Мифы финно-угров - Петрухин Владимир Яковлевич. Страница 30
Шведский ученый XVI в. Олаус Магнус в своей «Истории северных народов» рассказывает о гигантском морже, который обитает посреди Ледовитого океана: этот зверь засасывает воду, а с ней — корабли. Подобные представления об ужасном водовороте в самом центре океана мы уже встречали у финнов.
Лунная дева Акканийди
Миф о деве, оказавшейся на луне, известен многим финно-угорским народам, но у саамов ему предшествует длинная история. Некий одинокий старик увидел во сне чудесный остров на озере Сейтявр («Святое»). Старик собрал пожитки и отправился искать этот остров. Сначала чудесный остров не давался старику и уплывал от него по озеру, но, наконец, старик настиг его в тихой заводи и поселился там. Озеро неслучайно именовалось Святым — к северу от него высилась гора, где жили прадеды — предки саамов. На востоке у Колоколовой горы пасся солнечный олень: там он когда-то потерял свой колоколец, и с тех пор это место стало любимым пастбищем северных оленей. На западе же находилась лесистая горка — Черная варака — где обитала нечисть. Но и там имелась хорошая береста, из которой можно было сделать и домашнюю утварь, и лодку.
Озеро с чудесным островом напоминает мифологическую картину мира финно-угров: на севере расположена гора предков, на востоке — солнечная страна; запад связан с преисподней и нечистой силой.
Поселившись на острове, старик обнаружил возле источника чудесную деву: на левом боку у нее сияла солнечным светом одежда, правый же бок был обнажен. Дева посетовала, что старик долго искал ее — она устала и проголодалась. Удивленный саам поделился с девой своими припасами, но увидел, что она не прикасается к пище. Тут-то он смекнул, что дева эта неземного происхождения — она сестра или дочь Солнца. Лишь когда он дал ей разные шкурки и кожи, чтобы она сшила себе одежду, дева превратилась в обычную саамку и поела. Старик стал называть ее просто Акка — «женщина, старуха». Акка научила старика строить жилище — вежу — и закляла все берега озера, чтобы чужие не проникали в их обитель. Не смогла она заклясть лишь Черную вараку.
Однажды Акка велела старику сделать люльку; ночью же произошло чудо — вместе с молодым месяцем взошла и луна. Тогда Акка повела старика в лес: там, в лунных лучах, на стволе ольхи они увидели силуэт девочки. Акка завернула ребенка в бобровые шкурки, и девочка стала настоящим человеческим дитятей. Лишь имя, данное ей приемными родителями, — Никийя, «Не есть я», да золотой башмачок, который Акка положила девочке в колыбель, напоминали о ее чудесном происхождении. Но девочку называли и простым именем Акканийди — «дочь старухи». Остров оказался воистину райским местом — он всегда был освещен солнечным или лунным светом; даже в безлунные ночи морской хозяин в образе моржа посылал на остров витязя Найнаса, и тот освещал его северным сиянием.
Медведь-жених
Однажды Акканийди отправилась за водой и с полными ведрами уже возвращалась домой, когда из-за камня выскочил медведь. Сначала зверь попросил напиться воды, а потом стал просить Акканийди выйти за него замуж, иначе угрожал ее съесть. Девочка отговаривалась тем, что она еще маленькая, у нее на голове нет перевеське — обруча, что носят девушки на выданье. Но медведь готов был подождать, пока она подрастет: он схватил Акканийди и утащил к себе в лес, чтобы она стала у него маленькой хозяйкой.
Хозяйство же у медведя было большое: в хлевах стояли коровы и овцы, а один амбар был весь опутан цепями. Медведь велел девочке заботиться о скотине, в амбар же не ходить. В этом амбаре зверь держал Гром, которого сумел ухватить за бороду и уволочь к себе во время битвы стихий. Каждый день медведь уходил на охоту и приносил всякого мяса, даже человечину, что особенно пугало Акканийди. Однажды, когда она подошла близко к амбару, Гром попросил ее помочь ему, ведь они оба были пленниками.
Акканийди подпилила цепи и освободила Гром. Он приказал девочке взять мешок сена, ельника и огниво и посадил ее на плечи, сам же полетел по небу так, что все кругом загрохотало. Медведь бросился в погоню, но Гром велел Акканийди сбросить вниз мешок с сеном. Пока зверь рвал мешок, Гром улетел вперед, но скоро медведь опять стал его догонять. Тогда Гром велел Акканийди бросить в преследователя горящую ветку — так возникла молния. Медвежья шерсть загорелась, и пока медведь ее тушил, Гром отнес Акканийди назад к ее ведрам. Ведра успели окаменеть — время в ином мире течет быстро, но Акканийди не изменилась. Теперь уже Гром стал свататься к ней, обещая веселую жизнь на небе, но и ему отказала Акканийди, сославшись на возраст. Гром обещал подождать, когда у нее вырастут косы и она станет девушкой.
Рассказ о волшебных женихах напоминает нам сказки о Морозко или о Бабе-яге, спасаясь от которой, дети бросают позади себя чудесные предметы. Образ медведя-жениха уже не удивляет читателя, который не раз встречался с мотивом медвежьей свадьбы. Неудивительно и то, что медведь оказывается хозяином овец и коров — он повсюду считался «лесным хозяином» скота. Удивительнее история о том, как медведь завладел Громом. В мифах медведь, конечно, может забираться на небо (с утра он везет туда солнце), иногда имеет небесное происхождение, но чаще всего он — земной зверь, хтоническое животное. В древнерусской традиции этот зверь был воплощением скотьего бога Волоса, а Волос был противником громовержца Перуна (так же, как балтский Велс, Велняс был противником Грома Перкунаса). Возможно, саамский миф воспринял этот мотив о вражде медведя и Грома из мифологий соседних народов, как был воспринят и переиначен образ Перкеля.
Сказка о неудачной женитьбе медведя напоминает также чрезвычайно древний миф о родстве медведя и человека.
Медведи-оборотни
Представления об этом родстве сохранились в быличках о медведях-оборотнях. Рассказывают, что жили некогда три сестры. Они ушли от людей в лес, обернулись медведицами и жировали там все лето. Зимой же устроились в берлоге. Тут медведиц и обнаружил охотник. Он окружил берлогу своими знаками и позвал на помощь других охотников. Те разбудили «зверей» и двоих медведиц убили. Только они освежевали их туши, как выскочила третья сестра-медведица и бросилась на распластанную шкуру сестры — лишь одна лапа не попала на шкуру. Девушка вернула себе человеческий облик, но одна рука у нее навсегда осталась медвежьей лапой.
У коми-зырян рассказывали о колдуне, отлучки которого заприметила его невестка. Она-то и увидела, как свекор пошел однажды в лес и там, перевернувшись через ствол склонившейся к земле березы, стал медведем. Невестка последовала его примеру, да задела ногой за березу, так что одна нога у нее осталась человеческой. Эта ошибка погубила оборотней: они не смогли снова стать людьми, и когда остались на зиму в берлоге, были убиты охотниками.
На другом краю финно-угорского мира, у хантов, рассказывали быличку о том, как жил одинокий старик, и к нему пришел другой белобородый старец, который и предложил ему сотворить чудо. Они подошли к кривому дереву, перевернулись через него и стали медведями. На зиму сделали берлогу. Но старец-знахарь знал больше, чем девицы из саамской былички. Он предупредил своего собрата-оборотня, когда придут охотники. Медведи приперли дверь берлоги рогатиной, охотники потоптались-потоптались, да и ушли ни с чем. Весной же старики снова превратились в людей, перевернувшись у кривого дерева. И живут до сих пор.
Хантыйская быличка объясняет, почему старики приняли облик медведей: в берлоге легче было пережить голодную зиму. Вспомним средневековые рассказы о людях Лукоморья, что засыпали на зиму.
Саамский и хантыйский рассказы, в свою очередь, поясняют русскую сказку о «мороке». Некий прохожий просится ночью в избушку переночевать. Хозяин пускает гостя, но требует, чтобы тот всю ночь рассказывал ему сказки. Гость («морока») заговаривает хозяина настолько, что внушает ему, будто и рассказчик, и слушатель превратились в медведей. Они убегают в лес, охотятся, а на зиму роют берлогу. Морока объясняет своему хозяину, как себя вести, если придут охотники. Тут пришедшие охотники убивают мороку, а замороченный хозяин, пытаясь спастись, бросается на шкуру убитого, чтобы перекувырнуться на ней и стать человеком, — падает с полатей и приходит в себя.