Остроумие мир. Энциклопедия - Артемов Владимир Львович. Страница 36
* * *
При Людовике XVIII, когда он жил в изгнании, состоял на службе один придворный чин, который внезапно получил от наполеоновской полиции приглашение — доставлять постоянные донесения обо всем, что говорится и творится при дворе короля-изгнанника. За это ему предлагалась в вознаграждение пенсия в 50 тысяч франков. Оскорбленный этим предложением, чиновник показал письмо Людовику.
— Ну, и что вы же отвечали? — спросил тот.
— Я счел долгом показать письмо вашему величеству, а отвечу я, разумеется, отказом.
— Ни в каком случае, — решил Людовик, — напротив, соглашайтесь. 50 тысяч деньги хорошие. А донесения вам буду составлять я сам.
* * *
Шло первое представление какой-то пьесы, к которой музыка была написана Паером. Когда представление кончилось, Наполеон призвал к себе композитора и, вместо любезности, которую тот ожидал услышать, сказал ему:
— Слишком много шума и грома! Не знаю, может быть, ваша музыка и хороша, но я в ней ничего не могу понять, и она меня только утомляет.
— Тем хуже для вашего величества! — спокойно ответил ему композитор.
* * *
Анри Брюс, будущий герой войны 1812 года, надевая перед боем военные доспехи, весь дрожал и на насмешливые замечания товарищей отвечал:
— Что же тут удивительного, если мое тело дрожит заранее, предчувствуя, каким опасностям его подвергнет моя безграничная отвага!
— Вот видишь, как нехорошо пьянствовать, — убеждали Анри Брюса. — Вот ты теперь нализался, идешь и спотыкаешься на каждом шагу.
— Вздор вы говорите, — отвечал Брюс. — Я вовсе не в том провинился, что выпил. Это ничего. А вот что выпивши не следует ходить, потому что спотыкаешься, это действительно так.
* * *
Анри Брюс брился в парикмахерской. Когда брадобрей приступал к делу, приготовлял мыло, правил бритву и т. д., Брюс заметил, что неподалеку от его стула уселась собака, уставилась на него, видимо насторожившись, не спускала с него глаз и при этом поминутно облизывалась. Брюс заинтересовался этим псом и спросил хозяина:
— Что это за собака и почему она так на меня уставилась?
— А, она уже тут, — улыбаясь, отвечал парикмахер. — Привыкла — ждет своей добычи.
— Какой добычи?…
— А, знаете, иной раз по неосторожности, случается, отхватишь бритвой или ножницами что-нибудь — ну, например, хоть кончик уха, разумеется, бросишь на пол. Она и подхватывает.
* * *
Анри Брюс, крепко загулявший, в одну прекрасную ночь явился в парижский морг и начал изо всех сил стучать. Сторожа морга окликнули его: кто там и что надо?
— Это я, — отвечал Брюс. — Я пришел посмотреть, нет ли меня в морге. Я уж восьмой день не являюсь домой и начинаю беспокоится, куда я девался.
* * *
— Здорово приятель! — с радостью вскричал какой-то господин, встретив на улице Анри Брюса. — А я как раз шел к тебе.
— Зачем?
— Мне, брат, до зарезу надо двадцать франков. Одолжи, сделай милость.
— С удовольствием бы дал, да у меня у самого всего пятнадцать…
— Ничего, давай пятнадцать пока; пять франков останутся за тобой.
* * *
Брюс, одолеваемый страшным безденежьем, встретился с приятелем, который рассказал ему об одном очень странном случае, произошедшем на дуэли. Пуля попала прямо в грудь одному из стрелявшихся, но угодила как раз в жилетный карман; а в кармане лежала большая серебряная монета, которая и остановила пулю, так что эта монета спасла человеку жизнь.
— Экий счастливец, — сказал со вздохом Брюс. — Будь я на его месте, я был бы убит наповал.
* * *
Один человек одолжил деньги Брюсу, и с этих пор тот пропал у него из глаз, перестал к нему ходить и даже, видимо, избегал встречи с ним. Когда же однажды заимодавец встретил Брюса на улице, то остановил его и сказал:
— Слушай, сделай что-нибудь одно — либо отдай мои деньги, либо возврати моего друга.
* * *
Анри Брюс шел по улице в чрезвычайно меланхолическом настроении. Встретившийся приятель спросил его, отчего он так грустен.
— Я задолжал большую сумму, теперь пришел срок уплаты, денег у меня нет, платить нечем, поневоле загрустишь!
— Не понимаю, — заметил приятель. — То, что вы говорите, без сомнения, грустно для вашего заимодавца, а вам-то о чем грустить?
* * *
Анри Брюс, который всюду занимал деньги и никогда не платил долгов, обратился с просьбой об одолжении денег к одному очень богатому и добродушному лицу, охотно оказывавшему помощь всем, кто к нему обращался. Однако богач, очень хорошо знавший Брюса, был вовсе не расположен помогать ему, зная, что деньги пойдут прахом и что обратно он их не получит, но, обуреваемый своей врожденной добротой, дал ровно половину просимой суммы, сказав при этом:
— Так мы оба будем в выигрыше: вы получите половину того, что просите, а я сберегу половину.
* * *
Анри Брюс, прибыв в Париж, прогуливался по городу с каким-то знакомым парижанином. Остановились около собора Богоматери и глазели на него. Вдруг Брюс, подняв руку кверху и указывая на шпиль собора, сказал:
— Подивитесь, какое у меня тонкое зрение. Я ясно вижу муху, которая ходит по шпилю.
— Ну, я не похвастаюсь таким острым зрением; но зато у меня слух уж наверняка тоньше вашего. Представьте, я отчетливо слышу, как ваша муха на ходу шуршит лапками.
* * *
Описывая свои путешествия, Брюс говорил: «Я ехал из такого-то в такой-то город, и вдруг на меня среди дороги напало шестеро разбойников. Я в мгновение ока выхватил шпагу, четырех убил на месте, трех ранил, а остальные — давай Бог ноги!»
* * *
Анри Брюс явился к парикмахеру, недавно открывшему свое заведение, и заказал ему парик. Гасконец был большой говорун, и парикмахер тоже попался ему под пару. Они разговорились и до такой степени очаровали друг друга, что парикмахер пригласил своего заказчика к обеду. Пообедали они чрезвычайно весело, все время с увлечением разговаривая. Когда пиршество окончилось, парикмахер хотел снять с Брюса мерку парика, но тот сказал, что это совершенно бесполезно, что он раздумал заказывать парик.
— Почему же? — воскликнул чрезвычайно удавленный парикмахер. — Разве вы остались чем-нибудь недовольны? Мы чем-нибудь вас огорчили, я или моя жена?
— Не в том дело, — перебил его Брюс. — Напротив, я вполне доволен вами и вашей супругой и очарован вашим гостеприимством. Поэтому я и не хочу вам заказывать парик, за который не намерен платить и никогда не заплачу. Я закажу другому.
* * *
Анри Брюс, напившись, угодил в помойную яму. По счастью, друзья-приятели вовремя заметили его несчастье, немедленно его извлекли из ямы и по возможности отчистили, окатив водой из ведер. После того кто-то из приятелей, не бывший очевидцем происшествия, спрашивал его, глубоко ли он ушел в яму. Тот отвечал, что почти по колени.
— Неужели же ты был до того пьян, что не мог сам выбраться, коли ты говоришь, что увяз только по колени?
— Но ведь я попал в яму-то не ногами, а головой, — разъяснил Брюс.
* * *
Незадолго до 18 брюмера (день произведенного Наполеоном переворота) Наполеон гостил у своего брата Иосифа в Морфонтене. Его навестил граф Реньо де Сен-Жан-д'Анжели, который уже был посвящен в планы Бонапарта, знал, что тот замышляет повалить директорию. Он предложил гостю прокатиться верхом, и они отправились. По дороге под ноги лошади Бонапарта попался камень; она об него запнулась, и так как ехали в это время шибко, конь не удержал равновесия и грохнулся наземь. Бонапарт был с чрезвычайной силой выкинут из седла, отлетел на несколько шагов, упал. Реньо подбежал к нему, осмотрел его, ощупал и подумал, что он расшибся до смерти. Однако Наполеон через несколько минут очнулся.
— Ну, задали вы мне страху, генерал! — воскликнул граф Реньо. — Я ведь думал, что вы убиты!
На это Бонапарт с философским спокойствием ответил:
— Вот видите, от каких пустяков могут зависеть великие планы! Все наши проекты едва-едва не расшиблись в прах о небольшой дорожный камень!