Зигмунд Фрейд - Феррис Пол. Страница 6

Личная жизнь Якоба остается загадкой. Была ли Салли жива, и растила ли она детей в Тизменице? Возвращался ли Якоб каждую осень домой с подарками и рассказами-небылицами о своих путешествиях? Как бы то ни было, в середине века его жизнь коренным образом изменилась, как и жизнь многих других людей. В 1848 году по Европе прошли давно предвиденные революции и повлекли за собой реформы. Австрия уже пережила немало неприятных дней во время крестьянского бунта в Галиции в 1846 году. Теперь революция захлестнула и Вену, а в октябре имперский суд и правительство бежали из столицы. Через три недели они вернулись и казнили бунтовщиков; но все-таки стали немного покладистее.

Австрия начала двигаться к индустриальному обществу, и побочным продуктом этого изменения стало улучшение положения евреев. В 1848 году Якобу все еще нужно было подавать новое заявление на то, чтобы провести некоторое время во Фрейбурге, но четыре года спустя он переехал туда на постоянное жительство. С ним поехали его сыновья Эммануил (уже к тому времени женатый) и Филипп, а также (и это очень странно) жена Ребекка. Это остается загадкой: умерла ли Салли? Существовала ли эта Ребекка, или просто имена перепутали? Что ж, в любом случае к 1855 году и Салли, и Ребекка (если она была) уже были мертвы (или разведены), а Якоб, записанный вдовцом с 1852 года, летом этого года снова женился, на этот раз в Вене.

Якобу было сорок лет, и он вот-вот должен был стать дедом первого ребенка Эммануила. Его невесте было девятнадцать. Это была хорошенькая галицийская еврейка по имени Амалия Натансон, которая жила в Вене с родителями. Натансоны, должно быть, считали Якоба состоятельным, иначе они не выдали бы ее за человека его возраста. Видимо, Якоб обладал чрезвычайно представительной внешностью, раз он смог произвести на них благоприятное впечатление. Возможно, впоследствии им пришлось разочароваться.

Их обвенчал раввин-реформист. Муж Амалии, который взял ее с собой во Фрейбург, уже становился, если еще не стал, эмансипированным евреем, стремившимся жить на западе и вести западный образ жизни. Этот стройный светловолосый человек наконец начинает преуспевать. Кафтан — длинный жакет с поясом, традиционная одежда евреев в Галиции, — сменяется европейским костюмом. Идиш уступает место немецкому. Натансоны, которые, несомненно, оказались прекрасной поддержкой для бизнеса Фрейда, жили в самой Вене. Якоб начинает новую жизнь с женщиной моложе своих сыновей, и у него появляется вторая семья.

Якоб и Амалия снимали комнату над кузницей. Этот дом все еще стоит. Амалия сразу же забеременела, и 6 мая 1856 года родился ребенок-мальчик, покрытый темными волосами, в «сорочке», приставшей к голове. По поверью это означало, что ему не суждено утонуть. Неделю спустя ему сделали обрезание и дали два имени: Соломон (в честь отца Якоба) и Сигизмунд (по неизвестной причине). Выбор второго имени нельзя назвать удачным — именно оно фигурировало в большинстве немецких анекдотов про евреев. Мать Фрейда называла его Зиги. Когда ему исполнилось шестнадцать, он сменил имя Сигизмунд на более «приличное» — Зигмунд.

Амалия была женщиной с сильной волей и тяжелым характером. Эту настоящую галичанку один из внуков, сын Фрейда Мартин «Мартин Фрейд, который закончил жизнь в качестве англичанина и владел табачным магазином напротив Британского музея, плохо отзывался о галицийских евреях, „особой расе“, „совершенно отличавшейся от евреев, которые жили на западе на протяжении нескольких поколений“. Этот расизм живет и по сей день. Один из немногих психоаналитиков, все еще работающих в Вене, сказал мне с полной уверенностью, что „торговцы“ звучит слишком сильно для Якоба Фрейда и Сискинда Хофмана. Это были „Ostjuden“, восточные евреи, а значит, оборванцы.», впоследствии назвал «торнадо». В ней было «мало изящества и совсем не было манер». На фотографиях ее муж кажется мягким, а она почти жестокой — у нее мелкие черты лица, глаза глубоко посажены. Она родилась в Броди, дальше к востоку, чем Тизмениц, а молодость частично провела в Одессе на Черном море. На протяжении всей своей долгой жизни она продолжала говорить на идише и ломаном немецком.

Самыми ранними воспоминаниями первенца Амалии, ее «золотого Зиги», были искры, летающие над узкой лестницей в доме Заджика, кузнеца. Восемь месяцев спустя после рождения Зигмунда Амалия снова забеременела, и в октябре 1857 года у нее родился второй сын, Юлиус. Зигмунд ревновал мать к нему, и смерть Юлиуса полгода спустя вызвала в нем раскаяние, которое постоянно проявлялось впоследствии в его снах. В этом отношении детство Фрейда было необычным: он утверждал, что помнит о нем больше, чем большинство людей.

«Детская амнезия», явление, до сих пор не получившее удовлетворительного объяснения, — это исчезновение памяти практически обо всем, что происходило с человеком до пяти-шести лет. Очень немногие взрослые могут вспомнить хотя бы столько моментов из раннего детства, сколько хватило бы на полчаса реальной жизни. Фрейда очень интересовала эта «странная загадка», и он пытался преодолеть собственную амнезию, надеясь, что это поможет ему больше узнать о своей природе, а значит, и природе всех остальных людей. Самым многообещающим источником представлялись сны — если их должным образом истолковывать. Любые воспоминания не возвращаются в готовом виде (если это так, то они обманчивы). Их нужно восстанавливать. Фрейд считал, что эту пустоту можно заполнить и что именно он в состоянии это сделать. Специалисты сомневаются в том, что Фрейд действительно мог узнавать о раннем детстве пациентов. Но, без сомнения, он очень стремился завоевать эту таинственную территорию.

Еще до того, как сын умер, Амалия забеременела в третий раз. У Фрейдов была служанка "или сиделка — точно неизвестно), которую, видимо, звали Рези. Фрейд в своих воспоминаниях называл ее «няней». Она «очень много рассказывала мне о всемогущем Господе и аде», так что, вероятно, она была католичкой. Когда Фрейд подрос, мать сказала ему: «Та женщина постоянно стремилась завлечь тебя в какую-то церковь». То, что эта служанка не была еврейкой, им, очевидно, не мешало. Возможно, она работала только для Фрейдов или же помогала и Эммануилу с женой, которые жили неподалеку. У тех уже было двое детей: Джон, который был всего на пару месяцев старше дяди Сигизмунда, и Полина, немного младше его. Возможно, Рези была и кормилицей Зигмунда, и няней детей Эммануила, а женщины семейства помогали мужчинам в подвале, магазине или где-то еще.

Сорок лет спустя, пытаясь восстановить в памяти события тех лет, Фрейд заключил на основании нескольких снов, что эта служанка была «моей наставницей в области секса», но не объяснил, что он имеет в виду.

Детская сексуальность занимала центральное место в его теории, и поэтому исследователи стремятся найти ее следы в биографии самого Фрейда. Возможно, он видел, как его родители занимаются сексом в однокомнатном жилье. Фрейд, впрочем, никогда не упоминал об этом, но как психоаналитик очень интересовался «первичной сценой», фантазией, которую, как утверждают, младенец выстраивает вокруг занятий взрослых в кровати, которые он воспринимает очень нечетко. Знаменитый анализ Сержа Панкеева, Волчьего Человека, включает в себя реальный или вымышленный эпизод, когда пациент видел совокупляющихся родителей в возрасте восемнадцати месяцев. Панкеев этого не помнил, да и маловероятно, что его родители, богатые русские, держали кроватку малыша в своей спальне. Фрейд утверждал, что это было, опираясь на толкование сна о вояках. А может его собственные воспоминания о комнате над кузницей проникли в анализ?

Психология того времени отнюдь не изобиловала сведениями, по которым можно было ориентироваться. Фрейд полагался на собственную интуицию и убедил себя, что полученные результаты универсальны. Иногда это подтверждалось.

Он часто вспоминал жизнь во Фрейбурге. Ему приснилось, что служанка воровала, и мать подтвердила это. Он вспомнил день, когда он играл на лугу одуванчиков с Джоном и Полиной. Мальчишки-хулиганы украли цветы у племянницы, но, как казалось Фрейду, его память скрывает что-то и менее невинное. Он приписал это воспоминание безымянному пациенту в своей работе «Покрывающие воспоминания», написанной в 1899 году. Запретные фантазии об изнасиловании и первой брачной ночи, скрытые в подсознании, «ускользают в детские воспоминания», воспоминания об играх на цветочном лугу, и тем самым становятся приемлемыми. Этим пациентом был сам Фрейд, как выяснил после его смерти догадливый последователь Зигфрид Бернфельд.