Конрад - Ферринг Дэвид. Страница 5

Даже Элиссе он не сказал, где спрятал свое оружие. Он относился к девочке настороженно, даже слегка побаивался ее. Он никому не верил и полагал, что она может его предать. Ведь Элисса запросто могла сказать отцу, что лук, колчан и стрелы у него кто-то украл.

А деревня принадлежала Вильгельму Кастрингу. Судьба каждого ее жителя находилась в его руках. Казнить или миловать – решал он.

Элиссе запрещалось покидать пределы усадьбы без охраны. Только он знал, что она нарушает отцовский запрет.

Так что при необходимости она вполне могла бы заставить его молчать, пригрозив, что расскажет о черном оружии.

Но такой необходимости не было. Он и без того молчал и разговаривал только с ней. Элисса назвала его другом – и они действительно стали друзьями.

А он стал Конрадом.

Разумеется, так его звала только Элисса, потому что об этом никто больше не знал. Но теперь он и сам стал так себя называть. Она дала ему имя, и его жизнь, словно сдвинувшись с мертвой точки, пошла вперед.

Элисса когда-то придумала себе друга по имени Конрад. Выходило так, что его она тоже придумала, своего второго Конрада.

Но ведь и Элисса родилась во второй раз – если бы не он, ее бы уже не было в живых. Так благодаря друг другу они как будто родились заново.

Поначалу лук был для него великоват, но вскоре он научился с ним обращаться. Каждое утро он стрелял, неделю за неделей, месяц за месяцем, пока не приобрел достаточный опыт.

От частого использования, холода и сырости его первые тренировочные стрелы искривились, их наконечники затупились, оперение истрепалось. Зато пять других, которые он хранил в хлеву, пребывали в прекрасном состоянии. Регулярно наведываясь в хлев, он доставал стрелы, проводил пальцем по древку, металлическому наконечнику и перьям, восхищаясь работой мастера, сумевшего слить все это воедино.

Он протирал колчан маслом, чтобы кожа не загрубела, размышляя о том, из кожи какого животного могли его сделать, смотрел на перекрещенные стрелы и кулак и пытался угадать, что они означают, поскольку эмблема не была гербом рода Кастрингов.

Кожа, из которой был сделан колчан, наверное, принадлежала одному из тех полумифических существ, которые жили на самом Краю Мира. А может, и в соседней долине. Для Конрада это было одинаково далеко.

Как и кинжал, черная кожа колчана и этот таинственный знак были символами неизвестных земель, простиравшихся за лесом, рекой, холмами. При мысли о подобных чудесах ему становилось и весело, и страшно.

Он научился метко стрелять, целясь в стволы и ветки деревьев. Однако они были неподвижными мишенями. Тогда он решил, что ему нужна живая цель. Он попробует силы на обитателях леса.

Лучше всего было бы подстрелить зверочеловека, однако встречаться с ним ему не очень-то хотелось. Он знал, что тогда ему просто невероятно повезло. К чему испытывать судьбу еще раз? Если твари к нему не лезут сами, он также не станет их беспокоить.

Пока у него не было лука, он ставил силки на кроликов, чтобы хоть как-то улучшить свой рацион, поэтому кролик и стал его первой жертвой в искусстве стрельбы из лука. Набравшись опыта, он научился попадать в птиц на деревьях и даже в проворных белок.

А затем он потерял первую из стрел: она застряла где-то на самой верхушке дерева, лезть же на такую высоту он не решился.

Он охотился на мелкую дичь, но если бы попытался жить в диком лесу, то сам превратился бы в дичь для крупных животных, которые обитали в его глухих уголках. Но однажды он подстрелил кабана. Чтобы свалить его, потребовались две стрелы. Но не успел он подойти к зверю, как из чащи выскочили три здоровенных волка и набросились на тушу. Наевшись до отвала, все остальное звери утащили с собой, чтобы, немного передохнув, продолжить пиршество.

Так он потерял еще две стрелы. Но что он мог сделать? Только стоять и смотреть, стараясь, чтобы волки не заметили его самого.

За несколько лет тетива неоднократно рвалась, и он менял ее. Конечно, найти такую же черную струну он не смог. Под конец у него треснул и сам лук. Погоревав, он выкопал для него могилку и закопал в том самом месте, где когда-то впервые встретился с Элиссой.

На следующий день он обнаружил, что могила разрыта – там поработали ночные падальщики, надеясь найти поживу. Ничего съедобного они не нашли, но лук исчез.

Он мог бы вырезать себе другой лук, но как быть со стрелами? Когда сломалась четвертая, у него осталась только одна – не считая тех пяти, что он спрятал в хлеву.

Он не умел делать стрелы, но на помощь пришла Элисса. Хотя новые стрелы не были так хороши, как первые, они позволили ему сохранить припрятанные в хлеву. Честно говоря, он и сам не знал, зачем их прячет, просто ему казалось, что в один прекрасный день они ему понадобятся.

Зима сменяла лето, год проходил за годом. В его жизни почти ничего не менялось. Элисса часто навещала его по утрам. Иногда несколько дней подряд, иногда раз в неделю, иногда раз в месяц. Она говорила, что он ее единственный друг, как и она была для него единственным другом.

Их встречи были единственной радостью в его жизни. Если она не приезжала, он огорчался, и очень печалился, когда наступало время расставаться.

Как-то раз она упомянула о празднике в усадьбе, который отец устраивал в честь какого-то соседа-землевладельца. Конрад рассказал ей, чем его кормит хозяин, и она пришла в ужас.

После этого она всякий раз приносила ему что-нибудь вкусное – деликатесы, каких он отродясь не пробовал: пряное мясо и вкуснейшие пирожные.

– Мне иногда кажется, что еда интересует тебя больше, чем я сама, – подшучивала над ним Элисса.

– Точно, – соглашался он.

В первые минуты встречи он обычно молчал – и ел.

Затем они разговаривали, потому что обоим было не с кем поговорить. Так вместе они и росли. С каждым месяцем Конрад становился выше, превращаясь из мальчика в юношу.

Элисса была высокого для девочки роста, но все же пониже Конрада. По-прежнему оставаясь тоненькой и стройной, она превращалась в девушку.

Когда она была с ним, Конрад уже не заботился о том, чтобы вовремя принести домой хворост, предпочитая подольше побыть с Элиссой и рискуя навлечь на себя гнев хозяина. Иногда он вообще забывал про хворост.

Однажды, когда хозяин в очередной раз хлестал его за то, что он вернулся с пустыми руками, Конрад заметил в его глазах новое выражение; раньше в них читалась только ненависть, теперь же появилось нечто иное – страх.

До сих пор Конрад боялся своего хозяина. Теперь этот страх исчез. Кнут Бранденхаймера по-прежнему частенько прохаживался по широкой спине Конрада, но он на это почти не реагировал – наказание превратилось для него в привычную бессмысленную процедуру.

Теперь Конрад знал, что вечно так продолжаться не будет. Таким было его прошлое, но не будущее.

Он был уверен: что-то непременно должно произойти. Может быть, не так скоро, не в этом году и даже не в следующем, но произойдет обязательно.

– Я спросила о тебе у отца, – сказала Элисса. Она всегда надевала накидку, независимо от времени года. Обычно она расстилала ее на земле, чтобы не запачкать одежду. Конрада же грязь и сырость никогда не беспокоили.

Стоял месяц воргехайм, середина лета, они только что искупались в реке и грелись на утреннем солнце.

Свой лук, который Конрад сработал сам с помощью кинжала, он положил рядом. Секунда – и он будет у него в руках, еще одна – и стрела ляжет на туго натянутую тетиву. Впрочем, летом зверолюди нападали редко; последний раз он видел этих тварей уже несколько месяцев назад.

Конрад смотрел, как Элисса расчесывает волосы; они стали длиннее, а она – старше.

– Что спросила? – с непонятной тревогой поинтересовался он.

– О твоем происхождении, – ответила она.

Внезапно у него забилось сердце, словно он увидел хищника, подкрадывающегося к ним. Схватив кинжал, он крепко сжал рукоять.

Она взглянула на него и улыбнулась. Это была одна из ее недобрых улыбок. Характер Элиссы вообще не отличался миролюбием. Она бывала очень капризной, ее настроение могло резко меняться, причем без видимых причин. Иногда, переехав через мост, она внезапно поворачивала лошадь и молча уезжала; иногда не привозила еду и даже не удосуживалась объяснить причину этого; иногда за все время, пока они были вместе, она произносила от силы одно-два слова.