Порождение тьмы - Ферринг Дэвид. Страница 10

На другом полюсе находились существа низшего порядка, ни люди, ни звери; они одевались в лохмотья и пользовались тем оружием, которое сумели добыть. Между этими двумя полюсами находилась большая часть воинства Кастринга; они не были людьми, не были животными, представляя собой некую комбинацию того и другого.

Именно с такими существами Конрад чаще всего сталкивался во время службы на границе: с теми, у кого руки заканчивались клинком или топором, кто имел множество глаз, ушей или ртов; у кого лицо было расположено посреди груди; кто был наполовину насекомым с огромными клешнями или наполовину птицей с огромными крыльями. Некоторые были наполовину рептилией, и их кожа была покрыта чешуей; у других была голова зверя и тело человека или голова человека на теле животного.

Основной мастью этих тварей было сочетание красного и черного – цветов крови и смерти; их шерсть, перья, плавники, кожа, раковина или шкура были покрыты полосами, полосками и пятнами всевозможных сочетаний этих цветов. У многих из них глаза не имели зрачков и были совершенно белыми, и все же твари прекрасно видели.

Всех их объединял один символ, одна эмблема была на их стягах и щите Кастринга, и она же была выжжена на лбу Шёлк – зловещий знак Кхорна, Кровавого бога.

Кхорн, один из четырех величайших богов Хаоса.

Его рунический знак означал смерть, словно это была подпись самого Охотника за душами.

Шёлк поклялась служить своему божеству и выжгла на своем лице его знак. Многие из его почитателей носили на голове рога, изогнутые, как знак Кхорна.

Каждая смерть свершалась во славу Кхорна, и умирали не только его враги. Когда бог требовал жертв, ими становились сами монстры – как это случилось, когда Шёлк убила Атлас.

Для почитателей Кхорна любой человек и монстр являлся потенциальной жертвой. У них не было друзей и не было союзников, а были только будущие жертвы. С каждым днем становилось все очевиднее, что скоро наступит черед Конрада. Но пока этого не случилось, каждый прожитый день он мог считать своей маленькой победой.

Проходили дни, недели, пока, наконец, армия чудовищ не покинула территорию Кислева и не пересекла границу Империи. Каждая миля их пути была отмечена смертью невинных жертв, а иногда и случайных союзников.

Конрад жил одной мыслью: только бы монстры нашли себе иную жертву, кого-нибудь другого, не его, чтобы он прожил еще один день. Он должен жить, чтобы добраться до Шёлк и Кастринга. Только это поддерживало в нем силы, только это заставляло делать следующий шаг.

Он стал меньше думать о Кристен. Он даже начал ее забывать. Они были вместе меньше года, и когда он пытался ее вспомнить, то почему-то видел Элиссу. Он не хотел вспоминать о Кристен и потому, что чувствовал себя предателем. Не уйди он тогда вместе с Вольфом и Анвилой, Кристен, может быть, была бы жива. Но она, скорее всего, умерла. Он очень надеялся, что это так, ибо монстры захватывали пленных только ради того, чтобы мучить, пытать и убивать их.

Но сам он еще ни разу не почувствовал смертельной опасности. Словно все ужасы, которые происходили на его глазах, не имели к нему никакого отношения, словно он был сторонним наблюдателем всему, что происходило вокруг. Даже когда его наказывали, он мало обращал на это внимания. Его тело испытывало боль, но сознание было далеко. Он чувствовал, что просто движется в том же направлении, что и кровавое воинство Кхорна. Они шли в одну и ту же сторону, только и всего.

Конечно, он знал, что так долго продолжаться не может, – что-нибудь обязательно случится. Когда смерть заглянет ему в лицо, как и обещал Кастринг, мир вновь станет реальным. Либо это, либо он выйдет из транса каким-нибудь другим образом. Каким, он и сам не знал, но это непременно должно случиться.

Почему Кастринг до сих пор его не убил? Возможно, видя страдания Конрада, он получал от этого мрачное удовольствие. Возможно, его убьют в Ферлангене, городе, который Кастринг считал своей родиной.

– Я вижу, ты опытный воин, – сказал он как-то вечером, усаживаясь напротив Конрада и его хвостатой конвоирши.

Дева кидала Конраду кусочки пищи. Его руки были связаны за спиной, и еду приходилось подбирать с земли. Пытка слабая, но Кастринг и кровавая девица получали от нее немалое удовольствие.

– Ты убил очень многих, – продолжал Кастринг, – поэтому твоя смерть приобретает ценность гораздо большую, чем смерть тех, кто никого не убивал и не проливал ничьей крови. Ты слишком дорогая жертва, чтобы тратить тебя по пустякам. Думаю, что твою кончину я приберегу для какого-нибудь особо важного случая.

Шёлк стала лить на землю тонкую струйку воды, и Конрад торопливо принялся пить. Кастринг что-то сказал ей, и она, внезапно наступив ногой на голову Конрада и прижав ее к земле, приставила к его горлу нож.

– А может, и нет, – добавил Кастринг.

Через несколько секунд он отдал еще одну команду, и Шёлк сняла ногу с головы пленника.

Кастринг наслаждался. Он наслаждался видом воина, превратившегося в раба женщины. Конрад же чувствовал только ненависть, которая росла с каждым днем. Это была холодная, глубокая ненависть.

В первую ночь плена Шёлк и Атлас были сильнее, поскольку он очень устал и ослаб. Теперь он легко расправился бы с обеими, но, на его счастье, осталась лишь одна Шёлк.

Он знал, что в любую минуту может ее убить – он может убить даже Кастринга. Но потом он вспоминал о том, как мало еще сделал за свою жизнь и как много ему еще нужно сделать и что смерть его мучителей не может стоить его собственной смерти. Нет, еще рано.

Только однажды Шёлк оставила его в одиночестве – когда ушла, чтобы принять участие в своем отвратительном ритуале. Но вскоре вернулась, вся покрытая кровью, возбужденная видом мучений и смерти невинных жертв. Несмотря на прекрасную наружность, дева больше походила на животное, чем на человека. Особенно мерзки были ее хвост и раздвоенный язык.

– А может быть, ты присоединишься к нам, – сказал в другой раз Кастринг. В тот день он был в хорошем настроении. Отряд монстров столкнулся с дорожным патрулем и уничтожил его. – Мы всегда рады хорошему человеку. Хотя тебе вовсе не обязательно быть хорошим, и тем более человеком…

Конрад вздрогнул, но продолжал молча смотреть на Кастринга, словно задумавшись над этим предложением. Это поможет ему протянуть еще один день.

– А что мне нужно будет делать? – спросил он.

– Убивать. Ты ведь этим уже занимался. Но теперь ты будешь убивать во имя великого Кхорна. Ты же наемник, я знаю. Поэтому ты и служил в Кислеве. Ты убивал за деньги. Но разве не лучше убивать ради священной цели, во славу величайшего из богов?

Нет, он убивал не за деньги. За службу на границе он получал гроши, он служил не за деньги. Он убивал не ради убийства, а чтобы защищать границу от таких, как Кастринг…

А теперь он находится среди этих тварей и чувствует себя предателем. Он предал свою расу, расу людей, предал их тем, что оставался жив, когда все погибали.

Армия Кастринга тем временем прокладывала огненный след к Остланду, первой провинции, расположенной на границе с Империей. Они не пытались скрывать свое присутствие, а потому встречали все более ожесточенное сопротивление.

Конрад старался понять, что происходит. Была ли то часть общего плана, согласно которому мародеры Кастринга, отвлекая на себя часть войск Империи, облегчали проход главной силе, которая должна была ударить где-нибудь в другом месте? Впрочем, разве можно было ожидать от кровожадных тварей какой-то четко продуманной стратегии? Кастринг производил впечатление человека хитрого и расчетливого, однако он мало чем отличался от монстров, которыми командовал. Он жаждал только крови, смерти и разрушения.

– Кого я должен буду убить? – спросил Конрад, заранее зная ответ.

– У нас тут имеется несколько пленников, – ответил Кастринг. – Я думаю, тебе стоит их посмотреть. Выберешь кого-нибудь, кого захочешь принести в жертву нашему великому господину и повелителю.