Безграничная любовь - Фелден Джин. Страница 42

— Бетс? Приедет сюда? И дядя Киф? О, мама, ты действительно позволишь им приехать? — В ее голосе было столько надежды… — И новое платье? Неужели ты позволишь мне спуститься к ним? Правда?

Сердце у Джинкс упало. Неужели Эли видела в ней такое чудовище?

— Правда, — ответила она.

— Ох, ну, ох. Ведь у нас никогда раньше не было гостей. Только один раз, когда приехал дядя Киф и ты отослала меня наверх, чтобы он не мог меня увидеть.

Глаза ее затуманились, и она уставилась на юбку до колен, заканчивающуюся тяжелыми металлическими скобами, прикрепленными к высоким кожаным ботинкам. Она посмотрела на мать.

— Ты ведь не собираешься снова прятать меня, да?

— Дорогая, я прячу тебя не из-за того, что стыжусь тебя. Я делаю это для того, чтоб ты не слышала всех тех вещей, ну — знаешь, которые могут говорить злые люди.

— Но ведь не Бетс и не дядя Киф.

— Нет, конечно, не они.

— Тогда почему же ты отослала меня, когда приезжал дядя Киф?

— Потому что… О, Эли, это так сложно объяснить. — Сердце Джинкс защемило, когда она посмотрела на эту тоненькую, юную и такую ранимую девочку.

Губы Элисон сжались.

— Понятно, Бетс и дядя Киф не будут глазеть на меня и говорить злые слова, но ты все-таки сделаешь мне длинное платье — просто на всякий случай.

Джинкс попыталась засмеяться.

— Ох, Эли, как ты все усложняешь! Позже она усадила Элисон за стол и от, крыла свежий номер дамского журнала. Они выбрали фасон, и Джинкс пошла к телефону, чтобы заказать ткань на два платья — розовое и голубое.

Платье, как говорилось в описании, предназначалось для катания на коньках и не было длинным, но Джинкс планировала сделать к нему складчатую юбку до пола и рюши у выреза. Джинкс сделала выкройку из оберточной бумаги, и к тому времени, как доставили ткань, была готова начать. За долгие годы она напрактиковалась так, что стежки ее были аккуратными и выполненными профессионально.

Тем временем Элисон принялась чистить и мыть дом.

— Бетс захочет увидеть мои комнаты, — заявила она радостно, — и я не хочу, чтоб она подумала, что я такой же поросенок, как ее кузен Эдгар.

— Элисон!

— Но он и правда поросенок! Мне сказала об этом Бетс. Бетс считает, что на свете есть три типа людей: поросята, как ее кузен Эдгар, которые просто сидят в грязи, не желая ничего изменить в лучшую сторону; коровы, как ее кузен Хэтти, которые только и делают, что жуют свою жвачку и даже не знают, что могут изменить себя в лучшую сторону; и скакуны, как мама Бетс. Скакуны всегда впереди — всегда изо всех сил стараются преуспеть во всем. Конечно, Бетс — тоже из породы скакунов, хотя никогда этого про себя не скажет.

Эли столь же радовалась по поводу предстоящих гостей, сколь нервничала Джинкс.

Джинкс так долго жила в эмоциональном вакууме, но тем не менее, к своему неудовольствию, обнаружила, что способности волноваться не утратила.

Роковой день неумолимо приближался. Сначала до него оставалась неделя, потом один день, и внезапно он наступил — ждать приезда гостей оставалось всего несколько часов.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Джинкс Эдисон, — ну, а теперь давай сделаем прическу, чтобы из тебя получилась настоящая взрослая леди. — Она заколола ее волосы наверху так, что получилось что-то вроде короны, из-под которой водопадом струились золотые кудри. Потом Джинкс взяла ножницы и укоротила челку. У нее захватило дух, когда она оглядела Эдисон. С волосами, зачесанными назад, сходство ее с отцом было просто пугающе очевидным.

— Ты прелестно выглядишь, дорогая, — сказала Джинкс, быстро отводя от нее глаза. — Ну, а теперь беги вниз и дай мне одеться. Я спущусь через минуту.

КИФ И БЕТС

Июль 1899

Вокзал в Хэрроувэйле на этот раз не был пустынным. В Салуне было полно людей, и дверь его ежеминутно открывалась, впуская новых клиентов. От шумно работающих фабрик в небо уходил черный дым, а просторный холм усеивали аккуратные домики. Городок, пожалуй, процветал, хотя был и невероятно грязным. Вязы, клены и дубы во множестве росли на улицах, создавая густую тень. Киф помнил, как сажали эти деревья. Каждый год четвертого июля где-нибудь в городе проходила церемония посадки деревьев. Она всегда посвящалась памяти дяди Кифа — Сэма, мужа тети Пэйшиенс. Он умер в гражданскую войну, и именно он привез первые восточные деревья из Новой Англии аж в 1858 году. Июль был плохим временем для посадки деревьев, и много растений приходилось потом пересаживать, но церемонии в День независимости тем не менее продолжались. По мере того как городок разрастался, количество деревьев увеличивалось, и теперь они росли и у подножия холма, где жили самые бедные горожане. «Интересно, — подумал Киф, — сажают ли и сейчас деревья в День независимости». Если сажают, то, возможно, ему также следует посадить дерево в годовщину их свадьбы. Он улыбнулся своей молодой жене и продолжил осмотр города.

Улицы расширили, а центр города отодвинули от озера. Теперь в городе была Главная улица с троллейбусами и фонарными столбами, и в панораму города затесалось несколько двухэтажных кирпичных зданий Старые деревянные тротуары были такими же крепкими, может быть, только чуточку менее ровными. Самым большим сюрпризом для него явились отличные дороги, идущие от основных артерий города мимо аккуратных домишек, утопающих в цветах и кустарнике, греющемся на солнце, наверх к подножию горы Глэд Хэнд — туда, где в лачугах жили семьи лесорубов и фабричных рабочих.

— Эти улицы, должно быть, стоят целое состояние! — воскликнул Киф.

— Понятия не имею, — ответил кучер, согласившийся подбросить их до места. Он отрезал себе понюшку табаку и хлестнул лошадь.

— Мистер Хэрроу на короткой ноге со всеми этими политиканами. Они делают все, что он захочет. И в Хэрроувэйле все идет так, как хочет Хэрроу. С тех пор, как нас сделали административным центром.

— Административным центром! Когда?

— Пару лет назад. Мэру достаточно только намекнуть Хэрроу, что нам нужно, и можно считать, что это уже у него в кармане.

— Так, может быть, это мэр шантажирует шишек в столице, — предположила Бетс, — может быть, это вовсе и не Хэрроу.

— О нет, мадам. Эта чудесная дорога недаром называется Хэрроу Хайвеем. Нет, сэр. Эта дорога начинается здесь, в Хэрроувэйле, где у него большие дела, потом поднимается туда, где он живет, и идет через Кэмптен и через все его лесозаготовительные лагеря и городки. Дорога эта нужна ему не только, чтоб переплавлять по ней лес, но и чтоб ездить на быстрых авто. Удивляюсь, как это он не вымостил всю дорогу во Фриско, где построил себе этот дом за миллион долларов.

— Да уж. — И Киф замолчал, потому что впереди показалась больница.

Дом его бабушки, бывший теперь Инвалидным домом имени Сэма Хэрроу, и старая больница стояли когда-то на Фронт-стрит, окруженные прелестными лужайками и дорогами, ведущими к озеру. Теперь два старых дома были обнесены целым комплексом медицинских зданий и врачебных офисов, которые занимали целых два квартала. Когда-то обширное поместье поглотили улицы и магазинчики и хэрроувэйлская школа. Дальше, на Сэконд-авеню, находилась новая гимназия, Киф насчитал около нее четыре церковных шпиля.

— Пресвитерианский, методистский, баптистский и католический, — ответил кучер на вопрос Кифа.

На Мэйн-стрит, заметил он, было много стекла, и магазины выглядели очень нарядно.

Они миновали Долговой дом Хэрроу и новое здание суда с реющим американским флагом, окруженное тенистым парком, в котором сидел, вспоминая былое, старик в рубашке с короткими рукавами.

У подножия холма, на Фронт-стрит, по-прежнему размещалась телефонная компания, где работала Эунис Коннор, а рядом находился магазин компании Хэрроу, выглядевший теперь изрядно потрепанным. По нему расхаживали старики, и рассказывали они старые, как мир, небылицы.

Киф заметил, что солнце по-прежнему благоволит к той стороне озера, где раскинулся дом его детства.