Порождение тьмы - Ферринг Дэвид. Страница 15

Сквозь узкую прорезь забрала он видел, что начинает светать. Значит, начинается новый день, и скоро мир оживет, и вместе с ним оживут люди и нелюдь, и наступит время сражений, время убийств, время смерти.

Впереди он увидел то, что искал.

Так происходило чаще всего. Ему, в общем-то, не нужно было разыскивать противника, обычно тот находил его сам, отвечая на брошенный вызов. На эту закованную в серебряные латы фигуру он обратил внимания не больше, чем на остальных; не обратил он особого внимания и на ее слова.

После стольких дней одиночества все казались ему на одно лицо.

Странным в этой фигуре было лишь то, что, несмотря на рыцарские доспехи, она не сидела на коне. Существо стояло на небольшой прогалине между двумя рядами деревьев, держа в одной руке меч, а в другой – огромный овальный щит. Бронзовый воин вытащил меч, и сразу его конь перешел в галоп, неся своего седока к новой жертве.

Но вдруг, когда до серебряной фигуры оставалось еще довольно далеко, конь споткнулся и замедлил бег.

Такого с ним еще не случалось; что-то здесь было не так. Вскоре конь начал вновь набирать скорость, только ноги словно перестали его слушаться. Затем конь рванулся вперед с такой силой, что всадника отбросило в седле назад, и ему пришлось вцепиться в поводья и покрепче сжать ноги, чтобы удержать жеребца. Раньше такого не случалось.

Фигура в доспехах стояла не шевелясь и даже не пыталась защищаться.

Бронзовый рыцарь подъехал еще ближе, и вновь его конь замедлил бег, едва переступая заплетающимися ногами, затем словно некая сила потащила его в сторону, и всаднику вновь пришлось обуздывать жеребца.

Серебряное существо можно было прикончить одним ударом, и воин уже занес над ним свой бронзовый меч, как вдруг…

Рука перестала его слушаться. Он напрягал мышцы, но доспехи, в которые она была закована, словно окаменели. И вдруг лошадь под ним зашаталась и рухнула на землю, а сам он покатился по земле.

Бронзовый рыцарь подкатился к ногам существа в серебряных доспехах. Щель в забрале позволяла ему видеть только крошечный кусочек неба и своего коня, лежавшего рядом.

И тут он понял, что освободился от него, освободился впервые с тех пор, как… он уже не помнил, с каких пор.

Он вообще мало что помнил. Ему давно уже казалось, что он сам, его конь и его доспехи были одним целым всегда. Он плохо помнил, кем был раньше, и не мог вспомнить ничего из своей прошлой жизни.

Его окружили маленькие коренастые фигурки и стали внимательно рассматривать – и его самого, и упавшую лошадь. «Люди, – подумал он, – я ведь тоже когда-то был человеком». Но это были не люди. Приглядевшись получше, он вспомнил, что это за существа. Это были дварфы, четверо дварфов.

Они шумно переговаривались и, хрипло смеясь, с чем-то поздравляли друг друга. Внезапно он уловил одно знакомое слово, затем другое. Прежде он немного умел говорить на языке дварфов и теперь начал мучительно вспоминать слова.

– Ну, что я вам говорил? – сказал один голос.

Эту фразу он понял прекрасно, поскольку ее произнес человек – и на языке, который когда-то был его родным. Забрало не позволяло ему увидеть говорившего.

– Мои современники не желают покидать библиотеки, чтобы увидеть реальный мир. Они без конца готовы повторять только то, что стало известно уже много веков назад. Какое же это будущее? Ха! Будущее! Они все давно в прошлом, а будущее – вот оно. Я и есть будущее!

Говоривший, наконец, повернулся так, что его стало видно. Это и была фигура в серебряных доспехах.

– Помогите мне снять этот дурацкий наряд, – приказал он, и оба дварфа помогли ему освободиться от доспехов.

Они были ему велики и явно делали его больше, чем он был на самом деле. Это был человек среднего роста, но в компании дварфов он казался даже высоким. Его черные, тронутые сединой волосы спускались до самого пояса; столь же длинной была и борода.

У дварфов тоже были длинные бороды и волосы, только всех оттенков рыжего и без седины. Они походили на сплюснутых человечков: плотное, приземистое туловище, короткие и толстые руки и ноги, короткие пальцы, приплюснутые носы и глубоко посаженные глаза. Дварфы были подпоясаны ремнями, к которым они цепляли свое оружие и инструменты.

Седовласый внимательно разглядывал упавшего рыцаря, а тот мог только беспомощно таращиться, отчаянно желая, чтобы с него вот так же слетели доспехи. Но бронзовые латы прочно держали его в плену, и он по-прежнему не мог пошевелиться.

– Так, посмотрим, что тут у нас такое, – сказал человек и направился к упавшему коню.

– Вы уверены, что это безопасно, хозяин? – спросил один из дварфов.

– Безопасно? При чем тут безопасность? Если тебе нужна безопасность, поищи другую работу. Жизнь – это постоянный риск, поэтому мы и будем рисковать.

– Мы и так зашли слишком далеко, Устнар, – сказал другой дварф. – Назад пути уже нет.

– Точно, – согласился третий. – Подумаешь, одной дрянью больше, одной меньше, какая разница?

Он засмеялся и направился к лошади, на ходу натягивая перчатки и вытаскивая из-за пояса маленький ломик.

Четвертый дварф последовал за ними, приготовив зубило и молоток, и вскоре дварфы застучали по конским доспехам, стараясь разделить их на части.

Всадник увидел, что доспехи медленно приподнимаются, но тут дварфы обступили коня и закрыли его собой. Наконец они отошли в сторону.

На земле лежал скелет. От коня не осталось ничего, кроме белых костей. Через несколько минут исчезли и кости, рассыпавшись в прах.

– А сколько понадобится времени, чтобы такое произошло и с нами, хозяин? – спросил дварф, которого звали Устнар.

– Чем скорее это с тобой случится, – ответил ему другой, – тем лучше!

От злости Устнар взмахнул молотком, потом в ярости пнул последнюю из костей. Вверх поднялось облачко пыли.

– Вот так мы все и закончим, – сказал он. – Только я не слишком тороплюсь.

– Со всадником то же самое, – сказал человек. – Снимите с его костей доспехи, соберите мой аппарат, потом все погрузим в фургон и уберемся отсюда.

Один из дварфов подошел к нему и вставил зубило между кольчугой и шлемом. «Так нужно убивать вооруженного рыцаря», – вспомнил Конрад; он и сам такое проделывал. Можно просунуть зубило, а можно и меч, разница невелика. Конец всегда один – смерть.

Он снова попытался пошевелиться, заговорить, подать хоть какой-то сигнал, чтобы они поняли, что он жив, что он пленник доспехов. Впрочем, какой в этом смысл? Даже если они увидят, что он жив, его все равно убьют.

Дварф занес молоток, чтобы ударить как следует, – и вдруг остановился. Опустив молоток, он встал на колени и наклонился к забралу – его взгляд встретился со взглядом всадника. Дварф нахмурился.

– Эй, хозяин, мне кажется, вам следует кое на что посмотреть, – сказал он.

– Что там такое?

– Мне кажется, он жив. Я видел его глаза.

Над ним склонилось еще одно лицо, человеческое, с крючковатым носом. Светлые глаза внимательно всматривались в щель забрала.

– Кажется, ты прав, – сказал человек спустя несколько секунд. – Давайте посмотрим.

Появился Устнар и, оттолкнув плечом первого дварфа, склонился над всадником.

– Ничего не видно.

– Глаза, – сказал человек. – Есть такая вещь, как глаза. Если ты меня понимаешь, закрой глаза.

Конрад закрыл.

– Теперь открой.

Конрад открыл.

– Это ничего не доказывает, – сказал Устнар. – Что бы ни находилось в шлеме, оно не живое. Это одна из тварей Хаоса. Ее нужно уничтожить.

– Сейчас оно неопасно, – сказал человек. – Интересно, можно его оттуда вытащить?

– Нет, хозяин! Не надо. Лучше убить!

Устнар уже занес над шлемом молоток, но человек оттолкнул его, продолжая вглядываться в щель забрала.

– Интересно, – тихо сказал он, словно рассуждая сам с собой, – очень интересно. Да, думаю, мы возьмем с собой этот экземпляр. – Он улыбнулся. – Отличный трофей! Положите его в фургон.

– Хозяин! – снова попытался возразить Устнар.