храма Василий Блаженный поражает богатством и пышностью своей отделки. Впрочем, первоначально собор не был так расцвечен, как теперь: стены его были кирпичными, красными, детали убранства — белокаменными, главы — гладкими, свинцовосерыми. По характеру обработки стен и отдельным мотивам декорации он более всего похож на Дьяковский храм. Но в Дьяковском храме с его низкими главами богатое убранство стен не в состоянии было преодолеть косности каменного массива (ср. 151). В храме Василия Блаженного его чисто русские луковичные главки на стройных шейках (ср. стр. 179) создают впечатление органического роста здания, цветения архитектурной формы и сообщают ему черты жизнерадостной одухотворенности. При всем богатстве убранства стен, башен и глав храма Василия Блаженного в нем незаметно произвола. В его декорациях царит определенная закономерность, в основе большинства их лежат мотивы, хорошо знакомые в русской архитектуре. «Преудивлен различными образцы и многими переводы», — этими словами уже современники определили многообразие тех декоративных мотивов, которые нашли себе применение в храме Василия Блаженного. Действительно, здесь можно видеть и навесные бойницы крепостных стен, и кокошники русских церквей, и фронтончики, вроде готических вимпергов, и городки, и бровки, как на новгородских церквах. Каждый из этих мотивов повторяется по-разному видоизмененный, в различных сочетаниях. Когда переводишь взгляд с одной части здания на другую, кажется, будто в пестром калейдоскопе одна комбинация форм сменяет другую.

Нужно представить себе Китай-город, — застроенный деревянными домами с островерхими кровлями и теремами с башнями. Тогда становится понятным, что многие мотивы Василия Блаженного были уже подготовлены его архитектурным окружением. Его немыслимо представить себе где-либо в другом месте, кроме как на Красной площади, как невозможно вообразить себе на этом месте здание Коломенского храма. Василий Блаженный стоит над спуском к реке. С северной стороны, с площади, видишь его с высоты его первого яруса, с южной стороны — снизу, в сильном сокращении; различный уровень точек зрения увеличивает сумму разнообразнейших зрительных впечатлений от этого шедевра. В храме Василия Блаженного сплелись нити многих художественных направлений. Но торжествует в нем то понимание красоты, как затейливого узорочья и причудливого богатства, которое было исконно свойственно русскому народному творчеству. В создании двух гениальных зодчих древней Руси мотивы народной архитектуры облечены были в классически зрелую форму.

В XVI веке шатровые храмы появляются на Руси повсюду. Храм в Городне отличается большой простотой своих форм, церковь Петра митрополита в Переславле и церковь в Спасо-Евфимиевском монастыре в Суздале более нарядны. Но сооружения, равного по красоте Василию Блаженному, на протяжении второй половины века создано не было.

Там, где требовались здания более вместительные, продолжали следовать традиционному типу пятиглавого собора. Собор Новодевичьего монастыря (155) не уступает по своим размерам кремлевскому Успенскому собору (34). Но в отличие от этого «палатного» храма с подчеркнутыми плоскостями в Новодевичьем более выделена закругленность его архитектурных объемов. Мягко лепятся его луковичные главы, расставленные с таким расчетом, чтобы самые интервалы между ними соответствовали их объемам. Так же мягко лепятся полукруглые апсиды. Закомары гармонируют с округлостью форм и объемов. Хотя Новодевичий собор относится к типу крестово-купольных храмов и его архитектурное целое складывается из округлых, как бы скульптурных, объемов, весь его стройный силуэт, увенчанный луковичными главами, более похож на храмы XVI века, вроде Василия Блаженного, чем на древнейшие русские храмы (ср. 13).

Вологодский собор (156) принадлежит к тому же пятиглавому типу. Но поскольку верхние окна его подняты к закомарам, между ними и нижними остается огромный гладкий простенок, который не членит колончатый поясок, в нем побеждает суровая гладь стен, которой славилась древнейшая новгородская архитектура. Здание производит впечатление тяжеловесного каменного массива. Собор был построен по почину Ивана IV, который одно время помышлял перебраться в Вологду. Среди памятников архитектуры XVI века он выделяется архаичностью своих форм. На нем лежит отпечаток суровости, свойственной иконам «северных писем».

XVI век был веком создания на Руси многочисленных укрепленных городов и монастырей. Строительство крепостей имело большое государственное значение. Силы врагов на востоке уже были в основном подорваны, но с юга крымские татары все еще продолжали тревожить набегами Москву. На юге еще оставались обширные пространства не освоенного «дикого поля», откуда можно было ждать всяких неожиданностей. На западе даже после распада Ливонского ордена оставались опасные противники. Сопротивление Пскова осадившему его Баторию вошло в историю как одно из славных военных дел XVI века. Дальнейшее показало, что угроза иноземных вторжений оставалась вполне реальной. Все это делало вопросы обороны жизненно важными. Вот почему крепостная архитектура заняла почетное место в истории русской архитектуры XVI–XVII веков.

С тем широким размахом, который был свойствен государственным начинаниям того времени, был выработан план сооружения обширной оборонной цепи городов на юге, западе и востоке от Москвы. Города возникали в то время не там, где сосредоточивалось население, где существовали торговые центры; их прежде всего ставили там, где необходимо было обезопасить внутренние области от вторжения врага. Вся страна мыслилась как огромная крепость, опоясанная между лесом и степью «засечною чертою». «Засечная черта» состояла из срубленного и поваленного леса, земляных городков, надолб и поставленных между ними башен. «Засечная черта» XVI века тянулась от Рязани через Тулу и Белев до Жиздры. К ней присоединилась в XVII веке вторая «засечная черта», от Симбирска до Воронежа. Принцип «засечной черты», укрепленной через известные промежутки крепостями, применялся в меньшем масштабе в планировке отдельных крепостей, с их стенами, также укрепленными через известные промежутки башнями.