Адольф Гитлер (Том 3) - Фест Иоахим К.. Страница 74

До сего дня так и остается невыясненным, когда же было принято Гитлером «окончательное решение», поскольку соответствующих документов не существует. Но по всей видимости, он раньше, чем даже его ближайшее окружение, понял такие слова как «устранение» или «искоренение» не только как метафоры, но и как акт физического уничтожения, потому что мысли не пробуждали у него страхов: «И здесь, – писал Геббельс, не скрывая своего восхищения, – фюрер тоже непоколебимый поборник и сторонник радикального решения». Еще в начале тридцатых годов Гитлер в узком кругу выдвигал требование о выработке «техники депопуляции» и подчеркивал при этом, что имеет в виду ликвидацию целых народов: «Природа жестока, поэтому мы должны быть такими же. Если я пошлю цвет немецкой нации в стальную грозу грядущей войны, не испытывая даже малейшего сожаления о проливающейся драгоценной немецкой крови, то разве не будет у меня права ликвидировать миллионы представителей неполноценной, размножающейся подобно насекомым расы» [538]. Даже примененный впервые в декабре 1941 года в старом уединенном замке в лесу под Кульмхофом метод уничтожения жертв отравляющим газом следует отнести на счет собственного опыта Гитлера в первую мировую войну; во всяком случае, в «Майн кампф» есть пассаж с его сетованиями насчет того, что хорошо было бы тогда «двенадцать или пятнадцать тысяч этих еврейских совратителей народа подержать вот так под отравляющими газами», как это испытали на фронте сотни тысяч немецких солдат [539]. Но в любом случае «окончательное решение», когда бы ни было оно принято, не имело ничего общего с обострением военной обстановки. И значило бы грубейшим образом исказить всю суть целеустремлений Гитлера, интерпретируя бойню на Востоке как выражение его возраставшей злости на ход войны, как акт мести старому символическому врагу; скорее, она объяснялась неумолимой последовательностью гитлеровского мышления и была с этой точки зрения просто неизбежной. Обсуждавшийся одно время в Главном управлении СС по делам расы и переселений, а также в Министерстве иностранных дел план по превращению острова Мадагаскар в своего рода гетто для примерно пятнадцати миллионов евреев противоречил намерениям Гитлера в самом решающем пункте. Ибо коль скоро еврейство действительно, как он постоянно заявлял и писал, было главным носителем инфекции великой болезни мира, то не имело смысла создавать для него какую-то резервацию, а следовало уничтожить его как биологическую субстанцию.

Уже в конце 1939 года прошли первые депортации в гетто генерал-губернаторства, но конкретное решение Гитлера о массовых истреблениях было принято, очевидно, в период активной подготовки к походу на Россию. Речь 31 марта 1941 года, познакомившая широкий круг высших офицерских чинов со «спецзадачами» Гиммлера в прифронтовом тылу, представляет собой первое наглядное доказательство наличия плана массовых умерщвлений. Два дня спустя Альфред Розенберг после двухчасовой беседы с Гитлером не без оттенка ужаса поверяет своему дневнику: «То, что я не хочу сегодня записывать, но никогда не забуду». Наконец, 31 июля 1941 года Геринг даст шефу СД Рейнхарду Гейдриху указание о «желательно окончательном решении еврейского вопроса» [540].

Для всех этих событий с самого начала характерно то, что их стремились засекретить. Бесконечные эшелоны, везшие с начала 1942 года систематически учитываемое и сгоняемое вместе еврейское население, шли без указания станций назначения, в сознательно распространявшихся слухах говорилось о вновь построенных, чудесных городах на завоеванном Востоке. Самим «командам смерти» постоянно давались по поводу их действий самые разные оправдательные объяснения, и евреи изображались то инициаторами сопротивления, то носителями эпидемий – кажется, даже идеологическим гвардейцам национал-социализма были не по плечу практические выводы из их собственного мировоззрения. Бросающееся в глаза молчание самого Гитлера только подтверждает это предположение. Потому что за все эти годы не встречаешь – ни в «Застольных беседах», ни в речах, ни в документах или воспоминаниях очевидцев – ни единого конкретного указания на практику истребления [541] [542]; Никто не может сказать, как реагировал Гитлер на донесения «айнзацгрупп», затребовал ли он или видел ли фильмы и фотографии и вмешивался ли в события своими инициативами, похвалой или порицанием. Тому же, кто помнит, что вообще все, что его занимало, он имел обыкновение превращать в громогласные речи и никогда не делал секрета из своего радикализма, своей вульгарности и своей готовности идти на самые крайние меры, такое молчание о главном деле его жизни – спасении мира – покажется еще более странным. Можно строить какие-то предположения по поводу мотивов, которыми он тут руководствовался, – его мания засекречивания всего и вся, остатки буржуазной морали, стремление толковать события абстрактно и не ослаблять аффект наглядностью происходящего, – но все равно смущает сама картина спасителя, скрывающего свое деяние по спасению где-то глубоко в тайниках своего сердца. Из всей руководящей верхушки режима только Генрих Гиммлер присутствовал однажды в конце августа 1942 года при одной массовой экзекуции, да и то почти потерял при этом сознание, а потом бился в истерике [543]. Бюрократия СС изобрела в конечном счете свой собственный эрзац-язык, где фигурировали «выселение», «спецобращение», «чистка», «перемена местожительства» и «естественное сокращение». А в реальности это выглядело так:

«Менникес и я пошли прямо к ямам. Нам никто не мешал. Теперь я слышал звучавшие один за другим в быстрой последовательности выстрелы из-за земляного холма. Сошедшие с грузовиков люди – мужчины, женщины и дети всех возрастов – должны были по требованию эсэсовца, державшего в руке плетку для лошадей или собак, раздеться догола и сложить свою одежду, обувь, верхнее и нижнее белье – все раздельно – в определенных местах. Я видел гору обуви – примерно восемьсот или тысячу пар – , огромные груды белья и одежды. Эти люди раздевались без крика и плача, стояли семейными группами, целовались, прощаясь друг с другом и ожидая знака другого эсэсовца, который стоял у ямы и тоже держал в руке плетку. На протяжении четверти часа, что я стоял у ям, я не слышал никаких стенаний или просьб о пощаде. Я наблюдал за одной семьей, их было человек восемь… Старая женщина с седыми волосами держала на руках годовалого ребенка, что-то ему напевала и щекотала его. Ребенок закатывался от удовольствия. Супружеская пара со слезами на глазах смотрела на него. Отец держал за руку мальчика лет десяти и что-то тихо говорил ему. Мальчик изо всех сил старался сдержать слезы. Отец указывал пальцем на небо, гладил его по голове и, кажется, что-то ему объяснял. Тут эсэсовец у ямы крикнул что-то своему товарищу Тот отделил человек двадцать и велел им идти за холм Семья, о которой я говорил, тоже была в их числе. Я еще отлично помню, как одна девушка, черноволосая и стройная, проходя мимо меня, показала на себя рукой и сказала: «Двадцать три года!» Я обошел холм и оказался перед огромной ямой. В ней вплотную друг к другу лежали люди, так что видны были только их головы. Почти со всех голов на плечи стекала кровь. Часть расстрелянных еще шевелилась. Некоторые поднимали руки и крутили головой, чтобы сказать, что они еще живы… Я оглянулся на того, кто стрелял. Этот человек, эсэсовец, сидел на краю ямы на вынутом грунте, опустив ноги в яму и положив автомат на колени, и курил сигарету. Совершенно нагие люди спускались по земляным ступенькам, вырытым по склону ямы, вниз, перелезали через головы лежащих к тому месту, которое было им указано эсэсовцем. Они ложились впереди убитых или раненых людей, некоторые гладили еще живых и что-то тихо говорили им. Потом я услышал автоматную очередь. Я посмотрел в яму и увидел, как еще вздрагивают тела или уже недвижно лежат головы на лежащих перед ними телах. Из затылков струилась кровь» [544].

вернуться

538

Rauschning H. Gespraeche, S. 129. В связи с замечанием Геббельса см. запись от 27 марта 1942 г. в его дневнике 1942/43 гг.: Goebbels J. Tagebuecher 1942/43. 27 Maerz 1942.

вернуться

539

Hitler A. Mein Kampf, S. 772.

вернуться

540

IMT, Bd. XXVI, S. 266 (Dok. 710-PS). Замечание Розенберга цит. по: Kempner R. M. W. Eichmann und Komplicen, S. 97. К вопросу о конкретной дате принятия так называемого "окончательного решения" см.: Krausnick Н. Judenverfolgung. In: Anatomie des SS-Staates, Bd. II, S. 360 ff. Понятие "окончательное решение" впервые появляется примерно в это же время в одном из распоряжений Главного управления имперской безопасности 20 мая 1941 г., см.: IMT, Dok. NG-3104.

вернуться

541

30 января 1939 г., выступая перед рейхстагом по случаю очередной годовщины прихода к власти, Гитлер совершенно недвусмысленно заявил: «Если международному еврейскому финансовому капиталу в Европе и за ее пределами удастся еще раз столкнуть народы в мировую войну, в таком случае ее итогом будет не большевизация Европы и тем самым победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе». – Примеч. ред.

вернуться

542

Помимо упомянутого намека Розенберга и столь же туманного замечания в дневнике Геббельса имеется лишь высказывание Гитлера в его речи 8 ноября 1942 года, в которой он угрожает евреям "искоренением"; при этом он мрачно добавляет, что его, бывало, "как пророка поднимали на смех". Однако "несть числа тем, кто тогда смеялся, а сегодня уже не смеется, те же, кто еще смеется сейчас, через некоторое время, видимо, перестанут это делать"; см.: Domarus М. Op. cit. S. 1937. О практике засекречивания см. также указание Бормана гауляйтерам: "При публичном обсуждении еврейского вопроса не допускается никакого упоминания о будущем общем решении"; СМ.: ВАК, NS b/vol. 344.

вернуться

543

См. свидетельство обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Бах-Целевски: ND, N0-2653.

вернуться

544

Из показания инженера Германа Фридриха Гребе о массовом расстреле эсэсовцами и украинской милицией около 5 000 евреев 5 октября 1942 г. в Дубно на Украине, см.: IMT, Bd. XXXI, S. 446 ff. (Dok. 2992-PS).