Принц крови - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас. Страница 28

— Ты можешь выбраться так же легко, как и забрался сюда? — недоверчиво покачал головой Боуррик.

Мальчик пожал плечами.

— Вероятно. В жизни нет ничего определенного. Надеюсь, что да. А если нет

— на то воля богов.

Боуррик, взяв попрошайку за рубаху, подтянул поближе к себе.

— Ну, мой дружок-философ, тогда давай заключим сделку, — прошептал он. — Я помог тебе войти, а ты теперь поможешь мне выйти.

Смуглое лицо мальчика побледнело.

— Хозяин, — произнес он, почти не разжимая губ, — для человека, столь же тщедушного, как и я, мы вполне бы могли придумать способ удрать, но ты ростом с могучего воина, а эти наручники сковывают твои движения.

— А ты не можешь освободить меня от них?

— Как? — испуганно спросил мальчик.

— Не знаешь? Что же ты за вор?

— Плохой, — горестно покачал головой мальчик. — В Дурбине можно украсть только глупость, поэтому я еще и глупец. Я ничего не умею, и сегодня была моя первая попытка.

Боуррик покачал головой.

— Неумелый вор — как раз то, что мне нужно. Я и сам бы смог освободиться, если бы было чем открыть наручники. Мне нужен кусок жесткой проволоки вот такой длины. Тонкий гвоздик тоже сойдет, — разведя указательный и большой пальцы на пару дюймов, принц показал требуемую длину.

— Попробую, хозяин.

— Хорошо, — сказал Боуррик, отпуская мальчишку. В тот миг, когда его отпустили, мальчик рванулся, словно собираясь убежать, но Боуррик, предвидя такой поворот дел, подставил попрошайке подножку. Прежде чем мальчик успел подняться на ноги, принц схватил его за плечо.

— Ты привлечешь к нам внимание, — сказал принц, кивком головы указывая на стоявших неподалеку стражников. — Я знаю, что ты хочешь сделать, мальчик. Не пытайся вырваться. Если меня будут через неделю продавать на аукционе, я отправлюсь туда в компании. Дай мне еще хоть один повод позвать стражу, и я так и сделаю. Понял?

— Да, хозяин, — прошептал мальчик, запуганный окончательно.

— Я тебя насквозь вижу, — произнес Боуррик. — Меня воспитал человек, до которого тебе как блохам в твоей рубашке до тебя. Понял? — Сули кивнул, не желая ничего говорить. — Если ты решишь сбежать от меня или меня предать — на аукцион я отправлюсь вместе с тобой. Тебе ясно?

Мальчик кивнул, и Боуррик понял, что теперь он не пытается отделаться от принца, так как действительно поверил, что принц может выдать его страже. Боуррик отпустил Сули, и тот повалился на землю. На этот раз он не пытался убежать, а просто сел на твердо утоптанную землю; его лицо выражало безнадежный ужас.

— Отец Милосердия, молю тебя, прости мне мою глупость. Зачем, о зачем ты отдал меня в руки этого безумного господина?

Боуррик опустился на одно колено.

— Ты можешь принести мне проволочку?

— Могу. — Сули поднялся на ноги и поманил Боуррика за собой.

Боуррик подошел за ним к стене. Мальчик повернулся к изгороди спиной, чтобы стражники, если вдруг посмотрят в эту сторону, не смогли бы увидеть его лицо. Указав на доски, маленький попрошайка сказал:

— Некоторые покоробились. Посмотри внимательно.

Боуррик тоже повернулся спиной к стене, но краем глаза продолжал изучать доски. Одна из них выгнулась наружу, немного вытолкнув держащий ее гвоздь. Принц прислонился к этой доске и ощутил, как шляпка гвоздя колет его в плечо.

Боуррик неожиданно повернулся и толкнул мальчика на доску. Как только Сули навалился на стену, Боуррик зацепил шляпку гвоздя краем своих наручников.

— Ну, молись, чтобы он не согнулся, — прошептал принц. Он дернул, и гвоздь выскочил.

Нагнувшись, чтобы поднять свою драгоценную находку, Боуррик быстро огляделся — но никто и внимания не обратил на его странные действия.

Юноша легко открыл замок сначала на одном, потом на другом наручнике. Затем, растерев затекшие запястья, снова надел их.

— Что ты делаешь? — прошептал попрошайка.

— Если стражники увидят меня без наручников, они сразу явятся сюда, чтобы узнать, что случилось. Я просто хотел посмотреть, трудно ли будет их снять. Оказывается, не очень.

— Где мог такому научиться сын благородных родителей? — спросил Сули.

— У одного из моих наставников, — улыбнулся Боуррик, — детство было весьма… пестрым. Он не всегда учил меня тому, чему полагается учить… — он чуть не сказал «принцев», но вовремя опомнился:

— Детей дворян.

— А! — сказал мальчик. — Так ты благородного происхождения! Я так и подумал, когда услышал, как ты говоришь.

— А как я говорю? — спросил Боуррик.

— Ты говоришь, как самые образованные и благородные господа. Да и акцент у тебя, как у самых благородных, даже как у королевской семьи.

Боуррик задумался.

— Надо будет этим заняться. Если нам придется долго скрываться в городе, я должен притворяться простолюдином.

Мальчик выпрямился.

— Я могу тебя научить, — посмотрев на наручники, он спросил:

— А зачем тебя заковали, сын благородных родителей?

— Они думают, что я — волшебник.

— Тогда почему тебя не убили? — спросил мальчик, глядя на него широко раскрытыми глазами. — С чародеями управляться очень трудно. Даже самые плохие могут насылать чирьи и бородавки на тех, кто их рассердит.

— Я почти убедил их в том, что я — бедный учитель, — улыбнулся Боуррик.

— Тогда почему же они не сняли наручники?

— Потому что я почти убедил их.

— Куда мы пойдем, хозяин? — спросил мальчик.

— В порт, я хочу стащить там какую-нибудь лодочку и отправиться на ней в Королевство.

— Это отличный план, — кивнул, соглашаясь, мальчик. — Я, молодой господин, стану твоим слугой, а твой отец щедро вознаградит меня за то, что я помог тебе бежать из этого прибежища убийц с темными душами.

— Теперь и ты заговорил высоким стилем, а? — рассмеялся Боуррик.

Мальчик просиял.

— Человек, занимающийся попрошайничеством, должен уметь выбирать слова — только так он заработает себе на жизнь. Если просто просить подаяния — ничего, кроме тумаков, не получишь. Но угрожай им замысловатыми проклятьями, и они одарят тебя. Если я скажу: «Чтобы твоя красавица-жена стала уродиной», какой купец остановится, проходя мимо меня? Но стоит сказать: «Пусть твоя любовница станет похожа на твою жену! И дочери тоже!» — тогда он насыплет мне меди, чтобы только избавиться от проклятия, иначе его дочери вырастут похожим на свою мать, и он не сможет найти для них женихов, и любовница станет похожа на жену, и он потеряет радость в жизни.

Боуррик усмехнулся.

— Неужели ты можешь насылать такие проклятия, что люди тебя боятся?

— Кто знает? — рассмеялся мальчик. — Но кто откажется бросить несколько медяков, чтобы проклятье не исполнилось?

Боуррик сел.

— Я буду делить с тобой обед — так они называют хлеб и похлебку. Но до того, как начнут пересчитывать рабов для аукциона, я должен бежать отсюда.

— Они поднимут тревогу и станут тебя искать.

— Именно этого я и хочу, — улыбнулся Боуррик.

Боуррик съел половину обеда и отдал тарелку мальчику. Сули в один момент проглотил все и вылизал оловянную тарелку, чтобы подобрать оставшиеся крошки.

В течение семи дней они делили порцию Боуррика, и, хоть оба не были сыты, все же еды хватало — работорговцы неплохо кормили тех, кого собирались продать на аукционе. Ввалившиеся глаза, выпятившиеся скулы, торчащие ребра сбивают цену, а недолгая сытная кормежка поможет избавиться от этих недостатков.

Если кто и заметил необычный способ, каким мальчик присоединился к группе рабов в загоне, виду никто не подал. Рабы в основном молчали, погрузившись в свои мысли, и почти не пытались беседовать друг с другом. Зачем трудиться заводить дружбу с человеком, которого ты, скорее всего, никогда больше не увидишь?

— Мы должны бежать до утренней переклички, — произнес Боуррик шепотом, чтобы никто не мог его подслушать.

Мальчик кивнул, но сказал:

— Я не понимаю. — В течение семи дней он прятался среди рабов, пригибая голову, чтобы его не сосчитали вместе с другими. Может быть, его видели раз или два, но стражники не трудились пересчитывать рабов еще раз, если получалось, что голов больше — они думали, что просто обсчитались. Другое дело, если бы вдруг их оказалось меньше.