Спецслужбы и войска особого назначения - Линник Татьяна Ивановна. Страница 50

Долго оставаться в подполье Энди не собирался. Он сказал мне, что в его планы не входит приклеивать себе фальшивые усы и прятаться от мира. Он собирался жить под собственным именем: Аркадий Шевченко. Но прежде ему хотелось издать книгу своих воспоминаний и заработать на ней кучу денег, чтобы стать материально независимым. Потом он планировал выступить по телевидению, чтобы публично отказаться от советского гражданства и осудить коммунистическую партию. Он сказал мне, что уже сделал это в личном письме Брежневу.

Энди рассчитывал, что после таких шагов пар будет выпущен и необходимость жить под охраной ФБР отпадет. Главной его заботой было будущее дочери. Его сыну стукнуло двадцать пять лет, он был образцовым членом партии и для отца как бы потерян. Дочери же только исполнилось шестнадцать, и Энди очень хотел вырвать ее из СССР. Он написал письмо президенту Картеру: просил помочь, упомянув, что его жену вывезли из США насильственно и, видимо, убили агенты КГБ, и поэтому он теперь боится за дочь. В общем, просил Картера оказать нажим на Советы. Картер, однако, даже не потрудился ответить.

Что же касается нашей половой жизни, то она шла по раз и навсегда заведенному шаблону: я старалась сразу заняться сексом, чтобы поскорее от этого освободиться, но Энди часто требовал еще и еще.

О том, чем Энди занимался все остальное время между нашими свиданиями, я могу только догадываться. Знаю, что он ездил на тайные деловые встречи в какой-то загородный дом.

Однажды агент ФБР Дэвид начал расспрашивать меня о моей работе:

— Что за люди ваши клиенты?

— Не похожие на Энди, это уж точно. Я работаю с «англичанами» (на жаргоне американских проституток — мазохисты).

— С кем, с кем? С какими англичанами? И что вы с ними делаете?

— За двести долларов в час я их по стене размазываю. И никогда не позволяю им себя трогать.

Один из «дружков», например, был консультантом по борьбе с терроризмом. Однажды он предложил мне заключить с ним контракт: за сто пятьдесят тысяч долларов в год я должна была стать изощренно порочной великосветской дамой и по первому же вызову немедленно мчаться на аэродром, прилетать к нему и делать все, что он предварительно продиктует мне по телефону или укажет в телеграмме. Предложение было недурное, но меня беспокоил его слишком сильный темперамент. Он переодевался в женское платье и хотел, чтобы я его унижала и оскорбляла. Такая работа требует уйму времени и сил. Его коллекция женских трусиков превосходила мою. Я должна была называть его женским именем и обращаться с ним, как с женщиной.

Другой мой «англичанин» хотел, чтобы я делала вид, будто отрезаю у него член огромным ножом. Я изображала все, как он просил. Когда-то его девушка сделал с ним такой трюк, и с тех пор от ощущения лезвия ножа на коже он прямо балдел.

Иметь дело с «англичанами» все равно что вертеть в руках гранату: постоянно испытываешь страх, что она взорвется. Тут необходим постоянный контроль. Вы командуете, а они вам подчиняются. Однако такие отношения очень неустойчивы: «дружки» иногда начинают использовать ваши же штучки против вас самих или против кого-нибудь другого. Один раз меня даже чуть не убили. Но, как правило, я вижу, когда у них наступает перелом. Я люблю «англичан» больше других из-за того, что к ним не надо даже прикасаться — если, конечно, вы все делаете правильно. Их надо провести через три стадии. Первые две — унижение и рабское состояние. Во время третьей они просто мастурбируют перед вами. Необходимо постоянно с ними разговаривать и периодически заявлять, что они недостойны даже прикоснуться к вам. Удивительно, как можно вертеть людьми с помощью одних только слов. Удивительно и то, что «англичан» очень много. Наверное, чем большего они достигают в жизни, тем скучнее им становится от того, что окружающие — особенно женщины — охотно подчиняются их капризам. У них возникает потребность, чтобы кто-нибудь сказал им, что они — пустое место. Такова подкладка вашингтонской жизни.

Как-то — это было самое скверное из всего — я приковала одного клиента наручниками к биде, изрезала ему бритвой всю спину, а потом стала поливать раны спиртом. Тогда, единственный раз за все время, я почувствовала приступ тошноты. Когда я вернулась домой, меня вырвало. В ту ночь мне приснилось, что какой-то тип требует от меня отрезать ему ноги за четыре тысячи долларов. Проснувшись, я задумалась: что человек способен сделать за деньги?

Дэвид был поражен.

— Без шуток? И люди за это платят? Только без шуток — у меня серьезная работа!

Он немного подумал — наверное, старался осмыслить услышанное — потом спросил:

— А что об этом думает Энди?

— Ну, я с ним это тоже попробовала. Надела подходящий костюм и все такое, но это не по его части.

Дэвид спросил, боюсь ли я. Я сказала, что нет.

— Если вам понадобится помощь — даже помимо этого дела, — только дайте нам знать! — И еще добавил: Запомните: в ФБР есть и хорошие и плохие ребята — так же как есть хорошие и плохие проститутки. И запомните, что мы с Джо — хорошие ребята!

Джо и Дэвид настойчиво уговаривали Энди лечь на обследование в больницу. Нервы у него были ни к черту, и он не переставал прикладываться к бутылке. Больниц он боялся, хотя еще в шестидесятом году, как я от него узнала, с ним пару раз случался обморок прямо в кабинете. И все из-за нервов. «Но, в общем, ничего страшного, — говорил он, — на собраниях со мной этого не случалось — в отличие от моего шефа Громыко».

Несмотря на страх перед больницей, Энди все-таки угодил туда на целых восемь месяцев.

Выписавшись, он вновь — как и прежде — принялся канючить, чтобы я согласилась переехать к нему. Я отказывалась. Он посулил мне отдельную ванную, где я смогу курить марихуану. Не знаю, может, он и был хорошим дипломатом по части сокращения стратегических вооружений, но со мной он тягаться не мог. Его условия я приняла лишь частично, согласившись поиходить к нему каждый день.

В больнице он не пил и поэтому чувствовал себя гораздо лучше. Я сказала ему, что с пьянством надо кончать. Он обещал завязать, если я брошу курить травку. Но на это я пойти не могла. Что касается его обследования в больнице, то цирроза у него не обнаружили, хотя врач предупредил, что он непременно его наживет, если не бросит пить. Печень у него и так была увеличена в три раза.

Когда он вышел из больницы, ему сняли квартиру на Калверт-стрит. Дэвид сказал мне, что теперь его будут охранять невооруженные люди из ЦРУ Одного из новых ребят звали Джон. Это был невысокий толстяк, носивший коротковатые брюки темно-бордового цвета, спортивного покроя нейлоновую куртку и шляпу. Он все время таскал с собой маленький портфель, не вынимал изо рта трубку и вел себя довольно противно. Сиденья его маленькой машины были обиты красной шотландкой, которая вызывала у меня головную боль.

— Откуда этот тип? — спросила я Энди.

— Из ЦРУ

— Он больше похож на коммивояжера.

Энди нередко водил меня по магазинам и покупал всякие подарки, чтобы тем самым удерживать меня при себе. Мне это очень не нравилось. Однажды мы отправились к «Горфинкелу», который расположен на Четырнадцатой улице, в увеселительном квартале.

— Посмотри на тех симпатичных девушек, — сказала я Энди. — Знаешь, некоторые из них на самом деле мужчины. Педики.

По-моему, он не понял, о чем речь. В магазине он вел себя как потерявшийся щенок.

Покупки он считал сугубо женским делом. Я купила себе кое-что из белья. Еще мы купили духи, сушилку для волос, разной косметики и пенное средство для ванны. Энди выбрал бутылку стоимостью двадцать долларов. Я его отговаривала, но он ее все-таки купил. Представляете: выложить двадцать долларов за бутылку пенного средства для ванны!

В это время он как раз начал работать над своей книгой.

— А что именно писать, тебе будет указывать ЦРУ? — спросила я.

— Нет, нет.

Не знаю, так это было или не так. Энди нашел себе литературного агента — некоего мистера Джанклоу. Он даже хотел взять меня с собой в Нью-Йорк на встречу с ним и сказал мне об этом, когда мы ехали из магазина вместе с Джоном и еще одним новым охранником — Маленьким Джо.