Адольф Гитлер (Том 2) - Фест Иоахим К.. Страница 77
Вопреки этим успокаивающим заверениям каждая из пяти статей закона разбивала один за другим «основополагающие компоненты немецкой конституции» [430]. Согласно первой статье законодательная функция переходила от рейхстага к имперскому правительству, статья вторая расширяла полномочия правительства до возможности изменения конституции, статья третья передавала право подготовки законов от рейхспрезидента рейхсканцлеру, четвёртая распространяла сферу применения закона на определённые договоры с иностранными государствами, в то время как заключительная статья ограничивала срок действия закона четырьмя годами и связывала его с существованием нынешнего правительства. С опять же характерным для него изменением тона Гитлер завершил речь вызовом своим противникам:
«Поскольку правительство располагает явным большинством, число случаев, когда в силу внутренней необходимости потребуется использовать закон, будет само по себе ограниченным. Ввиду этого правительство национального возрождения тем более настаивает на принятии закона. Оно предпочитает в любом случае чёткое решение. Оно предоставляет партиям рейхстага возможность спокойного развития Германии и намечающегося на этой основе в будущем взаимопонимания, но оно столь же исполнено решимости и готово ответить на выражение неприятия и тем самым на предупреждение о сопротивлении. Теперь решайте сами, господа депутаты, быть миру или войне». [431]
Овации, зал стоя поёт «Германия, Германия превыше всего» – на этой ноте оканчивается речь Гитлера, что символически предвещало, какими станут будущие функции парламента. В атмосфере, которая благодаря расставленным повсюду караулам СА и СС напоминала скорее осадное положение, фракции удалились на трехчасовой перерыв совещаться. Перед зданием молодчики Гитлера в форме начали скандировать хором: «Мы требуем закона о чрезвычайных полномочиях – иначе клочья полетят!» [432]
Теперь все зависело от поведения партии Центра, её согласие должно было обеспечить правительству необходимое для изменения конституции большинство. На состоявшихся до того переговорах с лидером партии д-ром Каасом Гитлер сделал различные заверения, которые касались прежде всего конкордата и в конце концов «в качестве благодарности за благоприятное голосование партии Центра» подготовить письмо, «касающееся отмены тех частей принятого после пожара рейхстага декрета, которые нарушали гражданские и политические свободы граждан»; оно должно было также содержать заявление о том, что закон будет применяться только при определённых условиях. Кроме того, Гугенберг и Брюнинг во время беседы вечером 21 марта договорились о том, что согласие партии Центра будет зависеть от принятия статьи, гарантирующей гражданские и политические свободы. Было условлено, что фракция ДНФП должна будет внести сформулированное Брюнингом предложение.
Во время перерыва на совещании Брюнингу, однако, сообщили, что в рядах фракции Немецкой национальной народной партии возникло серьёзное сопротивление плану внесения дополнительной резолюции; внести её проект, как о том договорились, будет невозможно. Фракция партии Центра заколебалась и стала вновь обсуждать свою позицию. В то время как большинство выступало за одобрение предложения правительства, часть членов фракции, прежде всего Брюнинг, страстно выступала против всякой уступчивости, лучше, – крикнул он, – погибнуть со славой, чем опуститься до позорного конца. В конце концов договорились всей фракцией последовать за мнением большинства. Решающую роль сыграли при этом не только традиционное приспособленчество партии и разлагающее воздействие Дня Потсдама, но и отражавшее настрой павших духом людей мнение, что партия не в состоянии воспрепятствовать принятию закона и даже что этот последний, в сочетании с обещанным письмом, ещё действеннее заставит Гитлера соблюдать законность, чем существующие ныне положения.
Правда, письмо Гитлера к концу перерыва для консультаций так ещё и не поступило. По настоянию Брюнинга Каас отправился к Гитлеру и вернулся с заявлением, что письмо якобы уже подписано и направлено министру внутренних дел для передачи дальше и поступит ещё во время голосования; Каас добавил: «Если бы я когда-либо поверил Гитлеру, то именно в этот раз, судя по его самому убедительному тону».
Тем временем на трибуну в глубоком молчании, в котором издали доносилось угрожающее скандирование СА и СС, поднялся председатель СДПГ Отто Вельс. В своём последнем публичном выступлении, выразившем верность демократии, он обосновал отрицательную позицию своей фракции. И социал-демократия постоянно выступала за внешнеполитическое равноправие Германии и против любой попытки противников принизить её честь. Быть беззащитным, заявил он, не значит быть бесчестным. Это справедливо в отношении как внешней, так и внутренней политики. Выборы дали правительственным партиям большинство и тем самым возможность управлять в соответствии с конституцией, когда существует такая возможность, то именно так и полагается действовать. Критика, говорил он, обладает целительной силой, её преследование ничего не даёт. Он завершил свою речь обращением к правовому сознанию народа и приветствием преследуемым и друзьям.
Этот соблюдающий чувство меры, по форме вполне достойный отказ привёл Гитлера в состояние крайнего раздражения. Резко оттолкнув в сторону Папена, который напрасно пытался удержать его, он во второй раз поднялся на трибуну. Показывая рукой на только что выступившего оратора, он начал: «Поздно вы спохватились! Прекрасные теории, которые вы, господин депутат, только что изложили здесь, сообщены мировой истории немного позже, чем надо». С нарастающим возбуждением он отрицал какое-либо право социал-демократии считать себя частью единого национального целого в вопросах внешней политики, существование у неё чувства национальной чести, чувства законности и продолжил свою тираду, накал которой возрастал с каждой волной бурных аплодисментов:
«Вы говорите о преследованиях. Я думаю, лишь немногие из наших представителей здесь не испытали на себе преследований с вашей стороны, не побывав в тюрьме… Вы, кажется, совсем забыли, как с нас годами срывали рубашки, потому что вам не подходил их цвет… Мы выросли на ваших преследованиях!
Вы говорите далее, что критика оказывает целительное воздействие. Конечно, кто любит Германию, пусть критикует нас, но тот, кто поклоняется Интернационалу, нас критиковать не вправе! И в этих вещах истина доходит до вас, господин депутат, с изрядным опозданием. Целительность критики вам следовало бы осознать в то время, когда мы были в оппозиции… Тогда запреты нашей печати шли один за другим, годами запрещались наши собрания! А теперь вы говорите: критика исцеляет!»
Когда в этом месте зазвучали громкие протесты социал-демократов, зазвенел колокольчик председателя, и Геринг прокричал через стихающий гам: «Нечего шуметь – слушайте, что вам говорят!» Гитлер продолжил:
«Вы говорите: „Вы хотите теперь лишить рейхстаг реального влияния, чтобы продолжить революцию“. Господа, в таком случае нам незачем было бы вносить здесь наш законопроект. У нас, видит Бог, хватило бы мужества схватиться с вами и по-другому!
Вы говорите, что и мы не можем не считаться с социал-демократией, потому что она первой завоевала места здесь для народа, людей труда, а не только для баронов и графов. Во всём вы, господин депутат, опоздали! Что же вы не растолковали эти ваши убеждения своему другу Гжезинскому и другим вашим приятелям – Брауну и Зеверингу, которые годами попрекали меня тем, что я подмастерье маляра! Вы годами утверждали это на своих плакатах. (Реплика Геринга: «Ну, теперь канцлер даст жару!») И, наконец, меня грозили выгнать из Германии плёткой для собак.
Отныне мы, национал-социалисты, откроем немецкому рабочему дорогу к тому, что он вправе требовать. Мы, национал-социалисты, будем выразителями его интересов. Вы, мои господа, больше не нужны… И не путайте нас с буржуазным миром. Вы считаете, что ваша звезда опять может взойти! Взойдёт, господа, звезда Германии, а ваша закатится… Прогнившее, старое и дряхлое в народной жизни исчезнет и больше никогда не вернётся».
430
Heiden K. Geburt, S. 147.
431
Речь опубликована в кн.: Domarus M. Op. cit. S. 229.
432
Severing C. Op. cit. Bd. II, S. 385. О рассказанной ниже, в действительности же более запутанной истории с письмом см.: Bruening H. Op. cit. S. 655 ff., а также: его же. Ein Brief. In: Deutsche Rundschau, 1948, S. 15.