Охотничье оружие. От Средних веков до двадцатого столетия - Блэкмор Говард Л.. Страница 3
Конечно, люди жили по законам своего времени. Малообразованное население безучастно относилось к бессмысленному умерщвлению животных. К своей добыче охотник относился со смешанными чувствами восхищения и бессердечности. Оленя превозносили за благородство, кабана – за храбрость. В качестве примера можно привести тост Мастера охоты, опубликованный в книге Ливсона «Охота в разных странах» (1877). Вначале он превозносит «прекрасных дам, их сияющие глаза и пышную грудь», затем продолжает:
Отметим, что выдра, считавшаяся небольшим и очаровательным существом, могла нападать практически с маниакальной яростью. Именно поэтому в поэтических текстах ее награждают такими эпитетами, как «жестокий тиран», «полуночный убийца», «тонконогий застенчивый скиталец». Английский поэт У. Сомервиль подробно описывает охоту на выдру в поэме «Погоня» (1735), заканчивая ее следующим образом:
И все же животные изображались необычайно подробно и любовно, их образы использовались в качестве украшения на охотничьем оружии.
Только к XVI в. у отдельных сограждан начала пробуждаться совесть, и стали раздаваться первые протесты против жестокого обращения с животными. Правда, не обошлось и без крайностей. В 1780 г. «джентльмен» (Ричард Гардинер) опубликовал «Сентябрь, сельскую поэму», памфлет, в котором он клеймит позором охотников, убивающих птиц во время выведения птенцов:
В 1818 г. Дж. Лоуренс в «Охотничьем календаре» призывал «к милосердному обращению со всеми дикими животными», считая его «священной обязанностью» охотника. В октябре 1825 г. леди Кеннеди, ревностный поборник этих идей, посетила соревнования охотников и расстроилась, увидев, что в качестве мишеней там используют живых голубей. Побуждаемая личными намерениями, она привязала небольшой кусочек белой бумаги вокруг лапки каждой птицы, чтобы та полетела зигзагами и тем самым увеличились ее шансы на спасение. На самом деле это помешало полетам птиц, и «зрители просто умирали от смеха». В 1847 г. миссис Ханбери опубликовала «Один день из жизни оленя», где попыталась выступить против жестокой современной охоты на этих животных.
Однако большинство охотников продолжали проявлять невероятную жестокость к животным. В качестве примера можно привести избиение быков (более подробно об этом говорится в главе «Оружие», раздел «Ружья, заряжавшиеся с казенной части»). Случались и отдельные происшествия. В 1825 г. лорд Мидлтон решил соревноваться с егерем, причем тот, кто совершал удачные выстрелы, должен был нести добычу партнера. Поскольку егерь оказался более удачливым, лорду Мидлтону пришлось изрядно попыхтеть, ноша оказалась тяжелой, поэтому он преднамеренно убил молодого осла и заставил егеря нести его.
Даже добродушный П. Хокер не колеблясь застрелил своего молодого необученного пса, когда тот помешал ему во время охотничьей экспедиции во Францию. Некоторые доблестные авторы невольно выдавали себя своими собственными сочинениями. Нельзя не испытать тошнотворные чувства при прочтении описания Г. Камминга, посвященного убийству самого большого из встреченных им самцов слона. Первым выстрелом он обезножил животное, заставив того хромать и укрыться под деревом, откуда он смотрел на своих мучителей «покорно и философски».
Камминг продолжает рассказывать: «Прежде чем уложить слона, я решил немного понаблюдать за этим благородным животным. Поскольку я уже расседлал своих лошадей и разместил их в тени дерева, где собирался остановиться на ночь и следующий день, то быстро разжег огонь и поставил на него свой котелок, так что через несколько минут мой кофе был уже готов. Затем я устроился в моем лесном доме, спокойно попивая свой кофе в компании с одним из прекраснейших слонов Африки, находившимся под соседним деревом, предвкушая то наслаждение, которое было у меня впереди.
Вволю насладившись зрелищем поверженного слона, я решил исследовать наиболее уязвимые точки. Приблизившись к нему насколько возможно, я выпустил несколько пуль в различные части его огромного тела. Они не причинили ему ни малейшего вреда, он просто махнул своим хоботом, воспринимая как досадное недоразумение, только мягко дотрагиваясь до раны осторожными движениями.
Удивленный и потрясенный, я понял, что только мучаю и продлеваю страдания благородного животного, которое с достоинством несло выпавшие на его долю муки. Решив закончить со всем этим как можно быстрее, я начал стрелять в него с левой стороны, соответствующим образом устроив мое оружие. Но прошло еще много времени, прежде чем мои пули начали оказывать свое воздействие.
Сначала я сделал шесть выстрелов из двустволки, которые могли оказаться смертельными, но также не нанесли видимого вреда. Тогда я выстрелил еще три раза из голландского шестифунтовика. Теперь из глаз животного полились огромные слезы, он медленно открывал и закрывал их, наконец его огромная туша дрогнула, упав на бок, он дернулся в конвульсиях и испустил дух».
Не станем сгущать краски и отметим еще одну составляющую охоты, которая позволит закончить это введение на более оптимистичной ноте. Насколько нам известно, охота всегда щекотала нервы. Многие полагали, что подобное возбуждение можно было испытать, занимаясь сексом. Возможно, в сказанном есть доля истины, ведь и тут и там налицо преследование, борьба и завоевание с кровопролитием. Рассуждая о капельках крови, оставленных раненым животным, Ч. Бонер в «Охоте на серну» (1853) сравнивает кровь с цветком: