Книгоедство - Етоев Александр Васильевич. Страница 12
Отметим справедливости ради, что легендарный командарм Первой конной действительно сыграл огромную роль как в улучшении качества породы, так и – в период коллективизации – в сохранении всего русского коневодства. В книге Е. Кожевникова и Д. Гуревича «Отечественное коневодство: история, современность, проблемы» (М.: Агропромизда», 1990) находим следующее:
С появлением на полях тракторов и прочей машинной техники в советском обществе стало утверждаться мнение об отмирании лошади. Это явилось причиной массового забоя полноценных, а иногда и племенных лошадей. Конское поголовье сократилось за 6 лет (1928-1933) более чем вдвое. Летом 1930 года состоялся XVI съезд ВКП(б). На съезде с речью выступил С. М. Буденный. Он отметил тот факт, что за полтора года количество лошадей в стране уменьшилось на 4 млн голов. Это был очень смелый, по тем временам, шаг, который спас российское коневодство и помог сохранить остатки племенных лошадей. В начале 30-х годов стало развиваться племенное коневодство. Большой известностью пользовалась артель им. С. М. Буденного на берегах Маныча, разводящая донских, арабо-донских и англо-донских лошадей, позднее, в 1948 году, группа лошадей таких помесей была зарегистрирована как Буденновская порода.
Вот вам и товарищ Буденный. Оказывается, кабы не он, хана бы всем российским лошадкам. Не зря главным призом на конных соревнованиях считается приз им. Семена Буденного.
У меня есть приятель Валентин Стайер (сейчас он живет в Америке), который в середине семидесятых построил воздушный шар. Кто не помнит 70-е годы, напоминаю: самым ходовым словом в разговорах тех лет было слово «достал». Не «купил» – купить что-либо было не так-то просто, – а именно что «достал». Достал второй том «Анжелики», достал финский костюм, достал две банки сгущенки и т. д. Это сейчас слово «достал» имеет негативный оттенок: «Ну, ты меня достал». В смысле, иди-ка ты, брат, подальше и не надоедай. Так вот – о воздушном шаре. Все материалы, нужные для его постройки, Валька Стайер достал. На фабрике договорился с рабочими, и те за литр портвейна перекинули Вальке через забор несколько рулонов материи, пошедшей на оболочку шара. С завода за пару бутылок водки ему вынесли алюминий. Валентин был по специальности химик, и друзья его, тоже химики, натаскали ему из лаборатории кислоты. Объясняю для неспециалистов: алюминий и кислота необходимы для получения водорода, которым и наполняют воздушный шар, чтобы тот взлетел. Валькина знакомая, работавшая в научной библиотеке, принесла ему «Метеорологические таблицы», полный комплект, начиная с 1860 года. Они были ему нужны для расчета направления ветра.
Несколько месяцев подряд Валентин свозил все это хозяйство под Выборг и прятал материалы в специально выкопанной землянке, чтобы их случайно не нашли грибники. Место для старта он выбрал тоже не просто так. Для этого Валентин в каждую свою выборгскую поездку поднимался на знаменитую башню, местную достопримечательность, и тщательно изучал окрестности: стартовая площадка должна была находиться на максимальном удалении от пограничных вышек – чтобы шар не успели расстрелять в воздухе пограничники. Выборг, как известно, входит в пограничную зону, и если залезть на башню, то большинство военных и пограничных объектов видны оттуда как на ладони. В одиночку справиться с подготовкой и стартом трудно, практически невозможно, и Валя Стайер уговорил своего лучшего друга Шуру Тарасова участвовать в перелете века. Да, забыл сказать главное: лететь они собрались в Швецию или Норвегию, точно не помню, словом – в одну из стран Скандинавии, исключая Финляндию. Финны, как известно, всегда выдавали беглецов из-за железного занавеса.
Назначили они время вылета – середина осени, и пока Валентин устраивал свои последние городские дела, Шурик на неделю ушел в поход – по грибы, по ягоды и вообще развеяться на природе. В назначенный день Валька приезжает под Выборг, ждет час, ждет другой, а Шуры все нет и нет. Тогда он начинает тихонько нервничать – в одиночку-то воздушный шар не запустишь. Короче говоря, прождал он друга до вечера, уже и ветер переменился, и в лесу стало хмуро и холодно, спрятал свое хозяйство в землянку и вернулся на электричке в город.
Так и не состоялось это славное воздушное плавание. Только не надо думать, что Шура Тарасов струсил. Шура не струсил, Шура, когда был в походе, приготовил из мухоморов священный напиток «сому», но по неопытности нарушил пропорции и поэтому был доставлен в 6-ю психиатрическую больницу города Ленинграда, что на Обводном канале возле площади Александра Невского.
Я завел этот разговор неслучайно. Тема воздушного шара занимала меня всегда. И в жизни и в литературе особенно. Потому что это одна из самых удачных и благодатных в литературе тем. Взять хотя бы Жюля Верна, одно из самых великих открытий моего детства: «Таинственный остров» и «Пять недель на воздушном шаре».
Если вдуматься, свифтовская Лапута – тот же воздушный шар, только твердый и плоский, как летающая тарелка.
А сцена в «Трех толстяках» Олеши, когда прижимистый продавец воздушных шаров летит над галдящим городом.
И домик девочки Дороти из повести Фрэнка Баума – это тоже воздушный шар, только его уносит не на жюльверновский таинственный остров, а в сказочную страну Жевунов. Да и сам Чародей Оз улетает из своих изумрудных владений не на каком-нибудь современном лайнере, а на летучем воздушном шаре.
Достаточно поднапрячь память, и вспомнятся десятки примеров, иллюстрирующих эту простую мысль.
Крылатый дядюшка Эйнар у Рея Бредбери.
Незнайкин воздушный шар, поднявшийся из Цветочного города, что на Огурцовой реке, и перенесший маленьких человечков в Зеленый город.
Доктор Кейвор с его волшебным веществом кейворитом из романа Уэллса.
Ковры-самолеты из «Тысячи и одной ночи» и «Старика Хоттабыча», дикие гуси Нильса и лягушка-путешественница у Гаршина…
Самолет Экзюпери, ракета Хайнлайна – все это продолжение воздушного шара. По сути вся литература состоит из множества воздушных шаров, которые украшают небо. Звезды холодны, они принадлежат ночи. Ангелы косноязычны и принадлежат Богу. Демоны – глухонемые все как один. Воздушный шар – самое человеческое создание, когда-нибудь придуманное людьми. Ну, может быть, еще – паровоз. Дневное небо должны наполнять воздушные шары. Большие, как бегемоты, и маленькие, как полевые мыши. Если бы я был политиком, я создал бы общественное движение под лозунгом: «Небо – для воздушных шаров!»
Почему-то, как я заметил, больше всего воздушных шаров запускают на окраинах мира.
Хорхе Борхес – далекая Аргентина. Кастанеда – Мексика. Африка – любитель пальмового вина Амос Тотуола. Сербия – Милорад Павич. Дино Буццати и Итало Кальвино – Италия, задворки Европы. В Евразии – покойные Боря Штерн и Юрий Коваль. И живые (и дай им Бог подольше побыть на свете!) Виктор Пелевин, Марина Москвина, Паша Крусанов, Сережа Носов.
Ни Центральная Европа, ни великая Америка за последние годы не построили ни одного воздушного шара, который был бы достоин неба. Наверное, поэтому там так скучно живут.
Всё рассказанное выше не эскапизм. Это реальная возможность подняться к небу и посмотреть с высоты на Землю. Увидеть те вещи, которые мы не видим, стоя здесь, на земле. Таинственное племя хазар. Настоятеля древнего итальянского монастыря, подобно сказочному Кащею чахнущего над книгой-убийцей. Черный чапаевский броневик, плывущий в пустоте времени. Ухмыляющихся африканских богов. Старый фрегат «Лавр Георгиевич», построенный по образцу знаменитой Пантагрюэлевой «Таламеги». И много чего другого.
В небе грустно без воздушных шаров. Они нужны человеку, как воздух и как любовь. И давайте побережем их создателей – они делают очень нужное дело.
До 1919 года Валерий Брюсов к революционной тематике вроде бы ни разу не обращался. Но то ли революция стала донимать его своей колючей щетиной, то ли революционеры… Словом, теоретик и первый практик русского символизма, как игумен Пафнутий в «Идиоте» у Достоевского, руку приложил и к этой многообещающей теме.